Лорен Кейт - Падшие

– Но я не хотел бы обнадеживать тебя. Просто пока не собираюсь ни с кем связываться. Только не в ближайшее время.

Ох.

Она отвела взгляд, уставившись на спокойную, полуночно-синюю воду, где лишь несколько минут назад они смеялись и плескались. Озеро ничем больше не напоминало о том веселье. Как и лицо Дэниела.

Что ж, она тоже однажды обожглась. Может, если рассказать ему о Треворе и о том, как ужасно это было, Дэниел разговорится о своем прошлом. Но Люс прекрасно понимала, что не вынесет рассказа о его прошлом с кем-то другим. Одна мысль о нем с другой девушкой, и она вообразила себе Габби, Молли и калейдоскоп улыбающихся лиц, огромных глаз, длинных волос. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы ее замутило.

Его история о скверном разрыве должна была, по идее, все объяснить. Но не объяснила. Дэниел с самого начала вел себя с ней очень странно. Сначала показал средний палец, не успели они даже познакомиться, потом защитил от статуи на кладбище. Теперь вот привел сюда, к озеру. Одну. Люс совершенно ничего не понимала.

Дэниел опустил голову, но его глаза не отрывались от нее.

– Недостаточно удачное объяснение? – он будто знал, о чем она думает.

– Мне по-прежнему кажется, что ты что-то недоговариваешь, – настаивала Люс.

Она не сомневалась, что подобное невозможно объяснить единожды разбитым сердцем. В этой области у нее существует определенный опыт.

Дэниел сидел к ней спиной и смотрел в ту сторону, откуда они пришли. Спустя некоторое время он едко рассмеялся.

– Разумеется, я не обо всем тебе говорю, поскольку едва тебя знаю. Не понимаю, почему ты считаешь, что я тебе что-то должен.

Он вскочил.

– Ты куда?

– Мне нужно вернуться, – объяснил он.

– Не уходи, – прошептала Люс, но Дэниел, похоже, не услышал.

Затаив дыхание она смотрела, как он прыгает и погружается под воду. А потом он вынырнул, уже вдали, и поплыл в сторону берега. Один раз, примерно на полпути, Дэниел оглянулся и на прощание помахал ей рукой.

Сердце переполнило непонятное чувство, когда он перешел на безупречный баттерфляй. Как бы пусто ни было внутри, Люс не могла им не восхититься. Дэниел плыл так искусно и без усилий, что это едва вообще походило на плавание.

В мгновение ока он достиг берега, отчего расстояние между ними показалось куда меньшим, чем ей представлялось. Он выбрался на сушу столь же непринужденно, сколь и плыл.

Как же ему было важно убраться от нее подальше и как можно скорее! Солнечный луч пробился сквозь деревья и облил его силуэт ярким свечением. Люс пришлось прищуриться от представшего ее глазам зрелища.

Она гадала, не помутилось ли ее зрение от удара футбольным мячом по голове. Или, может, то, что ей кажется сейчас, – не более чем просто мираж. Игра послеполуденного света.

Она встала на скале, чтобы рассмотреть все получше.

Дэниел всего лишь стряхивал воду с мокрых волос, но капли словно зависали над ним и по сторонам от него, бросая вызов тяготению в пределах размаха его рук.

И мерцание воды в лучах солнца выглядело почти так, будто у него есть крылья.

Вечером в понедельник мисс София стояла за кафедрой в просторнейшем кабинете «Августина», собственными руками изображая театр теней. Она созвала учеников на последний перед завтрашним экзаменом в середине семестра урок. Люс пропустила целый месяц занятий, поэтому мисс София решила, что ей придется много нагонять.

Это объясняло и то, почему Люс хотя бы делала вид, будто что-то записывает. Никто из учеников даже не замечал, что вечернее солнце, просачивающееся сквозь узкие западные окна, не лучшим образом сказывается на самодельной сцене мисс Софии. А Люс не хотелось вставать и опускать пыльные шторы, таким образом привлекая внимание к тому, что она следит за происходящим.

Когда лучи коснулись затылка, до нее вдруг дошло, как долго она сидит в этой комнате. Люс видела, как во время утреннего урока мировой истории пылает, словно грива, восходящее солнце над редеющими волосами мистера Коула. Она изнемогала от удушливого полуденного зноя на биологии у Альбатрос.

Теперь близился вечер. Солнце описало дугу над территорией школы, а девушка почти не вставала из-за парты. Тело застыло, как металлический стул, на котором она сидела, разум затупился, словно карандаш, которым уже бросила делать пометки.

И что за дела с этим театром теней? Им с остальными учениками что, по пять лет?

А потом Люс ужалило чувство вины. Из всего здешнего преподавательского состава мисс София оказалась самой заботливой, на днях даже мягко отозвала девушку в сторону, чтобы обсудить, насколько та отстала в написании работы о своем фамильном древе. Пришлось даже изобразить удивленную признательность, когда учительница заново повторила для нее детальные инструкции примерно в час длиной. Люс было слегка стыдно, но прикинуться дурочкой оказалось куда проще, чем признаться, что она слишком увлеклась мыслями о некоем однокласснике вместо того, чтобы посвятить хоть сколько-нибудь времени исследованиям.

Теперь мисс София стояла в длинном платье из черного крепа, изящно сплетая большие пальцы рук и поднимая ладони в воздух в приготовлениях к следующей фигуре. За окном облако заслонило солнце. Люс снова включилась в лекцию, заметив, что на стене за спиной мисс Софии вдруг появилась настоящая тень.

– Как все вы помните из прочитанного в прошлом году «Потерянного рая»[7], когда Бог даровал ангелам свободу воли, – вещала мисс София, дыша в микрофон, прикрепленный к лацкану пиджака цвета слоновой кости, и взмахивая тонкими пальцами, словно крыльями настоящего ангела, – нашелся один, преступивший черту.

Она театрально понизила голос и выгнула указательные пальцы, так что ангельские крылья превратились в дьявольские рога.

– Тоже мне фокус, – пробормотал кто-то за спиной Люс. – Старо как мир.

С самого начала лекции по меньшей мере один человек в классе, казалось, оспаривал каждое ее слово. Может, потому что Люс, в отличие от остальных, не получила религиозного воспитания, или потому что было жаль учительницу, но ее терзало нарастающее желание обернуться и заткнуть крикунов.

Девушка была злой, усталой, голодной. Вместо общего ужина с остальной школой двадцати ученикам, записанным в религиозный класс мисс Софии, сообщили, что, если они будут присутствовать на «факультативном» занятии, их накормят прямо в классе, чтобы не тратить время зря.

Еда – не ужин и даже не полдник, а какой-то неопределенный вечерний перекус – оказалась необычным опытом для Люс, которой было трудно найти что-нибудь съедобное и в зацикленном на мясе кафетерии. Рэнди просто вкатила в класс тележку с наводящими тоску бутербродами и несколькими кувшинами тепловатой воды.

Состав бутербродов ограничился загадочной мясной нарезкой, майонезом и сыром. Люс с завистью смотрела, как Пенн уминает их один за другим, оставляя после себя лишь колечки корок со следами зубов. Она уже почти решилась очистить от колбасы один из бутербродов, когда Кэм толкнул ее плечом и разжал кулак, показав горсточку свежих фиг. На его ладони их темно-фиолетовые кожицы смотрелись словно драгоценные камни.

– Что это? – Люс едва сдерживала улыбку.

– Не можешь же ты жить на одном хлебе, – объяснил Кэм.

– Не ешь их, – встряла Габби, выхватывая фиги из ее пальцев и швыряя в мусорную корзину.

Она снова вмешалась в чужой разговор и заполнила опустевшее место в ладони Люс пригоршней M&M’s с арахисом. Ободок на Габби был раскрашен во все цвета радуги. Люс представила, как срывает пеструю штуковину с головы девушки и выкидывает в помойку.

– Она права, Люс, – заметила возникшая откуда-то Арриана, мрачно глянув на Кэма. – Кто знает, что он туда подсыпал?

Люс рассмеялась, подозревая, что подруга, конечно же, шутит. Но, заметив, что никто даже не улыбнулся, осеклась и сунула горстку конфет в карман, поскольку мисс София попросила всех занять свои места.

* * *

Казалось, прошло уже несколько часов, а они все еще были заперты в классе. Мисс София едва перешла от зари творения к войне на небесах. Они еще даже не добрались до Адама и Евы. Живот Люс урчал в знак протеста.

– Всем ли известно, кем был дурной ангел, восставший против Бога? – спросила мисс София, словно читала книжку с картинками детям в библиотеке.

Люс почти ожидала, что класс грянет в ответ ребяческое «да, мисс София».

– Ну, кто-нибудь?

– Роланд! – еле слышно предложила Арриана.

– Правильно, – подтвердила мисс София, кивая головой с благостным одобрением.

Ее просто подвел слух.

– Теперь мы называем его сатаной, но на протяжении многих лет он выступал под разными именами: Мефистофеля, Белиала, для некоторых даже Люцифера.

Сидящая впереди Молли, которая в течение последнего часа раскачивалась на стуле так, чтобы его спинка стукалась о парту сзади, с явным намерением свести Люс с ума, немедленно бросила ей через плечо клочок бумаги.

«Люс… Люцифер… ничего общего?» Сердитый размашистый почерк.

Люс заметила, как дрогнула высокая скула Молли, когда ее губы раздвинулись в усмешке. В мгновение голодной слабости она принялась яростно строчить ответ на обороте записки.

Ее назвали в честь Люсинды Уильямс, величайшей из ныне живущих авторов-исполнительниц, на чьем концерте, едва не отмененном из-за дождя, впервые встретились ее родители. А мама, поскользнувшись на пластиковом стаканчике и рухнув со склона, приземлилась на руки отцу и больше не покидала его объятий. Вот уже двадцать лет.

Ее имя напоминает о романтической истории. А может ли злоязычная Молли сказать то же самое о себе? В любом случае если во всей этой школе и найдется кто-нибудь, хотя бы чем-то напоминающий сатану, то это не адресат записки, а отправитель.

Ее взгляд сверлил затылок короткой, недавно перекрашенной в алый цвет стрижки. Люс уже была готова швырнуть в него клочок бумаги, рискуя нарваться на вспыльчивость Молли, когда мисс София привлекла ее внимание к своему представлению.