Эйрик стоял с блаженной улыбкой на лице.

— Она все же любит меня. Любит!

Он даже собираться сразу не стал, ходил, пошатываясь, опьяненный поцелуем бедуинки. Зато Мартин тут же принялся отдавать указания. Они не смогут выехать из Петры по основному проходу, так как именно к нему сюда вскоре прибудет Абу Хасан со своими людьми. И, подсадив Джоанну на верблюда, он повел его совсем в другую сторону. Им следовало спешить, и они гнали своих животных через открытое пространство среди руин города, не обращая внимания на сильный ветер с песком. Когда беглецы оказались в другом узком проходе, дышать стало несколько легче, хотя пробираться на верблюдах по заваленному скальными обломками коридору было непросто. Джоанна цеплялась за луку седла, она была напугана, ибо понимала, что страшный Абу Хасан может снова сделать ее своей пленницей. Иосиф шептал на ходу молитвы, Эйрик, увлекая в поводу ревевшего верблюда, озадаченно озирался.

— Что это за проход, Мартин? Куда он ведет?

— Его показал мне Ласло.

Когда они наконец добрались до конца узкого длинного коридора, на них обрушились тучи горячего ветра с песком. Мартин взобрался на верблюда и машинально прижал к себе Джоанну… И тут же почувствовал, как она напряглась и пытается отстраниться.

— Я только забочусь о тебе, — то ли сказал, то ли прокричал он сквозь вой ветра.

— Я велю щедро отблагодарить тебя, если спасешь меня, — расслышал он ее холодный голос.

С ним разговаривала не влюбленная в него женщина, а знатная дама, которая ничего ему не простила.

Глава 9

Ветер ревел, как дикий зверь, открывавшееся впереди пространство терялось в клубах песка и пыли. Солнечный свет едва пробивался сквозь эту завесу, и еще недавно светлый день теперь больше походил на сумерки.

Порой сквозь мутную мглу еще можно было различить блеклое пятно солнца, но потом его опять закрывали гигантские тени — неудивительно, что местные жители так верили в существование джиннов. Казалось, они просто налетают на путников, и тогда кожу обдавало нестерпимым жаром, песок забивался в глаза и ноздри, нечем было дышать. Путники спешно закрыли лица тканью, животные же, повинуясь мудрому инстинкту, стали разворачиваться спиной к порывам ветра.

— Куда нам ехать? — кричал сквозь вой ветра Эйрик.

Джоанна сидела на спине ревущего верблюда, сложившись пополам, и прятала лицо от колкого ветра. Она слышала, как Иосиф и Эйрик говорили о том, что они могут сбиться с пути и погибнут, а Мартин отвечал им, что надо отъехать от Петры как можно дальше и что это ненастье им только на руку. Набиравшая силу буря вынудит преследователей не покидать Петру и засыплет песком следы беглецов, так что ищейкам Абу Хасана будет трудно выследить их, когда она утихнет. Да и не будет буря продолжаться долго, уверял он: здесь немало возвышенностей, местность неровная и это не открытая равнина, где пылевые ураганы губительны для целых караванов.

Они продолжали движение. Мартин спешился и тянул упрямого верблюда куда-то вверх по склону, обмотав ему голову своим плащом. Ослепленное, но защищенное от ударов колючего ветра животное двигалось послушно, пока из мрака не выплыла огромная, выглаженная ветрами скала. Ее верхняя часть, чуть наклоненная, образовывала нечто ниши, и Мартин сразу свернул туда. Затем он дернул верблюда за повод, и тот слепо подчинился — подогнув две передние ноги, опустился на землю, и Джоанна смогла сойти с него. Она размотала свое бедуинское покрывало, и лицо сразу обдало горячим ветром. Вокруг кружились колючие песчинки, в глазах резало, казалось, она попала в кошмарный сон, но когда Мартин сел подле нее и приобнял за плечи, Джоанна отстранилась. Он пытался вести себя, как и раньше, но женщина уже не считала его ни рыцарем, ни человеком чести и опасалась своей зависимости от него.

Джоанна заставила себя не терзаться и думать не о Мартине, а о том, что по ее следу идет упорный Абу Хасан. Она сидела под скальным навесом и так погрузилась в свои мысли, что не заметила, когда буря наконец утихла. Ветер еще завывал, но в какой-то момент небо прояснилось, выглянуло солнце. Мартин оказался прав, уверяя спутников, что долго это светопреставление не продлится.

Переступая через кучи песка, Мартин выбрался из укрытия и огляделся. Местность заметно изменилась: если еще недавно на склонах можно было видеть чахлые кустарники, то теперь все было покрыто желто-серым слоем песка. Но темные горы вокруг Петры казались еще близкими, и им следовало поторопиться. Джоанна слышала, как он объяснял Иосифу и Эйрику, что им придется идти в сторону Дороги Царей, которую они покинули три недели назад.

— Конечно, там тоже могут оказаться солдаты из Монреаля, — говорил Мартин, — однако нам все равно надо двигаться в том направлении, если мы хотим добраться до побережья. К тому же я надеюсь, что люди Абу Хасана в его отсутствие не так уж и усердствуют в поисках, особенно днем, когда стоит такая жара.

Жара и впрямь была удушающей, палящее солнце буквально обрушивалось на головы. Направляя животных прочь от горного кряжа Петры, они рассуждали так: если Абу Хасан и его спутники уже въехали в проход — а они наверняка поспешат в заброшенный город среди скал, чтобы укрыться от стихии, — то сперва они займутся поисками беглецов среди скальных гробниц и руин Петры и вряд ли заметят за возвышенностями удаляющуюся группу беглецов.

Путники поднимались по склону, верблюды шагали с приводящей в отчаяние неторопливостью, и хотя Мартин говорил, что после бури воздух не такой тяжелый, Джоанне казалось, что ее горло стало совсем сухим, слюны во рту не осталось, и даже привычное глотательное движение вызывало резь.

Мартин протянул ей флягу с водой.

— Сделайте несколько глотков, миледи, — произнес он почтительно, но без малейшего намека на ту теплоту, с какой всегда обращался к Джоанне. — Вам понадобятся силы, ибо нам надо уехать как можно дальше и мы будем в пути весь день и всю ночь.

Джоанна приняла у него воду, так и не сообразив, успокоило или огорчило ее то, что он больше не стремится сблизиться.

— Я уже однажды выдержала этот путь, смогу и теперь.

Иосиф с Эйриком только переглянулись, слыша их разговор, рыжий даже насмешливо фыркнул. Но они ничего не сказали и продолжали ехать в сторону заката. Дорога все поднималась вверх. Джоанна подумала, что в Петре от жары всегда можно было укрыться в каменных нишах жилищ, да и вода имелась, можно было смочить одежду и лицо. Теперь же от жары их спасали только холщовые бурнусы. Но она пообещала, что выдержит путь, значит, должна.

К вечеру воздух стал прохладнее, порывы ветра осушали испарину на их лицах и заставляли дрожать во влажной от пота одежде. Путников окружала каменистая пустыня с выступавшими то тут, то там причудливыми скалами, похожими на голые черепа, выглаженные ветром. За горизонтом готовилась взойти луна, и они двигались навстречу ее призрачному сиянию, мерцавшему из-за кривой линии скал. Но свет этот скорее мешал, чем помогал им в пути: тени становились нечеткими и там, где глаза видели ровную поверхность, неожиданно мог оказаться крутой склон, который уходил в низину, а там, где впереди виднелась яма, которую они намеревались обогнуть, вдруг оказывался ровный прямой отрезок пути. Было удивительно тихо, только под копытами животных хрустели песок и камешки. Путники двигались молча, зная, как далеко разносится звук в пустыне.

Какие бы чувства ни испытывала в душе Джоанна к Мартину, она полностью доверяла его искусству проводника. Усталая и молчаливая, она даже расслабилась, стала подремывать в седле на спине высокого верблюда, пока Мартин шел впереди, ведя животное в поводу. И все же езда на верблюде не нравилась Джоанне: слишком жесткая спина, слишком раскачивающийся шаг, да и высота такая, что, если и впрямь задремать и свалиться, сломанная ключица может показаться наименьшей неприятностью.

Утро в пустыне настало стремительно — сразу вдруг стало светло и ясно. Вокруг возвышались рыжие горы, линия далеких холмов закрывала горизонт, солнце всплывало, раскаляя небо, и вскоре опять сделалось нестерпимо жарко.

Мартин сказал, что им надо сделать привал и переждать жару, иначе они рискуют просто свариться в этой жаркой пустынной местности. Он устроил лагерь в длинной расселине, которая протянулась с востока на запад, а в конце ее была видна плоская открытая местность. Мартина устраивало, что отсюда был хороший обзор, к тому же высокие стены окрестных скал укрывали от полуденного солнца и большая часть ложбины оставалась в тени.

Джоанна заснула, свернувшись калачиком подле одного из валунов. Во сне она грезила о купальне с благоухающей розовым маслом водой, о прохладном шербете и жареной куропатке. Англичанка проголодалась, но никто из ее спутников не предложил ей поесть, а она не стала требовать. Пусть она и знатная дама, но происхождение — это не только возможность жить в лучших условиях, но и умение показать, что благородство — черта натуры, а не только громкий титул. Так ее учили, и она дала себе зарок, что не будет обузой людям, рисковавшим, чтобы вызволить ее из плена. Пусть с одним из них она достаточно рассчиталась собственным телом в знак благодарности — так теперь Джоанна на это смотрела.

В полдень она проснулась от резкой боли. Оказалось, что солнце стояло как раз в зените, его раскаленные лучи проникали прямо в расселину и опалили ее лоб, с которого сползло покрывало. Женщина, пошатываясь, поднялась, ища места в тени. Ее спутники спали, неподалеку лежали верблюды, беспрестанно шевеля обвисшими губами, будто что-то жевали. Светлый мул Иосифа стоял, понурив вислоухую голову и натянув как можно дальше повод, так как и к нему подбиралось палящее солнце. Джоанна отвела его в сторону, и, когда она проходила мимо спавшего Мартина, тот моментально проснулся и резко сел.