Симона Вилар - Паладин

Но, вероятно, Провидение уже было милостиво к влюбленным. И вскоре граф Яффы Амори, несмотря на его расположение к рыцарю Мартину, неожиданно попросил его оставить службу у него и переехать на Кипр, где новый правитель Гвидо де Лузиньян отчаянно нуждался в верных и знающих боевое дело рыцарях. Амори даже написал для Мартина рекомендательное письмо брату, чтобы тот принял его протеже как полагается и дал ему соответствующее положение. Самому же Мартину коннетабль сказал:

— Мой брат Гвидо — хороший сеньор для своих подданных, однако он совершенно не сведущ в военном деле, и я бы желал, чтобы вы всячески поддерживали его на Кипре. Зная ваши дарования, я могу гарантировать вам скорейшее возвышение и, соответственно, богатство, какие я вряд ли смогу обеспечить вам в Леванте. Если взять в расчет, на какой знатной женщине вы собираетесь жениться, то Гвидо окажет вам содействие и будет польщен, что в его свите представлен супруг дамы, родственной к царственному дому Плантагенетов.

После таких слов Мартин мог только поблагодарить столь расположенного к нему графа Амори. Ибо теперь устранялись последние препятствия, мешающие ему обвенчаться с леди Джоанной. Причем даже король Ричард не был против того, чтобы его кузина сочеталась браком с рыцарем, которого ждало возвышение на Кипре.

После стольких превратностей и невзгод влюбленные не стали тянуть с бракосочетанием, хотя их свадьба была скромной и на ней присутствовали только самые близкие люди. После этого молодожены отправились в Акру, откуда намеревались переправиться на остров Кипр.

В Акру они прибыли в начале октября, через несколько дней после того, как английский король посадил на корабль свою сестру и королеву Беренгарию. Дамам надлежало совершить паломничество в Рим, к могиле святого Петра, так как Ричард считал, что опасно брать их с собой в Европу до того, как будут улажены все проблемы в его владениях.

Служанка Саннива, встретившая леди Джоанну, поведала, как заливалась слезами Беренгария при прощании с супругом. Королева умоляла Ричарда не отсылать ее и позволить сопровождать его, однако он довольно резко отказал ей в этой просьбе. Львиное Сердце вообще в последнее время был не в духе и отверг приглашение Саладина посетить с иными паломниками Иерусалим.

— Некогда я сказал, что даже смотреть не буду на город, который мне не под силу взять, — заявил он. — И если однажды я окажусь подле Храма Гроба Господнего, то не иначе, как приехав в качестве победителя. И видит Небо, я еще надеюсь вернуться!

Саннива рассказывала все это госпоже, а сама не могла отвести радостных глаз от прибывшего вместе с новым мужем Джоанны его воина Эйрика. Рыжий же просто сиял, видя, как похорошела за время его отсутствия саксонская жена. О том, что за пару недель до этого, сопровождая молодоженов в Иерусалим, он так же влюбленно смотрел на свою другую супругу, Теодору, он и не вспоминал. Однако у Мартина и Джоанны даже мысли не было о том, чтобы раскрывать милой Санниве тайны этого влюбчивого многоженца. Что с него взять, если он таким уродился? По крайней мере Эйрик умудрялся сделать каждую из своих супруг по-настоящему счастливой.

В день отплытия короля Ричарда молодожены, как и многие другие жители Акры, пришли проводить его на городскую набережную. Мартин держал на руках свою маленькую дочь, Джоанна стояла рядом, столь прекрасная и нарядная, что даже встретившая ее королева Изабелла, супруга Генри Шампанского, не преминула сделать ей комплимент. Позади супругов стоял сопровождавший их Эйрик, облаченный в новые блестящие доспехи, а немного в стороне, подле камеристки Годит и верного капитана Дрого, находился Иосиф. Еврей тоже прибыл в Акру, но рассчитывал через несколько дней отплыть в Антиохию, где его ожидали дела. Туда он намеревался вызвать из киликийского Сиса жену, которой так долго пренебрегал.

— Вскоре все разъедутся, — с невольной грустью произнесла Джоанна.

Она понимала, что приобретенное с таким трудом счастье не дает ей повода расстраиваться, однако такое уж сегодня настроение было у всех в Акре — из-за отъезда защитника Святой земли, короля Ричарда, на город будто опустился печальный покров. Даже небо в вышине было мрачным от туч, потемнело и море, но люди поговаривали, что Львиное Сердце отплывает как раз вовремя, ибо сезон мореплавания уже подходит к концу и ему надо поспешить, иначе придется зимовать в Палестине. Наверное, в глубине души они даже желали этого, однако Ричард торопился: здесь он сделал все, что мог на данный момент, и теперь ему следовало как можно быстрее отправляться на родину, чтобы разобраться с проблемами в своем королевстве.

Он появился в гавани в белом плаще с алым крестом тамплиера. Многих удивило такое облачение Ричарда, хотя он и отбывал на одном из судов ордена. И люди стали кричать, приветствуя его. Но в этих криках не было особой радости. Многие даже залились слезами — они сознавали, что лишаются последней надежной опоры в этом неспокойном королевстве.

Ричард Львиное Сердце тоже не смог сдержать слез. Уже находясь на борту выходившего из гавани корабля, он смотрел на эти светло-золотистые стены и колокольни Акры, на далекие холмы вдали, на несущиеся по небу тучи, которые неожиданно разошлись, дав солнцу осветить остававшееся позади побережье и как будто решив напоследок показать королю Англии, как прекрасен может быть этот край.

— О Святая земля! — воскликнул король. — Поручаю народ твой Господу Богу, и да позволит Он мне еще вернуться и помочь тебе!

Как же Ричард на это надеялся!

Корабль с алыми крестами на парусах уходил все дальше в море. Провожавшие еще стояли на молу и стенах крепости, махали руками, молились о благополучном плавании Львиного Сердца.

К Мартину и Джоанне подошел граф Лестер, которого пока удерживали в Акре дела. Беспечно улыбаясь, он произнес:

— Зачем такие страдания? Я уверен, что наш Ричард сможет отметить следующее Рождество уже в Англии. Вот обрадуется королева Элеонора, так долго настаивающая на его возвращении.

Лестер выглядел веселым, поскольку тоже рассчитывал в ближайшие дни оставить успевшую поднадоесть ему Палестину.

— И как вы решились отказаться от поездки домой, милая Джоанна? Неужели вы не соскучились по заливным лугам Восточной Англии или не хотите увидеть белые скалы Дувра над Ла-Маншем?

На мгновение облачко грусти налетело на прекрасное лицо Джоанны. Но через миг она уже улыбалась.

— А кто вам сказал, милорд, что я не побываю в Англии? Однако всему свое время. Не так ли, муж мой? — И она сияющими глазами посмотрела на Мартина, прижимающего к груди их маленькую дочь.

В новых рыцарских доспехах, с разметавшимися на ветру волосами, он казался истинным сеньором, на которого многие смотрели с почтением и интересом. В его облике все еще оставалось нечто суровое, сдержанное, но, когда он повернулся к супруге, только нежность и любовь светились в его небесно-голубых глазах.

— Все вершится по воле Божьей, любовь моя. Но если таково твое желание, я со своей стороны приложу все усилия, чтобы оно сбылось. Верь мне, Джоанна.

И она с нежностью ответила ему:

— Я верю тебе.

Баронессе Гронвуда, леди Милдрэд де Шампер, уже перевалило за шестьдесят. Но, несмотря на почтенный возраст, она оставалась неплохой наездницей и велела подать к крыльцу свою любимую серую кобылу. И тут оба ее сына воспротивились желанию матери.

— Матушка, разумно ли это? — волновался старший из сыновей, Гай Гронвудский. — Такое ненастье, туман, все вокруг заледенело, да и дорога вся в рытвинах. Умоляю, откажитесь от своего намерения. Ведь наши дорогие гости сами скоро приедут в Гронвуд-Кастл.

Баронесса поглядела на Гая своими светло-голубыми глазами, окруженными сеткой легких морщин. Голову ее покрывала белая накидка, скрывающая поседевшие волосы, опушенный мехом капюшон плаща был откинут на плечи, отчего не так бросалась в глаза некоторая сутулость пожилой дамы. В остальном же она, худощавая и сохранившая величественную осанку, держалась в седле не хуже, чем в те годы, когда считалась одной из лучших наездниц в королевстве.

— Генри, — окликнула баронесса своего второго сына, — ты ведь не откажешься сопровождать меня?

Генри только покосился на старшего брата и развел руками. Он тоже считал, что погода не располагает к поездкам, однако когда их мать принимала решение, то переубедить ее было непросто.

— Да, матушка, я еду с вами.

Баронесса неспешной рысью выехала из ворот замка. Сквозь туман и морось фахверковые домики городка, располагавшиеся вокруг замка, казались призрачными, и все же здесь уже ощущались оживление и веселье в преддверии Сочельника. То и дело попадались прохожие, слышалось пение, пробегали дети, и замечательно пахло стряпней — хозяйки всегда стараются щегольнуть своим кулинарным мастерством в честь Рождества.

Многие жители городка Гронвуда при виде проезжающей баронессы приветствовали ее, поздравляли с праздником, кланялись. Обычно она приветливо отвечала на проявление внимания подданных, но сегодня проезжала мимо, ни на кого не глядя. За нее приходилось отвечать на улыбки и поднимать в знак приветствия руку ее сыну Генри.

Баронесса вся была погружена в свои мысли. Она вспоминала, как четыре года назад ее младшая дочь Джоанна пожелала отправиться в Святую землю со своим супругом Обри де Ринелем. И с тех пор от нее поступало крайне мало вестей. Только редкие краткие письма о том, как они с мужем ехали по Европе, затем побывали в Константинополе, а позже примкнули к войскам короля Ричарда в Святой земле. А потом наступило полное затишье. Джоанна не писала, зато неожиданно пришло послание от зятя Обри де Ринеля, ужаснувшее всю семью. Обри сообщил, что его супруга попала в руки к сарацинам и погибла. Родители Джоанны тогда пережили настоящий шок. Святая земля уже забрала у них старшего сына Уильяма, о кончине которого им написал сам магистр ордена де Сабле, а теперь и малышка Джоанна… Для де Шамперов их позднее любимое дитя так и осталось малышкой.