– При чем тут это… – попыталась я возразить, но Наталья не дала мне договорить:

– Молчи, просто выслушай меня. Ты чудовище с холодным сердцем. И Артема, кстати, тоже можно понять, что он на стороне утешение искал, потому что с тобой невозможно жить… Ты неблагодарная и злая, Лидуся. Как и Леша, надо заметить. Вы два сапога пара, кстати! Ты сделала мне больно, вы сделали мне больно… – Она вдруг заплакала, опустив голову, горько и отчаянно. – И не трогай меня! – С яростью она отбросила мои руки, когда я попыталась обнять подругу.

Затем Наталья с трудом поднялась и, все так же отчаянно рыдая, ушла.


Я осталась сидеть на полу, силы покинули меня. Только сейчас я поняла, что натворила и какую боль испытывает Наташа… Я ли это? Нет, это не я, я такой никогда не была. В последние дни в меня будто бес вселился. Может, это гормональный сбой, ударивший по моему настроению, так кардинально изменивший мое поведение? Сходить, что ли, сдать кровь на анализы, проверить щитовидку? Кажется, это самый популярный нынче совет для всех тех, кто страдает на пустом месте, обижает своих близких… Хотя я же только недавно проходила диспансеризацию, все у меня нормально с гормонами… Или это игра моих нервов, ослабленных недавней простудой?

Что, что именно заставило меня скандалить на каждом углу, со всеми, делать вещи, на которые я в принципе была неспособна?.. Только сейчас я осознала масштаб разрушений, совершенных мной. И мне стало страшно.

Да… А какова отдача? Получила ли я что-либо взамен от жизни, взбаламутив все свое окружение? Нет. Я лишь испортила жизнь себе и другим, я не сделала этот мир лучше.

Я медленно поднялась на ноги. Некоторое время стояла неподвижно, затем подхватила сумку и вышла в коридор. Тугина, гремя посудой, под звук плещущей из крана воды пела что-то дребезжащим голосом. Бедная женщина, как я перед ней виновата…

Я натянула сапоги, надела куртку и вышла за дверь… Но не успела сделать и шага от подъезда, как ко мне подошел невысокий, плотный мужчина:

– Лида?

Не сразу, но я узнала в этом мужчине своего сводного брата Руслана.

– Ты? Привет, – пробормотала я.

– Надо поговорить.

– О чем? – с неохотой спросила я.

Руслана я не боялась. Да и почему это я должна была его бояться? Это он наворотил дел, он доставил мне кучу неприятностей, так что, пожалуй, в отношении этого человека моя совесть была спокойна.

– Обо мне. О тебе. О маме. О нашей семье, – медленно, словно с трудом, произнес он.

Я еще раз, уже внимательно, оглядела своего сводного братца. Он и изменился, и нет. Внешне изменился совершенно точно: стал тяжелее, основательнее. Передо мной стоял уже не тот тощий юноша, что прежде, а мужчина. Сколько ему сейчас? Руслан на два года младше меня. Значит, ему сейчас тридцать.

Невыразительное лицо с вечной гримасой тоски и недовольства. Вот точно, он и раньше ходил по дому, тому дому, что я потеряла, с этой тоскливой физиономией… Со мной тогда Руслан практически не общался, да и с матерью, Верой Петровной – тоже. Мачеха часто отчитывала Руслана, произносила долгие педагогические монологи на тему того, что должен и не должен делать молодой человек в наше время, а Руслан отвечал той односложно. Ну да, молодой человек должен не забывать мыть голову, чтобы не ходить потом со слипшимися патлами и убираться в своей комнате, и он скоро и вымоет, и приберется… в самое ближайшее время, да-да-да, вспомнилось мне.

Все свободное время в детстве и юности, если вспомнить, Руслан проводил за компьютером. Играл, сидел на каких-то странных сайтах, где обсуждались всякие технические тонкости… Читал фэнтези. С одной стороны, он был будто не от мира сего, но с другой – если подумать, обычный диковатый юноша, каких сейчас много вокруг. Поколение хикикомори, потерянное.

Вера Петровна никогда не произносила этого вслух, но, судя по ее тогдашнему поведению – долгим нотациям и недовольным взглядам, – она совершенно не понимала своего сына. Он ее раздражал.

– О нашей семье? – удивленно повторила я. – Руслан, ты что? У нас нет семьи, и не было.

– Маму уволили, – сказал он, глядя куда-то в сторону. Да, это тоже являлось его особенностью – никогда не глядеть в глаза своему собеседнику.

– И что? – я пожала плечами.

– Из-за тебя уволили, знаешь? – медленно, делая паузы, напомнил братец.

Ах, ну да. И правда, я же устроила настоящий спектакль в той школе, где работала моя мачеха. Сильной вины за собой я не чувствовала, но, пожалуй, подобная выходка тоже была мне несвойственна. Я никогда не затевала публичных скандалов и на той недавней, «нервной» волне просто в очередной раз сорвалась.

– Почему ты думаешь, что из-за меня? – выделив интонацией последние два слова, спросила я.

– Ты выставила ее в таком свете…

– В каком таком?

Руслан молчал. Тень пробежала у него по лицу, уголки губ подрагивали. Но он упорно таращился куда-то в сторону.

– Я не солгала ни словом, – настойчиво продолжила я. – Когда рассказывала коллегам Веры Петровны, что эта женщина сделала со мной, своей падчерицей, как лишила меня собственной квартиры. Меня, сироту, еще девчонку почти. Да, я сделала это публично. А что такого? Вера Петровна не имеет никакого права работать педагогом, раз даже собственного сына упустила. Почему ты не смотришь мне в глаза? – не выдержав, с отчаянием спросила я.

Мой братец вздрогнул, метнул на меня испепеляющий взгляд, затем опять отвернулся. «Господи, ну он же ни в чем не виноват, ей было всегда плевать на него, а я… Я могла бы тогда хоть раз поговорить с этим мальчиком как друг, как сестра…» – мелькнуло в голове, и меня передернуло.

– Прости… – вздохнула я. – Это нервы. Я недавно болела, перенесла тяжелое осложнение после простуды.

Руслан все так же молчал.

– Тебе, конечно, не жалко меня. Тебе вообще на меня плевать, да? – зачем-то спросила я.

Он по-прежнему стоял молча.

Я вдруг вспомнила, как во время своей работы репетитором общалась вот с такими ребятами. Потихоньку, слово за слово, я ободряла их, вела за собой, словно добрый проводник, в мир чужого языка… Что мне мешало точно так же общаться с Русланом, почему я никогда не видела в нем человека? Наверное, ненависть к его матери застила мне глаза.

– У тебя как дела? – спросила я. – Как ты, вообще? Почему тебя вдруг преследуют коллекторы?

Он метнул на меня короткий взгляд, на этот раз – изумленный, но потом сказал:

– У меня жена. Дети. Двое. Пытался свой бизнес открыть… Ну и вот… прогорел.

– А зачем мой номер дал?

– Да я не знал… – обиженно произнес Руслан. – Ну они попросили – дай какой-нибудь номер, ну человека, кто тебя знает…

«Дурачок. А вдруг у него какое-нибудь расстройство, психическое… которое надо было корректировать, а Вера Петровна все упустила? Как это называется? Ментальная инвалидность? Или он действительно такой дикий и замкнутый, что просто не знает, как надо жить в обществе, что делать… Одинокий Маугли?»

– И как вы все теперь? – с жалостью спросила я.

– Ну как… Мама без работы, плачет. Ее репутация испорчена, у них слухи быстро разносятся среди учителей.

– Ну, наверное, ее не просто так уволили, не из-за одной меня, – примиряюще произнесла я. – Думаю, мой визит просто стал последней каплей.

– Возможно, – сказал Руслан. Потом пожал плечами и пошел прочь, смешно разбрасывая ступни в сторону.

– Русик! – позвала я.

Он остановился.

– Руслан, ты не хочешь передо мной извиниться?

– За что? – наполовину обернувшись, спросил он.

«Женат. Есть двое детей. Наверное, совсем крохи! Возможно, Руслан просто не понимает многого из-за того, что он почти ни с кем не общался, а мать не потрудилась его… Как это называется? Социализировать, вот. Ему просто надо все объяснять, буквально разжевывать!»

– За то, что из-за тебя у меня случились неприятности, – подошла я к нему. – Пришлось отключить городской телефон, потому что с утра до ночи звонили коллекторы. Потом они исписали весь подъезд надписями, какая я плохая должница… И все соседи были очень мной недовольны, говорили мне гадости. Я, между прочим, переживала.

– Прости, – безо всякого выражения произнес Руслан.

– Ты понял, какое со мной случилось несчастье, и мне уже легче, – ласково ответила я.

– Слушай, почему ты разговариваешь со мной как с идиотом? – недовольно произнес он и развернулся.

– Руслан!

– Ну что?

– Это Вера Петровна тебя ко мне отправила?

– Нет, – коротко бросил он, уже сворачивая за угол.

– Русик, я желаю тебе счастья! Руслан!..

Я отправилась следом – мне было по пути, но моего брата и след простыл.

«Странно все это… Вроде он и выглядит как нормальный, но в то же время словно не от мира сего. Хотя, с другой стороны, наверное, и я выгляжу в его глазах по-идиотски: столько лет молчала, а теперь вдруг затеяла эту войну. Ну вот правда, чего я добилась, когда опозорила Веру Петровну перед ее коллегами? Если подумать, ничего, кроме морального удовлетворения, я не получила. Накричалась от души, и вроде как полегчало. Да, это была месть с моей стороны. Но вот удовольствия от этой мести почему-то нет никакого. Это была не я. Минутку… Что же, мне теперь нужно простить свою мачеху? Нет и нет, это было бы лицемерием… неправдой. Я ни в чем не виню брата, но я определенно зла на Веру Петровну и не собираюсь заталкивать эту злобу внутрь себя поглубже… Но и мстить не следовало, мне это несвойственно. А теперь так плохо… Как там говорят? Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое, правое дело… Мне стало совсем не по себе, мурашки пробежали между лопаток.


Я зашла в кафе неподалеку от своего дома – то самое, где частенько перекусывала. Взяла на раздаче кофе и сырники со сгущенкой и принялась с подносом в руках искать свободное место. Зал был полон… Ах да, сейчас ведь время обеда.