— Клянусь волосами Пречистой Девы, здесь человек десять смогут сдерживать целую армию. Однако, насколько я помню из рассказов бывавших тут крестоносцев, в затерянную в горах Петру ведет еще один проход, и со временем нам следует отыскать и его. Запасной выход никогда не помешает.

Уехавший далеко вперед Иосиф неожиданно издал гортанный возглас и натянул поводья мула, разглядывая что-то впереди. Путники задержались на некоторое время, но, видя, что Иосиф не выглядит испуганным, последовали за ним к показавшемуся впереди выходу. И замерли восхищенно.

Джоанна ахнула и крепко сжала руку Мартина.

— Какая красота!

Это казалось невероятным! Прямо перед ними возвышался прекрасный розовый храм. Стройные, выбитые из скальной породы колонны поддерживали богато украшенный двойной портик, искусная резьба по камню окаймляла его тимпан, наверху высилась прекрасная урна, а на фасаде храма можно было разглядеть скульптурные изваяния. Это неожиданно возникшее в конце прохода строение казалось дивным видением, и красоту его не умаляло даже то, что одна из колонн рухнула. Однако, упав, она образовала как бы небольшую плотину, и в углубление перед ней стекала вода из желобов, разлившись в небольшую заводь.

Иосиф спешился и опустился на колени, не сводя взора с дивной колоннады храма.

— Так вот каков ты, Синай, город, выстроенный моими предками в горах на пути в землю обетованную! Слава, слава вам навеки!

Из его глаз потекли слезы.

Когда прошло первое потрясение, путники стали осматриваться. Перед розовым храмом была довольно обширная площадь. Солнце уже начало клониться к закату, вверху скалы пламенели золотым и алым, но внизу уже образовывалась тень, и надо было определиться, где им устроиться до того, как стемнеет. С площади вверх вели две покрытые обломками скал каменные лестницы, но в стороне начинался широкий проход вглубь заброшенного города, и там тоже виднелись выбитые из скальной породы здания, правда, не столь прекрасные, как первый храм.

Пока венгр с Мартином разведывали окрестность, Джоанна и Эйрик, не беспокоя шепчущего молитвы Иосифа, поднялись по выщербленным ступеням к входу в розовый храм. Но их ждало разочарование: насколько прекрасен храм был снаружи, настолько голым и пустым он оказался внутри — просто выбитая в скале широкая ниша, довольно обширная, но темная и пустая.

Эйрик оглядел ее из-за плеча стоявшей на входе Джоанны и шепнул:

— Так и представляю, как с наступлением темноты из этих стен начнут выходить тени тех, кто некогда это построил.

— А ты помолись с верой в Господа и Пречистую Деву, и никакие страхи уже не будут тебя донимать.

И когда сама Джоанна опустилась на колени и молитвенно сложила руки, Эйрик только потоптался рядом и пошел разгружать верблюдов, а потом вносить поклажу в нишу храма. Вскоре вернувшиеся Мартин и Ласло сообщили, что вокруг все спокойно и город действительно выглядит давно заброшенным. Эйрик в ответ буркнул, что он убедится в безопасности только после того, как они переживут тут ночь. Ласло ничего не ответил и опустился подле молящейся Джоанны на колени, возблагодарив Господа за то, что они нашли укрытие. Мартин тоже стал рядом с ними, молитвенно сложил руки… и не смог произнести ни слова. В пути он обещал себе, что возблагодарит Всевышнего, когда спасет возлюбленную и они окажутся в безопасности, но теперь все больше склонялся к мысли, что они справились сами, что только своей ловкости и смекалке обязаны тем, что избежали погони и нашли укрытие.

— Я поищу дрова для костра, — сказал он, поднимаясь с колен. — Надо приготовить что-то и перекусить.

Однако у Джоанны не хватило сил поесть. Женщина не спала уже вторые сутки, совершила побег, пережила сильнейшее потрясение, проделала немалое расстояние, и теперь, когда она попала в столь необычное место, ей казалось, что она спит и видит странный сон.

Видя ее состояние, Мартин постелил ей в углу, бросив на землю попоны и застелив их сверху одеялом.

— Отдохни, моя милая.

— А ты не уйдешь?

— Я теперь всегда буду с тобой.

Он все же осмелился легонько поцеловать ее в лоб. Его тянуло к ней, он еле сдерживался, чтобы не сжать ее в объятиях и почувствовать, что она все та же, сладкая и пьянящая женщина, от которой он некогда терял разум… И этот ее аромат, ее тени от длинных ресниц… Она уже спала.

«Наверное, теперь, когда она рядом, я и заснуть не смогу от этого оглушающего ощущения счастья», — думал он, когда они уже сидели у огня.

Было тихо, только порой раздавался отдаленный вой шакала, слышалось шуршание ветра в проросших в расщелинах кустарниках да фырканье верблюдов, улегшихся на каменистой земле. От усталости Ласло и Мартина начало клонить в сон. А Эйрик таращился на огонь и ворчал:

— Я ни за что не буду тут спать. Ночные духи не подберутся ко мне, когда я расслаблюсь.

И, уронив голову на грудь, захрапел. Они все заснули.


Джоанна проснулась первая и разбудила Мартина легким прикосновением, убрав длинную выгоревшую прядь с его темных бровей. Он моментально очнулся и посмотрел на нее — его прозрачные голубые глаза казались необычно яркими на красивом загорелом лице.

— Мой Мартин, — прошептала Джоанна, склонив, словно котенок, голову и посмотрев на него почти с восторгом. — Ты… Какое счастье!

Он тут же стиснул ее в объятиях.

Джоанна уже скинула свою темную плотную одежду бедуинки, и Мартин только сейчас рассмотрел, как она богато одета: голубые атласные шаровары, белая тонкая рубаха-абайя из легкого хлопка с красивыми блестящими узорами на груди и рукавах. На запястьях множество блестящих браслетов с жемчугом и хрусталиками, да и в волосах ее сверкают подвески и цепочки, хотя сами волосы в пути изрядно растрепались и теперь выглядели тем забавнее, что с одной стороны, там, где Джоанна обрезала косу, они совсем распустились, а с другой свисала длинная коса, все еще увитая лентами и мелким жемчугом. Леди де Ринель. Какая же она очаровательная, когда вот так растрепана!

— Не смотри на меня, — отвернула его лицо Джоанна. И голос ее прозвучал, как у обиженной девочки: — Не смотри. Я выгляжу сейчас…

— О, ты даже прекраснее, чем в моих мечтах!

И она в ответ просияла улыбкой.

Мартин взял мех с водой, а Джоанна прихватила гребни и покрывала, и они пошли прочь от спящих. Только чуткий Ласло в какой-то миг поднял голову и проводил взглядом удаляющуюся парочку.

Вокруг влюбленных простирался озаренный лучами солнца забытый город. Они видели фасады выступающих из скал дворцов, капители и портики которых были будто стерты горячим ветром и песком; шли по широким плитам мостовой, среди рухнувших колонн и куч песка; порой им попадались бассейны и чаши фонтанов — пустые и тоже засыпанные горячим песком, и везде на них смотрели многочисленные отверстия открытых окон и дверных проемов — казалось, будто жители только что ушли, забыв закрыть за собой дверь. Все это поражало, но еще поразительнее было идти рядом, держаться за руки, радуясь, что они вместе.

В какой-то момент Джоанна уединилась в одном из покинутых жилищ, прихватив с собой мех с водой и гребни, а когда вышла, Мартин заметил, что она без сожаления обрезала и вторую косу, и ее черные волосы рассыпались по плечам, как шелковая пелерина, а на лбу все еще блестели золоченые украшения. Беглянка из гарема. Мартин вдруг подумал, что еще недавно она принадлежала знатному эмиру, известному любителю красавиц аль-Адилю.

— Что у тебя было с аль-Адилем? — спросил он с невольно прозвучавшей ноткой ревности в голосе.

Она поглядела на него с удивлением, но потом нахмурилась.

— Кого из нас ты упрекаешь? Меня — за то, что я оказалась в плену, или себя — за то, что так долго не приезжал за мной?

Мартин промолчал. Ведь он и впрямь не спешил к Джоанне, он рвался совсем к другой женщине. Только потом, когда надежды на брак с Руфью уже не осталось, Мартин понял, что для него в мире есть одна Джоанна. Но если бы Руфь дождалась его… Впрочем, к чему сейчас думать об этом, когда прошлое уже не изменить, а Джоанна — вот она, рядом. И все, что для него важно, — это оберегать ее, заботиться о ней, а главное — наслаждаться тем, что его полюбила такая, как она. Прошлое же… Когда-нибудь ему придется рассказать Джоанне все о себе. Но не сейчас. Сейчас они могут немного предаться тому счастью, какое обрели как два беглеца, умчавшиеся от всего света в этот заброшенный город.

Солнце, поднявшееся еще выше, позолотило скальные здания и огромную чашу полуразрушенного амфитеатра, по которому они гуляли. Нижние его ряды и сцена были засыпаны землей, но все равно нетрудно было представить, как когда-то окружавшие арену скамьи были заполнены народом. Джоанна даже поежилась, прильнула к Мартину. А он ощутил ее тепло, ее податливую хрупкость, и сразу весь этот загадочный, полный тайн город перестал его интересовать. Она была с ним, его желанная, недостижимая… Как же близко она была!

Поднявшись по пыльным ступеням и пройдя по скальному карнизу, они оказались возле выбитых из горной породы домов и заглянули в один из дверных проемов. То же, что и везде: небольшое пустое помещение, в котором, однако, почти не ощущался зной.

— Кто же тут жил? — спросила Джоанна, озираясь. — Бежавшие из Египта евреи, как уверяет Иосиф? Столько загадочного вокруг! И ты, мой любимый, кажешься мне загадкой. Порой я даже теряюсь от этого.

Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой, которую использовал, чтобы добиться желаемого. А сейчас он желал, чтобы она не выпытывала у него о прошлом. Зачем думать о том, что было до этой встречи? Он рвался к ней через опасности, проехал за ней полмира, и сейчас они тут совсем одни…

— Мне самому непонятна моя жизнь, — прошептал он, привлекая ее к себе. — Я расскажу тебе все, когда придет время. Но теперь… Теперь я могу думать только о том, что ты со мной.