— Не нужно меня уговаривать. Я сейчас приду.

И он пришёл. Пришёл, после того как поставил стакан. И даже ополоснул его.

Вернулся в спальню. Лёг в кровать и обнял её.

Ухмыльнулся, найдя её на другой стороне, на самом краешке.

Конечно, её это спасёт!

Он обнял её, крепко прижав к груди, прижав так, как давно хотел. Сейчас он мог это сделать. Почти не чувствовал стеснения и боли.

Она убрала волосы перед душем, завязав в хвост, чтобы не намочить. А перед тем как лечь в кровать так и не распустила их. Мокрые прядки прилипли к шее. Влага, ещё оставшаяся на теле, усиливала аромат. Усиливала запах её духов. Её дурманящий запах. Она не поменяла духи. Он хорошо знал этот запах. Аромат сладкой магнолии и свежести, чуть смешанной с цитрусом. И нотки ванили. Мягкий и сладкий. Очень стойкий и такой её. Это был совершенно её запах. Такой же солнечный и золотистый.

Он уткнулся носом в шею. Прижался к ней губами. Улыбнулся. Она не спала. Нет, не спала. Точно не спала, слишком была напряжена. Он обхватил её руками. Сжал грудь и плечи, а она и дышала через раз.

«— Не нужно меня уговаривать. Я сейчас приду», — сказано таким тоном, что сон как рукой сняло.

Она даже села на кровати, когда дверь за ним закрылась. Села и хлопнула глазами, оглянувшись по сторонам, словно ища какой-то поддержки из вне. Понимала, что когда-то должна была доиграться. Отвергала его намеренно, и дразнила совершенно преднамеренно.

Красила ногти после ванной, завернувшись в одно полотенце…

Разгуливала по номеру полуголая — полупрозрачная пижамка не считается…

Сорочка на тонкий бретельках еле прикрывающая ягодицы — полный бред…

Обтягивающие маечки всех видов и фасонов…

А то дефиле в магазине… Это ей особенно удалось. Она довела его почти до белого каления.

Это было приятно — находиться на какой-то грани. На самом острие его чувств. Наблюдать, как темнеют его глаза, становясь невозможно синими… как сжимаются его челюсти… И чувствовать, как собственное естество скручивается внутри, сбивая дыхание. Сердце начинает биться чаще и бросает в жар. В такой жар, что сматываешься подальше от него, потому что начинаешь заливаться краской. И отнюдь не смущения. И он точно заметит и ухмыльнётся, вздёрнув бровь, и опалит взглядом ещё больше. Таким всё понимающим взглядом…

Это обоюдоостро и обоюдовозбуждающе…

Это была игра и он начал её поддерживать. Слабо реагировал на её попытки. С ленцой наблюдал, пока она мерила бессчётное количество платьев для предстоящего ужина, тщательно подходя к выбору белья и демонстрируя всё это ему.

Равнодушно спрашивал: «На хрена ты всё это творишь?»

«Что всё?» — невинно спрашивала она, а он улыбался так самоуверенно и с чувством полного превосходства: «Сама придёшь».

В сердцах она снимала платье и швыряла в него.

«Вот видишь? Ты уже начала раздеваться», — наглость в высшей степени, развалившись на кровати.

И вот она сидела, и уже чувствовала бешено пульсирующую кровь во всём теле. Гулкие толчки сердца в грудной клетке. И кажется тело начало плавиться от того обещания, что прозвучало в его тоне.

Она соскочила с кровати и выключила свет к гардеробной. Сама не знала, зачем это сделала, но выключила и снова забралась в кровать. Поправила подушку, закуталась в одеяло и свернулась клубочком, съехав на край кровати.

Он вошёл в комнату. Она его не видела. Свет луны, падающий в окно, был совсем слабый, да и глаза у неё были закрыты. Только слышала. И слушала. Воспринимала каждый шорох. Нервничала ещё больше. Почувствовала, как матрац под ним прогнулся. Он подвинулся к ней совсем близко. Естественно распутал её клубочек из одеяла. Так близко, что буквально уложил её у себя в объятьях, заставив повторить каждый изгиб собственного тела.

Она задержала дыхание, потому что точно знала: в такой оглушающей тишине оно будет слишком громким и прерывистым.

Зажмурилась, но не ахнула, а только приоткрыла рот, чуть выпустив воздух. Его губы такие горячие. Это невозможно. Это совсем другое чувство. Пусть и наедине, но днём и не в кровати, противостоять был легче. Вокруг было много отвлекающих факторов, а тут ничего и никого. Только темнота и он, и лишь футболка, вмиг превратившаяся из мягкой и удобной в раздражающую и некомфортную. Его рука, упрямо ползущая вверх по изгибу бедра и задирающая эту самую футболку. Его губы отрывисто двигающиеся вниз. И она сама целиком и полностью зажатая им.

Он целовал и пощипывал. Но когда лизнул, обжёг, она открыла глаза и издала протестующий выдох. Больше ничего не получилось. Голос совершенно осип. Тело стало деревянным и непослушным, сконцентрировавшись только на его движениях и прикосновениях. Прижатая к нему. Стиснутая железной хваткой. Ощущающая каждое малейшее его шевеление. Движение груди при дыхании. Каждый вздох. Обжигающий и горячий. Такой же как его ладони и пальцы поглаживающие, ползущие по чувствительной коже, которая вмиг стала «гусиной». Это нестерпимо и мучительно. Она начала дышать. Не, едва втягивая в себя воздух, как было до этого, а полной грудью, потому что кислорода не хватало. Но вместо слов были лишь тяжёлые выдохи и протестующие полустоны.

— Молчи, — почти грубо. — Так тебе будет легче.

Он привстал и развернул её. Она и не успела начать сопротивление, и сама вцепилась в футболку у него на плечах.

— Что… перестань… — слабым шёпотом с колотящимся сердцем.

— Ничего нового. Всё традиционно. Хочу поцеловать свою жену, — так же сказал он.

Он часто говорил ей так и целовал. Она всегда позволяла, если можно так сказать. Ведь ему собственно не требовалось её разрешения. Просто он любил озвучивать такие вещи. Она хорошо его изучила и знала, чем задеть, но и он её тоже. Интимные разговоры возбуждали её не меньше чем ласки. Можно просто говорить о поцелуях и о том, что бы он хотел сделать с ней. Хватало, чтобы она теряла дар речи, услышав несколько подробностей. В глазах её появлялось другое выражение: явное томление и желание. Они с удовольствием изводили друг друга, и он стал находить в этом особую прелесть. Пока это не зашло слишком далеко…

Поцеловать жену…

Она никак не ожидала, что он в одну секунду и одним движением, задерёт на ней футболку. Никак не ожидала его губы на своей груди.

Ошеломляюще чувствительно и горячо.

Она снова сделала попытку издать еле слышный протестующий стон, который перешёл в выдох наслаждения. Она стиснула ткань его футболки ещё крепче. А он продолжил ласкать её грудь губами, легонько касаясь языком. И это заставляло её почти битья в конвульсиях. А он даже не коснулся горящего соска. Она чуть выгнулась, но внутри всё ещё боролась с собой, не позволяя себе насладиться происходящим в полной мере.

— Я не позволял тебе носить мои вещи. Так, что снимай, — оторвавшись, он приподнялся на руках, почувствовав лёгкую боль в груди.

Она упрямо одёрнула футболку. Он же приник к её полураскрытым губам в требовательном поцелуе. Она поняла, что уже не справляется. С ним давно, и уже с собой. Отвечает ему, принимая ласки. Притягивает его всё ближе к себе. Руки уже давно у него на плечах. Его же проникли под футболку, сомкнулись на талии и двинулись вверх, снова к ноющей груди, жаждущей прикосновений и тепла.

Губы его нежные и мягкие, кажется совсем не мужские. Ненормально чувственные и знающие. Сводящие с ума. Так что останавливаться совсем не хочется.

— Остановись… — когда он снова начал задирать её жалкое одеяние.

Конечно, вряд ли он мог различить в темноте выражение её глаз, но смотрел он именно в них. Не ответил, но смотрел.

— Остановись, — повторила она, хотя выходило это слабо и почти умоляюще.

— Сдурела? — рыкнул он. Так получилось.

— Не сейчас, — единственное, что она нашлась ответить ему.

— Что..?

— Пожалуйста… — уже прошептала.

Он дышал медленно и тяжело. Она подрагивала. Стало холодно.

Испытала настоящее сожаление, от того, что он так быстро отступил. Отодвинулся от неё. И знала, что если он уйдёт сейчас из спальни, она точно расплачется. Так и лежала на спине, с раскрытыми глазами, борясь с накатывающим чувством безысходности.

Со вздохом она повернулась на бок. Он ухватился за край одеяла.

— Если скажешь сейчас хоть слово, придушу собственной футболкой. Той, что на тебе, — не совсем добрым тоном проговорил он. Лёг рядом. Вздохнул. Она прислушалась и замерла. Он притянул её к себе. Вздохнул ещё раз и обнял. Укрыл одеялом и положил руку ей на живот. Она пошевелилась, устраиваясь поудобней.

— Спи. Не ёрзай.

* * *

Эва пошевелилась и вытянулась на кровати. Приоткрыла глаза и повернула голову, хотя сомнений и так не было, что в кровати она одна. Какой-то непонятный сон всё ещё кружил голову. Он смешался с разочарованием от внезапного одиночества, окончательно испортив утро.

Она даже не насладилась его крепкими объятьями. И не встретила расцветающий день, как они делали это обычно. Обычно… В той прошлой их жизни. А это наверное была наверное единственная ночь, что он полностью провёл с ней в одной кровати. И на это утро у неё тоже были надежды.

Только через мгновение, прислушавшись, она различила шум воды, доносившийся из ванной. Это приободрило её. Значит, он не ушёл. И кстати, он не говорил, что куда-то собирался.

Она встала и сгребла вместе с собой тонкое одеяло, которым они укрывались. После сна и тёплой постели не очень хотелось ощущать прохладу комнаты. Окно было приоткрыто и в спальню влетал утренний ветерок. Видно, Ян открыл его, чтобы проветрить спальню.

Одеяло было тонкое, но огромных размеров. Кое-как подобрав края, она завернулась и пошла в ванную. По доносившемуся шуму поняла, что это была струя воды в раковине, а не потоки в душевой, а значит есть надежда не застукать его голым. Однозначно, ему даже не придётся раздевать её — одежда сползёт сама.