Эва «примёрзла» к стулу, застыв в оцепенении, не решаясь сделать лишнее движение, боясь выдать своё душевное состояние. Не хотелось развалиться перед ним на части от обиды. Она не собиралась выдавать свою слабость, которая ему не нужна и его не волновала. Она не шевелилась, уверенная, что обязательно неловко что-нибудь уронит. Тарелка была пуста, и надо бы её убрать со стола, но, спускаясь с высокого стула, есть опасность обязательно зацепиться за ножку и споткнутся.
Только не смотреть на него… Не смотреть в его глаза… От его взгляда хотелось поёжиться, хотя выпитое вино согрело кровь.
Она отвлеклась на почти пустую бутылку вина. Бесполезно. Этикетка на французском.
— Любовь родителей к детям, и наоборот, заложена в человеке изначально. Она может измениться под влиянием внешних обстоятельств, если родители жестокие, грубые. Или вообще исчезнуть в этом свете.
Его железные доводы не заканчивались, накладывалась слой за слоем, как мазки на этюдник, рисуя мрачную картину жизни. Кого он хотел убедить в этом? Её? Или всё-таки себя?
— Ян, где ты набрался этой бредятины? Откуда такой цинизм? Я раньше в тебе этого не замечала. Ты не можешь утверждать этого. Это не ты… Я не верю тебе, просто не верю и всё.
Не смогла. Пристально всмотрелась с глубокую синеву, ответила на взгляд. Он не выдержал, отвёл глаза, спрятавшись за бокалом вина.
— Это не бредятина, Эва. Это всего лишь жизнь. Это просто жизнь. И в ней всему есть объяснение, причина и цена.
Она горько и невесело засмеялась, а точнее нервно хохотнула, снисходительно оглядев его, будто ища изъяны или брак.
— Жизнь говоришь? А для чего ты живёшь? Для чего тебе всё это? Для чего тебе твои миллионы? Или ты думаешь, что всё сможешь купить? Всегда и всё что тебе понадобится? В любой момент?
— В жизни всё проходит и всё продаётся, Эва. Это непреложная истина. И не я это сказал.
Она осторожно спустилась со стула и взяла свою тарелку, подошла к раковине, но так и не выпустила её из рук, вцепившись пальцами. Сразу нашёлся встречный вопрос, не пришлось даже думать:
— Ты считаешь, что Человек — такой же товар, как и всё остальное, и у каждого из нас есть свой срок годности? — Ян молчал. Она вдруг обернулась и резко выпалила ему в лицо, то, что мучило её, именно то, что не давало ей покоя раньше, а сейчас особенно: — А какой срок годности у меня? Ты считаешь, что меня ты тоже купил? Или я просто очередной архитектурный проект? Закончишь и перейдёшь к другому? Скажи! Скажи это сейчас!
Она ждала, а он молчал.
Успела. Прежде чем, он опустил ресницы, скрыв взгляд, она заметила. Увидела в нём неуверенность, неприятие собственной фальши, отвращение к тому, что говорил.
Она ждала, а он молчал…
Звякнуло горлышко бутылки о край бокала. Слишком сильно сжал он её, собираясь налить вина. Слишком громкий получился звук, когда он отдёрнул руку, поставив бутылку, положив раскрытую ладонь на стол. Неожиданно громкий, резанувший по нервам в глухой тишине пока он молчал. Всё было слишком для того ледяного спокойствия и уверенности, которые он излучал или которые пытался показать…
— Только не нужно устраивать истерики, Эва. Я этого не люблю. — Он заметил её крепко сжатые пальцы, будто она сейчас шарахнет посуду об пол.
— А с чего ты решил, что я собираюсь устроить тебе истерику? Совсем не собираюсь, — пообещала она и сложила посуду в раковину.
Стало тепло, даже жарко, вино ударило в голову. Эва прикоснулась пальцами к щеке, она горела. Забрала у него бокал и тоже отправила к тарелкам.
Всё зря, все эти увещевания к черту — один взгляд, один жест и всё ясно как белый день. Яснее просто не бывает. Оцепенения как будто не бывало, а перед глазами замелькали привычные приятные картинки, подтверждая её мысли, вытесняя тот бред, что он ей наговорил.
— Это хорошо, — он поднялся и взял себе чистый бокал, доставая вторую бутылку вина, — Будешь? — он потянулся за вторым бокалом.
— Нет, я хочу ещё поработать, — сказала она, а про себя добавила
«Вот, трус! Какой же ты трус!»
— Ты обиделась?
— Нет. Ты прав, Ян. Ты всё-таки прав.
Переодевшись Эва смотрела на стену, на первые штрихи, чувствуя удовлетворение, хотя мысли её были далеки от картины.
«Ну, я тебе устрою… Я тебе устрою такую биохимическую реакцию… ты у меня в ней растворишься как в соляной кислоте…» — приговаривала она про себя, начав осторожно смешивать краски.
Бокал. Второй. Третий. Безвкусно. Нет, кисло и противно. Ян посмотрел на этикетку, удивляясь, как он мог пить это раньше и даже наслаждаться вкусом.
— Нужно поговорить, — сходу начал он после приветствия Мура.
— Фуфф, Ян, сейчас не могу, — в трубке слышался какой-то неясный шум, — Я же тебе говорил, что улетаю в Нью-Йорк на неделю, может больше.
— Черт, Грег, я совсем забыл, совсем… у меня тут полная… задница…
— Твою мать, Ян! Чего ты раньше молчал? Говори, что там у тебя… — шум стих, видимо Грег нашёл место спокойнее.
— Это не телефонный разговор. Поговорим, как вернёшься.
— Точно? Давай я пришлю кого-нибудь из своих ребят? — настаивал друг, и в его голосе звучало неподдельное беспокойство.
— Нет. Это не смертельно, — заверил его Ян.
— Смотри… Но если что…
— Само собой.
Ян развернулся в кресле к окну. Темнота. Хотя территория особняка освещалась фонарями, всё представлялось темным и мрачным.
Эва вздрогнула от звука хлопнувшей двери, выходящей на террасу. Работая она увлеклась, не заметив, сколько прошло времени. После сегодняшнего разговора, она добавила краски потемнее, но это её не расстроило, скорее обрадовало.
Она сидела по-турецки, склонившись над баночкой краски. Отлила немного. Расплескала и выругалась. Порылась в коробке, выудила оттуда какой-то тюбик и отжала немного на палитру. Лицо сосредоточенное. Думает. Вся в себе. Её легко сейчас можно напугать, если позовёшь, он это знал.
— Эва…
Так и есть, вздрогнула. Когда она работала над фреской, окружающий мир для неё исчезал. А для Яна исчезал весь мир, когда рядом была она. Любимое существо, не женщина, а существо, непознанное, необычное, самое прекрасное… Его существо… Его. Только его.
Даже если он так и не поймёт её, и не отступится сам, её не отпустит. Будет держать рядом с собой настолько долго, насколько это будет возможно.
— Ты обиделась? — спросил он мягко, тем обычным тоном, каким всегда к ней обращался, с теплотой и нежностью, которые сразу находили отклик в её душе.
— Нет, — не поднимая головы, ответила она. — Тут не на что обижаться, потому что ты прав, и я это тебе уже говорила. Просто я творческая натура, особенно склонная к романтике.
— Мне это не нравится, — Ян указал на обозначившийся тёмный фон.
— Ах, это? Нет, не переживай, всё будет хорошо, это только фон, общая картина не будет пасмурной, мне ещё много слоёв нужно наложить.
— Хм-мм, — он с сомнением кинул ещё один взгляд, гадая как это возможно будет сделать весёленьким.
— Ну, так ты мне хоть скажешь, что это будет?
— Нет. Хотя, — она загадочно улыбнулась и поднялась с пола, ухватившись за его протянутую ладонь. — Я напишу здесь тебя! Нет, ну не в прямом смысле, а в ассоциативном. Я напишу, как вижу тебя. В картинке. И кстати, я хочу завесить стену, чтобы ты не видел это до самого окончания.
— Как ты себе это представляешь?
— А мне зачем представлять? Ты же у нас архитектор, вот и придумай что-нибудь…
Она бросила ещё один внимательный взгляд на свой труд.
— Изображать здесь твой портрет — много чести!
Эва нагло ухмыльнулась, довольная своим выпадом. Ян только покачал головой.
— Эва? А ты не знаешь, почему я всё это терплю? — мягко, но колко спросил он.
— Знаю, милый, — ехидно сказала она, — потому, что у тебя на меня биохимическая реакция…
Глава 19
— Мы не можем этого сделать. Я уже всё испробовал, ничего не выходит, — нехотя прозвучал ответ программиста службы информационной безопасности.
— Объяснись. — Ян откинулся на спинку кресла, чувствуя, что скоро съедет с катушек. Мозги плавились, хотя кондиционеры работали на всю мощность. На улице холодно и сыро, потому что весь день дождь лил как из ведра, что на удивление для августа. А кабинете невыносимо душно, — видимо действовала атмосфера. Она накалялась с каждым часом всё больше и больше, день ото дня, пока сотрудники под началом Мартина вели внутреннее расследование.
— Взлом был из вне, как мы и предполагали. Атака прошла как обновление сервера… как компонент обновления защиты, поэтому система её не распознала. — Дин старался использовать поменьше терминов, и говорить на «простом» языке, поэтому часто останавливался, подбирая нужные слова. — Это не вирус это программа… целая программа. И сколько она у нас сидела — не известно. Сбой произошёл позже, а не в тот день, когда произошло заражение. Были заложены конкретные дата и время, когда программа начала активизироваться, и этот процесс был уже необратим. Подключение к серверу было произведено удалённо.
— То есть ты хочешь сказать, что любой придурок, у которого есть дома компьютер может подключиться к нашему серверу и устроить эту хрень? — Ян давно перестал стесняться в выражениях, а высказывался напрямую, потому что, был зол и устал топтаться на одном месте.
— Нет, этот придурок, как вы говорите, должен был у нас работать, чтобы знать, по крайней мере, IP-адрес сервера и ещё парочку, систему программ защиты, её компоненты и многое другое.
"Палитра счастья" отзывы
Отзывы читателей о книге "Палитра счастья". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Палитра счастья" друзьям в соцсетях.