Она что-то хотела сказать, но не стала. Это было явно написано на лице. Блеснуло в глазах, но она подавила это и равнодушно отвернулась. Снова, уставилась в сторону, разглядывая знакомую обстановку спальни. Что угодно, только бы мыслями быть подальше от него. Как-то всё снова накатило. Перевернулось. Заколотилось. До мурашек снаружи и до дрожи внутри.

— Эва, я приехал бы всё равно. Не будь ты беременна, я всё равно бы приехал. Но вряд ли бы стал распинаться в предложениях и тогда. Я просто не умею этого. Упёр бы тебя туда, куда и собираюсь.

Она проклинала себя за свою слабость и чувствительность. Самые безобидные слова вызвали слёзы. Вот сейчас предательская слезинка скатилась по щеке. Она зажмурилась. Но не стёрла. Он стёр. Смахнул её со щеки, склонившись к ней.

— Я ненавижу тебя за то, что ты сделал, — тихо, почти шёпотом сказала она. Я просто ненавижу тебя, Ян… — вымученно договорила.

Она совсем не такая железная, как он. Не может так быстро взять себя в руки и показать свою полную безучастность к происходящему. Вымученно, не скрывая чувств. Вложив всю свою боль и обиду в эти несколько слов. Прерывисто вздохнула и размазала влагу по щеке. Он не обнял её, но она хотела. Он просто приник к ней и уткнулся в щёку, но она так хотела поднять руки и ухватить его за плечи. Но не стала. Сдержала свой порыв. Совсем не хотела отступать так быстро.

— Как ты себя чувствуешь? — она ещё не была готова к такому заботливому тону. Словно он гладил против шерсти. Пробирался внутрь.

И не трогал. И не прикасался. Но как будто прошёлся по телу. Больно. И хотелось оттолкнуть его. Или самой отползти подальше.

— Плохо, — и врать не пришлось. Было действительно плохо. Отвратительно. Она начала раздражаться. Нанервничалась и устала. И сон не помог. Только усугубил ощущения, ослабил собственное «я». Кажется, что она вообще его потеряла, своё «я».

— Что болит? — он продолжал расспросы. Ненавязчиво настаивал. Но в этот раз она была не против.

— Все болит, — проворчала она и откинула голову на подушку.

— Что всё? — голос его был мягким. Пробирало. Пробирало до дрожи. Хотелось ударить, чтобы не поддаться очарованию.

— Всё и всё! — капризно отмахнулась. Не перечислять же что у неё болит и голова, и поясница, и грудь. И кажется даже мозг.

— Когда ты ела в последний раз? — очень терпеливо.

И повода поорать не было.

Ласково. Убийственно.

— Никогда. Сегодня вообще толком не ела, — как только речь зашла о еде, желудок напомнил о себе громким урчанием.

— Это очень плохо, Эви. Очень, — назидательно проговорил он.

— Угу, — кивнула она. — Знаю я… — его было слишком много. Она не справлялась. Хотела бы оставаться равнодушной к каждому слову, но он лез в самую душу. Она так и чувствовала это почти физически.

— Давай, мы соберёмся и поедем ко мне. Грэйс приготовила кучу еды. Я её попросил.

Уговаривал?

Сомнительно, что её мнение будет иметь какое-то значение. Она пошевелилась. Села повыше. Отползла к спинке кровати.

— А кто это, Грэйс? — она посмотрела на него.

Незаметно комната погрузилась в полумрак. Это не мешало ощущать его каждой клеточкой тела.

— Она присматривает за квартирой.

Это невозможно. Стало жарко, и она откинула одеяло.

— Я не ем всё подряд. Просто не могу, — поправила платье. Натянула пониже на колени.

— Я знаю. У неё есть дети, думаю, она справится. Знает, как это бывает. Я сказал, что у тебя сильный токсикоз, — он поднялся с кровати. Она облегчённо вздохнула. Кажется, это получилось слишком громко.

Ну и ладно! Чёрт с тобой!

Только отойди подальше. И не трогай.

— А ты откуда знаешь, что он сильный? — сказала ему в спину. Он подошёл к креслу. Взял пальто. Лениво и медленно.

— Знаю. Просветили, — точно ухмыльнулся.

Убить Альфи!

— Я не хочу никуда ехать. Не хочу никуда собираться. Мне плохо. Я даже с кровати встать не могу, — несмотря на слабость, она готова была вскочить с кровати. Внезапно запаниковала. Здесь они на её территории. Ну почти. А там… А там она останется с ним одна.

— Нет. Здесь ты не останешься.

— Давай завтра. Давай поедем завтра, — может потянуть время? Ну, хоть немного настроиться.

— Эва, не проси. Здесь ты не останешься, а я тем более.

Наконец вытащил из кармана пальто телефон. В его движениях было что-то неестественное. Какая-то принуждённость.

— Ты и Билли с собой привёз?

— Да.

— Зачем?

— А что ему прохлаждаться в Майами?

— Как-то неправильно звучит. В Майами совсем не прохладно. А очень тепло, — в голосе её послышалась мечтательность. Он улыбнулся.

— Тебе здесь холодно… — просто сказал он. Такая странная фраза. Ничего не значащая.

Ян включил бра и снова положил на кровать чемодан. Откинул крышку. Она наблюдала, как он аккуратно сложил туда несколько вещей.

Странно всё это. Было ощущение, что всё это её совершенно не касается. Ощущение нереальности происходящего до сих пор кружило. То охватывало до кончиков пальцев, то отступало, оставляя за собой какой-то внутренний холод, внося душевную смуту, сродни отвращению.

Он порылся во всей этой куче, что выгреб из шкафа и бросил это дело. Встал перед кроватью с сосредоточенным выражением на лице. Засунул руки глубоко в карманы брюк. Эва наблюдала за ним и поневоле расплылась в улыбке. Наверное, ни один его проект не был таким сложным, как «этот».

— Легче разработать проект тридцатиэтажного здания, чем уложить твои вещи в чемодан, — будто прочитав её мысли, проворчал он. — Эва, а тебе нужно всё это барахло?

— В каком смысле?

— Мы все равно на днях уедем. Купим всё, что нужно потом. Незачем тащить всё это с собой. Скажи мне, что конкретно тебе нужно, — она поражалась его спокойствию. Нечеловеческому спокойствию. И говорил он как-то странно.

Равнодушно?

После такого напора равнодушие? Не укладывалось в голове.

— Мне нужен йогурт, — неожиданно сказала она.

Поймав его вопросительный взгляд, пояснила:

— Мне надо хоть что-то поесть. А судя по той скорости, с какой ты укладываешь мой чемодан… Не хочется умереть с голоду.

Он послушно отправился на кухню и вернулся с йогуртом и ложкой. Снял фольгу с пластиковой баночки и подал ей.

— Держи.

— Спасибо.

Эва решила взять только те вещи, которые она купили с Альфи. Она ела йогурт и изредка указывала ложечкой, на то, что должно обязательно последовать в её чемодан.

— И эту. Эту тоже, — потребовала она, но он откинул розовую кофточку в сторону.

— Нет.

— Ян, эту тоже, — настаивала она.

— Нет, ненавижу розовый цвет, — он упрямо отбросил её подальше.

Эва махнула ложкой и углубилась в поедание йогурта.

Он присел на кровать, смотрел некоторое время, как она ковыряется ложкой и ест; потом снова ковыряется; вздыхает и снова ест.

— Чего? — Эва поймала его взгляд. Смутилась.

Он лишь улыбнулся и покачал головой.

— Поехали. Билли уже ждёт.

Она театрально и трагично вздохнула и сползла с кровати. Как только ноги коснулись пола, её качнуло, и пресловутый йогурт поднялся к горлу. Ян придержал её за руку. Она скривилась и приложила ладонь ко рту. Подождала, пока муть пройдёт. Выдохнула и поправила платье. Хотя его нужно было не поправить, а переодеть. Оно совершенно помялось. В ванной у зеркала, Эва смогла оценить свой потрёпанный вид. Умывшись, почувствовала себя гораздо лучше, но не настолько, чтобы радоваться жизни. Скорее только для того, чтобы таскать ноги по этой бренной земле. И вообще она чувствовала себя как на волнах: плывёшь по течению и никакого сопротивления. Среди груды вещей, она отрыла джинсы. Долго выбирала кофточку. В итоге остановилась на рубашке. Снова вернулась в ванную и переоделась. Казалось на это ушли все силы, она присела, чувствуя, как дрожат колени. Двигаться не хотелось вообще. Это чёрное платье она тоже сунула в чемодан.

Ян уже напялил пальто и молча стоял в ожидании. Сейчас в своём обычном состоянии: спокойный, уравновешенный, даже чуть-чуть отрешённый.

Потом Эва вспомнила, что не забрала из ванной свои тюбики с кремами и вернулась. Не известно, как скоро она найдёт силы шарить по магазинам в поисках кремов и шампуней. Поэтому все свои баночки она скинула в пакет и сунула туда же — в чемодан.

Она была не в том состоянии, чтобы испытывать какие-либо угрызения совести. Но признавала, что оставлять после себя такой беспорядок крайне невежливо. Она убрала оставшиеся и теперь ненужные ей вещи в шкаф.

— Стой, — Ян подошёл и выудил из гардероба вязаный кардиган шоколадного цвета, длинный почти до колен и очень тёплый. — Вот это мне нравится. Влезай, — он развернул вещь внутренней стороной.

— М-ммм… — она скривилась.

— Давай-давай, без разговоров.

С протестующим выражением на лице, однако же, она просунула руки в рукава. Он развернул её к себе как куклу, застегнул пуговицы и завязал поясок.

— Красота, — остался доволен. — Где твоё пальто? Одевайся.

Они уже были у двери, когда она всполошилась.

— Подожди!

— Что?

— Мои лекарства! — она направилась на кухню, потом в спальню. Несколько раз прошлась по всей квартире и вернулась с мешочком пузырьков.

— Что за лекарства?

— Ну, всякие там… Мои лекарства… ну витамины, успокоительные… для беременных, — говорила она, засовывая в сумку свои пузырьки.

Глава 41