Да… Она заметила, что остальные для неё просто «обычные» люди, как бы это ни звучало. Они были понятны и опосредованы. Не замечали ничего вокруг кроме своих проблем и забот. Тонули в попытках решить их. Пропускали красоту жизни… её сладость… Ведь жизнь она… ведь её можно почувствовать на языке… то приторная… у кого-то горькая… бывает кислая, а бывает совсем безвкусная…

А у неё… у неё началась сладкая жизнь… яркая как солнышко… такое, как она растила в себе. Хотя беременность ещё не была заметна, и живота у неё не было, она знала, что она растёт — её кроха. Её частичка. И Его тоже. Но об этом она старалась не думать. Она чуть-чуть поправилась, совсем не много. Стала есть нормально в часы свободные от тошноты. Но в это время жизнь казалась невыносимой. Однако это чувство исчезало вместе с последними рвотными позывами. Она старалась питаться полноценно, как это возможно, несмотря на бурную реакцию организма на некоторые продукты; скупила почти все запасы витаминов в соседней аптеке и даже начала соблюдать режим дня. Но это все, точнее пресловутый распорядок, благополучно закончился, как только она взяла в руки карандаш и лист бумаги. Она ещё долго не подходила к своим художественным материалам после того как купила их. Не боялась, просто настраивалась, как и в тот раз. Осознанно и долго. Вынашивала всё в себе, хотя сейчас идея была знакома и проста. Как и в прошлый раз, она начала с карандаша; пробовала пастель, но отбросила. Набросала всего несколько штрихов, и этого оказалось достаточно. Она взяла краски и смешала их. Смешала свои чувства, смешала две свои жизни, потому что так и было. Теперь у неё было до него и после… она не пыталась нарисовать то, что уже делала, не копировала уже известный пейзаж. Она просто писала эту картину, а как она выходила судить не ей. Судить будут на выставке Национальной Академии Дизайна, ради которой Альфи, собственно, и прибыл в Нью-Йорк. Эва улыбнулась, на секунду представив, какую картину привёз он. Натюрморт… другого и быть не могло…

Эва потёрла затёкшую поясницу, не в силах встать с дивана. Удивлялась и не представляла, что с ней будет на восьмом, нет хуже, на девятом месяце. Уже сейчас она чувствовала себя шариком, круглой и неповоротливой, хотя тело было стройное и никаких намёков на полноту. Но так проворно двигаться, как раньше она не могла. Быстро уставала, и всё время хотела спать. Вот и сейчас, пока ходила туда-сюда была в силах; пока передвигалась, писала картину, была активна. Но как только присела на диван и облокотилась на удобную спинку, навалилась страшная непереносимая усталость.

Эва чуть сползла и откинула голову. Опустила отяжелевшие веки на одну минутку. Прикрыла глаза, расслабляясь, думая о своём… Потом резко открыла их и уставилась непонимающе перед собой. А когда осознала реальность, в ушах зазвенело. И не только в ушах. Все вокруг звенело и дребезжало. Кто-то не переставая трезвонил в дверь Звук не был резким, но нарушил внезапно приобретённые тишину и покой. Нужно было подняться с дивана и открыть дверь, но она не находила в себе силы сползти с дивана. Не сразу, но она всё же сделала это и открыла дверь.

— Альфи! — запищала она радостно и кинулась ему на шею. Он подхватил её, но даже не чмокнул в щёчку, а отодвинул от себя, недовольно скривившись.

— Ну, всё-всё… Хватит уже…

Эва слегка опешила, явно не ожидая такой встречи со старым другом. Она думала, что он шутит, но он был серьёзным, высказывая явное пренебрежение.

— Альфи… — она внимательно посмотрела на него, не веря. Ион не выдержал. Альфи сдался и лицо его осветила добрая улыбка, такая привычная и милая.

— Да, ладно, — он махнул рукой и уже сам сгрёб Эву в объятья. Она поняла как сильно скучала по нему. Всё-таки скучала…

— Альфи, ты поганец, — я и правда поверила, что ты в смертельной обиде на меня. Так нельзя.

— Да, ладно… Он снова махнул рукой, а другую закинул ей на плечо и осмотрелся. — Ничего тут у тебя… Уютненько… Только вот я смотрю ты ещё не готова к походу по магазинам, — он слегка улыбнулся осмотрев её совершенно домашний вид.

— Я заснула, пока ждала тебя, — сознавшись в своём «грешке» Эва пошла переодеваться, а Альфи решил обследовать жилище подруги. Подруга, впрочем, не заставила себя долго ждать и через пять минут уже была готова.

Уговаривать Альфи посетить пару магазинов было совсем не нужно, поэтому они обшарили всё, что только могли за отведённое на это время. Эва настаивала, и Альфи согласился, хотя не совсем понимал, что её так ограничивает. Но и за этот недолгий отрезок, они успели всё. Перемерили всё, что только было возможно и накупили кучу вещей. Покупала, в основном, Эва, а Альфи добросовестно оценивал её наряды намётанным взглядом. Иногда их мнения расходились, но общего настроения это не меняло.

Эва вышла из примерочной и застыла перед огромным зеркалом. Посмотрела на себя, а потом покрутилась. Попыталась оглядеть себя сзади. Получилось так себе, но увиденным она осталась довольна. Улыбнувшись своему отражению, она расправила подол чёрного платья и, повернувшись чуть боком, посмотрела на Альфи. Всё то время пока она крутилась у зеркала он молчал. Не вымолвил ни слова. И теперь она поняла почему. Он смотрел на неё с выражением полнейшего недоумения и восторга. Как у него смешались два этих чувства, только одному ему известно, но именно эти эмоции отражала его холёная физиономия.

— Ну что ты молчишь? И даже ни одного слова нет для меня? Даже одобрения? Ну, или, давай, скажи, что это всё полный бред… вот этот мой наряд…

Но Альфи молчал. Пытливо глядел в её лицо и молчал. Осмотрел её с ног до головы, казалось, остановился на каждой детальке этого чёрного платья, но молчал. Эва повернулась к нему другим боком.

— Ну, Альфи! — воскликнула она. — Пока ты молчишь, у меня точно появится комплекс неполноценности. Ты какой-то странный…

— Эва… — благоговейно промолвил он. — Ты надела каблуки… — он уставился на чёрные сапожки, которые она только что купила.

— Да, каблучки совсем маленькие.

— Да, но это всё равно каблуки, Эва. Это совершенно другой вид. Всё по-другому… И ты, Эва… Ты совсем другая… Совершенно… — почти шептал он, приобняв её и уставившись в зеркало. Так они и стояли, рассматривая её отражение. — И это чёрное платье, Эва. Я никогда не видел тебя в чёрном…

— Плохо, да? — она посмотрела на него с некоторой долей смущения.

— Нет… Нет, Эва… Это не я странный. Это ты… Ты другая. Вот это чёрненькое платье… Ты в нём словно сверкаешь… блестишь… вся светишься… Как ты прекрасна, — тихо говорил он и, в полном восхищении. Это отражалось в его серых глазах. Таких же серых как у неё. Альфи заправил ей за ухо вьющийся локон.

— А давай купим тебе чёрное пальто?

— Ещё чёрного цвета? Будет совсем мрачно.

— Нет, если к нему подобрать яркий шарфик. Ну, бирюзовый например… яркий какой-нибудь. Не снимай платье и оставайся в сапожках.

— Хорошо, но это будет последнее на сегодня покупка. Я ужасно устала, и хочу есть, — предупредила она друга.

— Конечно, мы быстро пробежимся и всё, — пообещал Альфи.

И они пробежались. Только так можно было назвать тот бешеный темп, с которым они посетили ещё несколько магазинов. И в конце концов Эва купила первое попавшееся пальто. Но надо сказать, оно ей понравилось, и мало того, оно ей было к лицу, если так можно было сказать о чёрном цвете.

Домой они вернулись усталые, но довольные. Альфи просто цвёл, что всегда случалось после шоппинга, но Эву никто бы сейчас не заставил снова перемерить всё то, что они купили. Сил больше не было. Она устала, а значит, начинала нервничать, а этого совсем не хотелось. Поэтому предложение Альфи снова продефилировать перед ним, она отмела сразу же, как только таковое поступило. Альфи не стал спорить. Они поужинали в городе, но чай договорились попить дома. К чаю также прилагались вкуснейшие кексы, так любимые Альфи, а иногда и Эвой. Вот сейчас был как раз такой момент, очень хотелось куснуть сладчайшего десерта, потому что в сахаре она себе отказывала, но выпечку иногда ела. Поэтому чтобы не тянуть время в ожидании, она извинялась перед Альфи и переоделась в домашнюю одежду, получив, впрочем, укоризненный взгляд. Они уютно устроились. По кухне разнёсся аромат свежезаваренного чая. Ради такого случая, Эва даже заварила полный чайник, а не стала использовать привычные фильтр-пакетики. Всё-таки чай… да в такой компании… да с этими вкусненькими кексами… Она даже сглотнула слюну, так нестерпимо захотелось ей съесть всё это и запить крепким напитком. Улыбнулась и достала блюдца под кексы.

Уже был поздний вечер. Они зажгли верхний свет над столом. Вся остальная часть кухни была в полумраке, потому что лампы-абажуры освещали узкую часть пространства. И в этом было что-то приятное и таинственное, будто настраивающее на личный разговор. Атмосфера совершенно располагающая к секретности и интиму. Альфи собирался остаться у неё на ночь, комнат в этой квартире было предостаточно, так что и торопиться им было некуда. Пока они шарохались по магазинам и поговорить толком не успели. А сейчас можно было наверстать упущенное за чашечкой прелестного напитка.

— Пить хочу, — сказал Альфи.

— Я уже наливаю, — поторопилась Эва и достала чашки.

— Нет, я воды хочу. Чаем не напьёшься. А меня сегодня целый день не поили, — пошутил он.

— Возьми в холодильнике минералку, — махнула она рукой и налила чай.

— Вставать не хочется. Только сел и, кажется, прирос к стулу.

— Тогда умрёшь от жажды, — Эва поставила чашки на стол. Отошла и вернулась с кексами. Потом пошла за сахарницей.

Альфи удосужился встать. Решил, что точно умрёт от жажды. Наверное Эва тоже устала, потому что двигалась будто в замедленной съёмке, и надеяться на то, что она кинется к холодильнику не приходилось. Он нашёл пол-литровую бутылку с минеральной водой. Собрался отхлебнуть, но потом передумал, собираясь воспользоваться стаканом. Не у себя же он дома всё-таки… Захлопнул дверцу вместительного холодильника отметив, что он забит всякой-всячиной и уставился на прикреплённые магнитами бумажки. Глянул на них и развернулся. Потом снова крутанулся и уставился на исписанные листочки. Он даже забыл, что хотел взять стакан. Тут же отвернул крышку и отхлебнул прямо из горла.