Лорен Кейт - Падшие

По чистой случайности ее взгляд упал на Дэниела, который действительно трудился. Весьма прилежно орудовал проволочной щеткой, счищая плесень с бронзовой надписи на могиле. Он даже закатал рукава свитера. Люс наблюдала, как напрягаются за работой его мышцы. Она вздохнула и, не в силах удержаться, облокотилась на каменного ангела, чтобы еще понаблюдать за ним.

«Он всегда был таким трудолюбивым».

Люс поспешно затрясла головой. Откуда пришла эта мысль и что она означает? Тем не менее именно ей пришло это в голову. Фраза из тех, что порой возникали в ее сознании перед тем, как она засыпала. Бессмыслица, которую никогда не удавалось приписать ничему существующему наяву. Но сейчас-то она не спит.

Необходимо справиться с этим пунктиком насчет Дэниела. Она знает его всего один день, но уже явно соскальзывает в некое странное незнакомое место.

– Может, лучше держаться от него подальше? – предложил холодный голос из-за спины.

Люс резко обернулась и обнаружила Молли, застывшую в той же позе, что и вчера: руки в боки, раздувающиеся проколотые ноздри. Пенн объяснила ей, что удивительные правила «Меча и Креста», дозволяющие пирсинг на лице, проистекают из нежелания директора отказываться от бриллиантового гвоздика в ухе.

– Кого? – переспросила она, понимая, насколько это глупо.

Молли закатила глаза.

– Просто поверь, когда я говорю, что запасть на Дэниела – крайне, крайне плохая идея.

И, не дожидаясь ответа, та исчезла. Но Дэниел, словно услышав собственное имя, смотрел прямо на Люс. И вдруг направился в ее сторону.

Она знала, что солнце зашло за облако. Если удастся отвести взгляд, можно посмотреть вверх и убедиться в этом. Но девушка была не в состоянии посмотреть ни вверх, ни в сторону, и почему-то приходилось щуриться, чтобы видеть его. Как если бы Дэниел излучал свет и слепил ее. Гулкий звенящий шум заполнил ее уши, колени подкашивались.

Она хотела подобрать грабли и прикинуться, будто не замечает его приближения. Но было уже слишком поздно для убедительного притворства.

– Что она тебе сказала?

– Хм, – уклончиво отозвалась Люс, отчаянно пытаясь измыслить какую-нибудь правдоподобную ложь. Безуспешно.

Она хрустнула суставами пальцев. Дэниел накрыл ее ладони своей.

– Терпеть не могу, когда ты так делаешь.

Люс невольно отпрянула. Его рука не задержалась. Однако этого хватило, чтобы ее лицо зарделось. Он имел в виду свой пунктик в виде хруста суставов. Любой человек досадил бы ему этим, верно? Следовательно, утверждение, что он терпеть не может, когда так делает именно она, подразумевает то, что он прежде уже видел, как она так делает. Интересно, при каких обстоятельствах? Они едва знакомы.

В таком случае почему ей кажется, будто они уже как-то спорили на эту тему?

– Молли посоветовала мне держаться от тебя подальше, – наконец ответила она.

Дэниел покачал головой, видно, обдумывая причину.

– Возможно, она права.

Люс вздрогнула. Над ними проплыла тень, омрачив лицо ангела достаточно надолго, и она забеспокоилась, зажмурилась и попыталась дышать, молясь, чтобы Дэниел не заметил никаких странностей.

А внутри нее нарастал ужас. Хотелось бежать, но она не могла: мало ли, вдруг заблудится на кладбище.

Дэниел проследил за ее взглядом, устремленным к небу.

– Что там?

– Ничего.

– Так что, ты собираешься это делать? – полюбопытствовал он, с вызовом скрестив руки на груди.

– Что именно?

«Бежать?».

Дэниел шагнул к ней. Теперь между ними оставалось меньше фута. Люс затаила дыхание. Застыла. В ожидании.

– Собираешься держаться от меня подальше? Это прозвучало едва ли не так, как если бы он с ней заигрывал.

Только Люс пребывала не в духе. Лоб взмок, она сжимала пальцами виски, пытаясь вернуть себе власть над собственным телом и освободиться от его влияния. Она оказалась катастрофически не готова любезничать в ответ. Если, конечно, он в самом деле с ней заигрывал.

Она отступила на шаг.

– Полагаю, что так.

– Я не расслышал, – шепнул он, вскинув бровь и подходя ближе.

Люс снова попятилась, на этот раз дальше. Она едва не врезалась в постамент, так что зернистая каменная ступня ангела уперлась ей в спину. Вторая, более мрачная и холодная, тень пронеслась над ними. Девушка была готова поклясться, что Дэниел вздрогнул вместе с ней.

А потом обоих переполошил низкий стон чего-то тяжелого. Люс вскрикнула, когда верхняя часть мраморной скульптуры качнулась над ними, словно ветка дерева на ветру. На миг она словно зависла в воздухе.

Люс и Дэниел застыли, во все глаза уставившись на статую. Оба понимали, что та вот-вот опрокинется. Голова ангела слегка склонилась в их сторону, словно в молитве, а потом он с нарастающей скоростью обрушился вниз целиком. Рука Дэниела уверенно легла на талию Люс, словно он точно знал, где она начинается и заканчивается. Второй ладонью он накрыл ей голову и с силой пригнулся в тот самый миг, когда ангел окончательно рухнул. Как раз в то место, где они только что стояли. Статуя приземлилась с оглушительным грохотом, головой в грязь, хотя ноги по-прежнему крепились на постаменте. Словом, под ней остался небольшой треугольный просвет, где и укрылись Дэниел с Люс. Оба тяжело дышали, сидя на корточках нос к носу. В глазах Дэниела плескался страх. Между их спинами и статуей остался зазор всего в пару дюймов.

– Люс.

Ей удалось лишь кивнуть в ответ. Его глаза сузились.

– Что ты видела?

Вдруг возникшая откуда-то рука выволокла Люс из-под статуи. Что-то царапнуло ей спину, вскоре повеяло свежим воздухом, и она вновь увидела дневной свет. Компания наказанных стояла, разинув рты, только мисс Тросс сверлила ее гневным взглядом.

Кэм помог девушке подняться.

– Ты цела? – он окинул ее взглядом в поиске синяков и ссадин и стряхнул с ее плеча прилипшую грязь. – Я увидел, как падает статуя, и Дэниел бросился сюда, чтобы попробовать ей помешать, но она уже… Ты, должно быть, жутко испугалась.

Люс не ответила. Слово «испугалась» лишь отчасти описывало ее состояние.

Дэниел, поднявшись, даже не обернулся посмотреть, в порядке она или нет. Просто зашагал прочь.

У Люс отвисла челюсть, когда она поняла, что он уходит, а остальных вовсе не заботит, не сбежал ли он.

– Что вы натворили? – спросила мисс Тросс.

– Я не знаю. Да мы вообще стояли вон там, – Люс покосилась на учительницу, – м-м, работали. А в следующее мгновение статуя взяла и рухнула.

Альбатрос, бормоча что-то о силах природы и старом камне, склонилась над разбитым ангелом, голова которого треснула ровно посередине.

Но даже после того, как остальные вернулись к работе, Люс продолжал преследовать голос.

Голос Молли, стоящей в нескольких дюймах за ее плечом.

– Похоже, – прошептала она, – кое-кому стоит начать прислушиваться к моим советам.

– Не смей меня больше так пугать! – упрекнула Келли Люс вечером в среду.

Перед самым закатом Люс втиснулась в телефонную кабинку «Меча и Креста» – тесный бежевый короб посреди административного корпуса. На уединение это не слишком походило, но, по крайней мере, никто больше не слонялся вокруг. Ее руки все еще ныли после вчерашних трудов на кладбище, а гордость саднила от поспешного бегства Дэниела в следующую же секунду после того, как их извлекли из-под статуи. Но на четверть часа Люс отчаянно пыталась выбросить все это из головы, чтобы впитать каждое благословенно неистовое слово, которое успеет выплюнуть лучшая подруга за отведенное им время. Слушать пронзительный голос Келли было так здорово, и она почти не замечала, что на нее кричат.

– Мы обещали друг другу, что будем говорить едва ли не через каждый час, – обвинительным тоном продолжила Келли. – Я уж думала, тебя там съели заживо! Или, может, запихнули в одиночку в смирительной рубашке, у которой надо прогрызать рукав, чтобы почесать себе лицо. Откуда мне знать, что ты не угодила прямо в девятый круг.

– Ладно-ладно, мамочка, – смеясь, перебила Люс, возвращаясь к своей роли тренера по дыханию для Келли. – Расслабься.

На долю секунды ее накрыло чувство вины из-за того, что не воспользовалась единственным телефонным звонком, чтобы действительно связаться с матерью. Но она не сомневалась: подруга выйдет из себя, если когда-нибудь выяснит, что Люс не ухватилась за первую же возможность поговорить с ней. И, как ни странно, ее всегда утешал истеричный голос Келли – одна из многих причин, по которым они так хорошо подходили друг другу. Перехлестывающая через край паранойя лучшей подруги действовала на нее успокаивающе. Люс могла в красках представить Келли в доверской спальне. Вот она расхаживает по ярко-оранжевому ковру с размазанным по лицу кремом, а с влажных после педикюра ногтей цвета фуксии хлопьями облетает пена.

– Не называй меня мамочкой! – оскорбилась Келли. – Ладно, выкладывай. На что похожи остальные ребята? Все страшенные и, как в кино, хлещут диуретики? А что насчет уроков? И да, как там кормят?

В трубке на фоне доносилась тема из «Римских каникул», которые Келли смотрела по крошечному телевизору. Любимой сценой Люс всегда была та, где Одри Хепберн просыпается в комнате Грегори Пека, все еще убежденная, что предыдущий вечер ей просто приснился. Девушка прикрыла глаза и попыталась мысленно воспроизвести этот эпизод.

– «…и ко мне подошел молодой мужчина… – подражая сонному шепоту Одри, процитировала она реплику, которую, несомненно, узнает Келли. – Он был так груб со мной. Но вообще он просто чудо».

– Это все прекрасно, принцесса, но я-то хочу услышать новости о твоем житье-бытье, – поддразнила подруга.

К несчастью, в «Мече и Кресте» не было ничего даже отдаленно напоминающего чудо. Подумав о Дэниеле в, ох, восьмидесятый раз за день, она поняла: единственную параллель между ее жизнью и «Римскими каникулами» можно провести в том, что они с Одри обе связались с агрессивно грубыми и не заинтересованными в них парнями. Люс уткнулась лбом в бежевый линолеум кабинки. Кто-то вырезал на нем слова «настанет и мое время». В обычных обстоятельствах она бы уже выложила Келли все о Дэниеле.