Дэниел погладил ее по щеке.

– Люс, посмотри на меня. Ты не сделала ничего дурного. И не можешь ничего поделать с этим, – он указал на саранчу. – С чего ты вообще решила, будто в чем-то виновата? – добавил он, покачав головой.

– Потому что всю жизнь я наблюдаю эти тени.

– Мне следовало что-нибудь предпринять, когда я понял это на той неделе у озера. На самом деле это первая жизнь, в которой ты их видишь, что, собственно, меня и напугало.

– Откуда ты можешь знать, что это не моя вина? – спросила она, думая о Тодде и Треворе.

Тени всегда приходили к ней как раз перед тем, как случалось нечто ужасное.

Дэниел поцеловал ее в макушку.

– Тени, которые ты видишь, называются вестниками. Они мерзко выглядят, но не в состоянии тебе навредить. Все, что они делают, – это оценивают ситуацию и докладывают кому-то еще. Сплетники. Компании старшеклассниц в демоническом исполнении.

– А как насчет этих?

Люс показала на деревья, отмечавшие границу кладбища. Их ветви раскачивались, отягощенные густой сочащейся чернотой.

Дэниел спокойно посмотрел туда, куда показала Люс.

– Это тени, призванные вестниками, чтобы сражаться.

Руки и ноги девушки похолодели от страха.

– То есть, м-м-м, битва. И что это будет?

– Великая битва, – просто ответил он, поднимая подбородок. – Но пока они всего лишь рисуются. У нас еще есть время.

От тихого покашливания за спиной Люс подскочила. Дэниел склонил голову, приветствуя мисс Софию, стоящую в тени мавзолея. Волосы библиотекарши выбились из-под шпилек, выглядели дикими и буйными, как и глаза. Потом кто-то выступил из-за ее спины. Пенн. Она засунула руки в карманы куртки. Лицо все еще оставалось красным, а волосы – влажными от пота. Покосившись на подругу, она пожала плечами, будто говоря: «Не знаю, что за чертовщина тут творится, но я не могу просто так взять и бросить тебя». Люс невольно улыбнулась.

Мисс София шагнула ближе и подняла книгу.

– Наша Люсинда занималась своим исследованием.

Дэниел потер подбородок.

– Ты читала это старье? Не стоило вообще писать.

Голос его прозвучал почти смущенно. А у Люс встал на место еще один фрагмент головоломки.

– Ты это написал, – объявила она. – И нарисовал наброски на полях. И вклеил нашу фотографию.

– Ты нашла эту карточку, – заулыбался Дэниел, притягивая ее ближе, словно упоминание снимка пробудило поток воспоминаний. – Ну разумеется.

– Мне потребовалось много времени, чтобы понять, но когда я увидела, как счастливы мы были, внутри будто что-то раскрылось. И я догадалась.

Она положила ладонь ему на шею и притянула его лицо к своему, не заботясь о том, что мисс София и Пенн тоже здесь. Когда их губы соприкоснулись, темное, жутковатое кладбище исчезло, а с ним – и обветренные могилы, и скопища теней, затаившиеся вокруг в кронах деревьев, и даже луна со звездами в вышине.

Первый раз, когда девушка увидела хельстонский фотоснимок, он ее напугал. Одной мысли о реальности всех этих прошлых версий ее самой оказалось слишком много, чтобы сразу с ней свыкнуться. Но теперь, в этих объятиях, ей мнилось, будто все они каким-то образом сплотили усилия по объединению множества Люс, любивших одного и того же Дэниела. Снова и снова. Столько любви, что она просачивалась из сердца и души, проистекала из тела и заполняла пространство между ними.

И еще девушка наконец услышала то, что он сказал, когда они смотрели на тени. Она не сделала ничего дурного! Ей не от чего чувствовать себя виноватой. Возможно ли это? Неужели она не ответственна за гибель Тревора и Тодда, как всегда считала? Стоило ей спросить себя об этом, как она поняла, что Дэниел сказал правду. И теперь Люс чувствовала себя так, словно пробудилась после долгого кошмарного сна. Она больше не ощущала себя коротко остриженной девушкой в мешковатой черной одежде, вечной неудачницей, страшащейся мерзкого кладбища и застрявшей в исправительной школе по вполне веской причине.

– Дэниел, – окликнула она, мягко отстраняя его плечи, чтобы взглянуть ему в лицо. – Почему ты мне раньше не сказал, что ты ангел? К чему все эти разговоры о проклятиях?

Он впился в нее тревожным взглядом.

– Я не сошла с ума, – заверила его Люс. – Просто интересуюсь.

– Я не мог тебе рассказать, – объяснил Дэниел. – Тут все взаимосвязано. До сих пор я даже не знал, что ты в состоянии сама это выяснить. Если бы я сказал тебе это слишком рано или в неподходящее время, тебя бы вновь не стало и опять пришлось бы ждать. А мне и так уже пришлось ждать чересчур долго.

– Как долго?

– Не настолько, чтобы я успел забыть, что ты стоишь чего угодно. Любой жертвы. Любой боли.

Дэниел на мгновение прикрыл глаза. Потом открыл. Перевел взгляд на Пенн и мисс Софию.

Пенн сидела, прислонившись спиной к замшелому черному надгробию, подтянув колени к подбородку, и вдумчиво грызла ногти. Библиотекарша стояла, уперев руки в бока, с таким видом, будто ей есть что сказать.

Дэниел отступил на шаг назад, между ним и Люс тут же пронесся порыв холодного воздуха.

– Я все еще опасаюсь, что ты в любую минуту можешь…

– Дэниел… – с упреком окликнула его мисс София.

Он отмахнулся.

– Для нас быть вместе не так просто, как тебе бы хотелось.

– Конечно же, нет, – признала Люс. – То есть ты ангел, но теперь, когда я это знаю…

– Люсинда Прайс.

На этот раз Люс оказалась объектом гнева мисс Софии.

– То, что он хочет сказать, тебе не понравится, – предупредила учительница. – И, Дэниел, ты не имеешь права. Это убьет ее.

Люс покачала головой, озадаченная заявлением мисс Софии.

– Думаю, я способна пережить немного правды.

– Это не «немного правды», – возразила библиотекарша, выступая вперед и вставая между ними. – И ты этого не переживешь. Как не переживала в течение тысяч лет после Падения.

– Дэниел, о чем она говорит?

Люс потянулась было к его запястью мимо мисс Софии, но та ей не позволила. В животе у девушки свернулся сухой клубок нервов.

– Я способна это выдержать, – настаивала она. – Не желаю больше никаких тайн. Я люблю его.

Она впервые сказала это вслух кому бы то ни было. И единственное, о чем сожалела, так это о том, что обратила три важнейших слова к мисс Софии, а не к самому Дэниелу. Девушка обернулась к нему с сияющими глазами.

– Это правда, – подтвердила она. – Я люблю тебя.

Хлоп.

Хлоп. Хлоп.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Неторопливые громкие аплодисменты раздались в зарослях деревьев позади них. Дэниел вздрогнул и обернулся, напрягшись. Люс захлестнул прежний страх. Она буквально оцепенела от ужаса перед тем, что он увидел в тенях, еще раньше, чем сама туда взглянула.

– О, браво. Браво! В самом деле я тронут до глубины души. А в наше время, как ни печально, меня трогает не столь уж многое.

На открытое пространство выступил Кэм. Его глаза окаймляла густая мерцающая золотистая тень, поблескивающая в лунном свете, отчего он походил на дикого кота.

– Это все столь невероятно мило, – заметил он. – А он любит тебя в ответ, не правда ли, красавчик? Что скажешь, Дэниел?

– Кэм, – предостерег Дэниел. – Не делай этого.

– Не делать, собственно, чего? – переспросил Кэм, вскинув левую руку.

И прищелкнул пальцами. Небольшой огонек размером с горящую спичку полыхнул в воздухе над его кистью.

– Ты имеешь в виду это?

Эхо от щелчка все не утихало, отражаясь от могил, нарастая и приумножаясь, пока металось туда-сюда. Поначалу Люс померещились в этом звуке новые аплодисменты, словно демонический зрительный зал, полный мрака, иронически рукоплескал их с Дэниелом любви так же, как Кэм. Но потом она вспомнила громоподобное хлопанье крыльев, которое слышала раньше. Затаила дыхание, когда шум принял форму этих тысяч клочков порхающей тьмы. Рой теней, похожих на саранчу, скрывшийся было в лесу, вновь бесновался у них над головами.

Они рокотали так громко, что девушке пришлось заткнуть уши. Пенн скорчилась в комок на земле, спрятав лицо в коленях. Дэниел и мисс София стойко наблюдали за небом, пока какофония нарастала и меняла тон. Звук стал больше напоминать очень шумные пульверизаторы, в которых закончилась вода, или шипение множества змей.

– Или это? – продолжил Кэм, пожав плечами, когда омерзительная бесформенная тьма окружила его.

Каждое насекомое стало увеличиваться и разворачиваться, делаясь все больше, что несвойственно насекомым, при этом сочась чем-то клейким и превращаясь в черное сегментчатое существо. Потом они медленно поднялись на бесчисленные ноги, как если бы учились пользоваться теневыми конечностями по мере их появления, и двинулись вперед, словно богомолы высотой в человеческий рост.

Кэм радушно приветствовал кишащих вокруг него созданий. Вскоре они образовали целое войско ночи, воплощенной за его спиной.

– Прости, – небрежно бросил он, хлопнув себя ладонью по лбу. – Ты же просил меня не делать этого?

– Дэниел, – прошептала Люс. – Что происходит?

– Почему ты объявил об окончании перемирия? – окликнул он Кэма.

– Ох. Ну ты же знаешь, что говорят об отчаянных временах, – глумливо ощерился тот. – А при виде того, как ты покрываешь ее тело этими твоими, совершенно ангельскими поцелуями, не представляешь, какое отчаяние я ощутил.

– Заткнись, Кэм! – закричала Люс, с отвращением думая о том, что позволяла ему дотрагиваться до себя.

Кэм перевел взгляд на нее.

– В свое время. И да, мы собираемся поспорить, детка. За тебя. Снова.

Он погладил подбородок и прищурил зеленые глаза.

– На этот раз, я полагаю, серьезнее. С несколько большим ущербом. Смирись с этим.

Дэниел заключил Люс в объятия.

– Скажи мне, почему, Кэм? Уж это-то ты мне должен.

– Ты знаешь, почему, – объявил тот, указывая на нее. – Она все еще здесь. Ладно, это ненадолго.

Он опустил ладони на пояс, и несколько густых черных теней, теперь напоминающих по форме бесконечных толстых змей, заструились вверх по его телу, обвив руки словно браслеты. Кэм, не глядя, погладил по голове самую крупную из них.