Пенелопа Дуглас - Падение

Я буду помнить о том, что она когда-то меня любила.

Я подъехал к тату-салону «Черная Деб» и, едва войдя в дверь, снял футболку. Сев в пустое кресло Ауры, подождал, пока она подойдет. Фоном играла песня Slept So Long Джея Гордона.

– Тебе известно, что такое предварительная запись? – съязвила она, положив руки на бедра. – Джаред записывается заранее.

Я наклонился вперед, уперев локти в колени, наклонил голову набок и показал ей след от укуса.

– Вытатуируй это.

Она внимательно изучила отметину, а выпрямившись, посмотрела на меня так, словно я ненормальный.

– Уверен?

Я кивнул.

– Хочу помнить.

Я вскрикнула и проснулась.

– Доброе утро, солнце! – Мэдок прыгал у меня в ногах, отчего кровать ходила ходуном. – Надеюсь, ты голая!

Я вцепилась в одеяло и подтянула его к подбородку.

– Мэдок!

Я была в шортах и майке, но все равно!

– Да ну брось, тигрица, – поддразнил меня Мэдок, все еще прыгая как семилетний. – Хватит храпеть. Хотя это было суперсексуально.

Он же пошутил. Я не храпела. О господи. Неужели я правда храпела?

– Мэдок, прекрати! – завопила я, не на шутку напуганная этой картиной.

Полуголый парень – чужой полуголый парень – прыгал на моей кровати. На нем были домашние штаны с нарисованными на них игроками в поло. И не было футболки. И он не должен был находиться в моей комнате. То есть в своей комнате. В бывшей комнате Фэллон. В моей комнате!

– Фэллон! – позвала я.

– Мэдок! – послышался ее крик, вероятно, из спальни напротив. – Оставь ее в покое!

– А что? – Он с невинным видом продолжал прыгать. – Две горячие телочки под одной крышей. У меня большая кровать, а Фрейд утверждает, что все бисексуальны. Давайте вы примете вместе душ. А я буду смотреть. Беспроигрышный вариант.

Я подняла голову с подушки.

– Слезь с кровати! – заорала я что есть мочи.

– Ого! – Его глаза округлились, и он расхохотался, а потом плюхнулся на кровать рядом со мной. – Дьявол твой папаша или он просто тебя вырастил?

Зарычав, я накрылась одеялом с головой.

– Не хочу жаловаться, у меня все-таки отдельная комната и все такое, но…

– Вот и не надо, – сказал он, стягивая одеяло с моего лица. – А если серьезно, то тебе пора просыпаться. У нас будет вечеринка.

– Что?

– Сегодня утром прилетел папа Тэйт, – начал объяснять Мэдок. – Его отпустили на пару недель. Мой папа и мама Джареда тоже приедут в город на выходные. Все уйдут в отрыв, – он лег на спину и положил руки под голову. – Мы решили устроить барбекю и пригласили народ. Нужно, чтобы кто-нибудь прибрался.

Я снова накрылась одеялом с головой.

– Шучу, – он сдернул его с меня, улыбаясь. – Ты же знаешь, как мне нравится над тобой прикалываться.

Я закатила глаза, а потом, теребя в руках краешек одеяла и не глядя на него, спросила:

– Значит, Джекс тоже приедет?

– Джекс будет на «Петле», – ответил он. – Но приедет Адам.

Кто?.. Ах да, точно. Адам, его приятель по колледжу. Тот самый, которого я вроде как кинула, когда «заблудилась» в павильоне страха.

Мэдок скатился с кровати и пошел к двери, бросив напоследок:

– Одевайся давай. Лучше надень что-нибудь, что Фэллон сможет сорвать с тебя зубами!

– Мэдок! – завопила Фэллон из соседней комнаты, и я, покачав головой, рассмеялась в подушку.

Занятия в школе закончились, так что сегодня мне впервые не нужно было ничего делать и планировать. Еще вчера я вернулась в кинотеатр, где подрабатывала в старших классах. Тогда мне нравилась эта работа – эй, да кому не понравится бесплатно ходить в кино? – но теперь мне сложно было найти мотивацию. Мне предстояло провести остаток лета среди подростков, которые еще учились в старших классах школы, да еще и за мизерную зарплату, и я воспринимала это как значительный шаг назад. Но не могла же я вечно жить с Мэдоком и Фэллон, и одной работой тут не ограничишься – придется найти две.

Мой телефон зажужжал, и, подняв голову, я схватила его с зарядного устойства на столике у кровати.

– Алло. – Я села. Номер был незнакомый.

– Кейси, – произнес женский голос. – Здравствуй, дорогая. Это Мередит Кенни. Подруга твоей мамы.

– О, здравствуйте, миссис Кенни, – поздоровалась я, гадая, зачем она может мне звонить. – Как ваши дела?

– У меня все хорошо. Я хотела узнать, все ли в порядке у твоей мамы, – объяснила она. – Она пропустила два последних собрания в бизнес-клубе. Я звонила, но никто не взял трубку.

Я очень удивилась. Это было странно. Мать всегда такая пунктуальная, она бы наверняка предупредила, если бы по каким-то причинам ей пришлось пропустить собрание. Чего никогда не случалось прежде.

– Ну, – запинаясь, произнесла я. – Я не знаю. Простите, миссис Кенни, но я сейчас у друзей. – Меня охватила тревога. – Я заеду к ней, ладно?

– Уже была там. Никто не открыл, – ответила она. – Вот я и волнуюсь.

Я покачала головой, пытаясь понять, что могло случиться. Я не должна волноваться. Мать не позвонила мне ни разу с тех пор, как я забрала свои дневники. Она бросила меня, и мне должно быть все равно, где она и что с ней.

Но у нее никого, кроме меня, не было. А я изменилась.

– Я все выясню и сообщу вам, – кивнула я, скидывая одеяло и вставая с кровати. – Спасибо.

– Буду ждать. Спасибо, милая. – С этими словами она повесила трубку.

Достав из шкафа белое летнее платье, я забежала в ванную, оделась и расчесала волосы. Схватив сумочку и надев на запястье электронные часы, выскочила в коридор и торопливо обулась.

– Мэдок! – крикнула я. – Можно я возьму твою машину?

– Нет!

– Спасибо, – пропела я, промчавшись по коридору.

Спустившись по лестнице на первый этаж, взяла ключи Мэдока со столика у входа и выскользнула за дверь.

В одном нужно было отдать Джексу должное. Я была рада, что он научил меня водить машину на механике. Эти ребята ездили только на таких автомобилях.

Дорога до моего дома – до маминого дома – заняла около двадцати минут, и, несмотря на то что на машине Мэдока сложно было ехать медленно, я все равно не спешила. Я не беспокоилась о ней всерьез. Она всегда умела о себе позаботиться.

По правде говоря, я вообще никогда за нее не беспокоилась. Ее было так много в моей жизни, что я никогда не задумывалась о том, как она жила в мое отсутствие. Чем она занимала себя, когда я была в колледже. О чем думала, когда оставалась одна. Кто так сильно ранил ее когда-то, что она стала такой стервой.

И вот теперь первый раз она заставила других поволноваться о себе.

Остановившись у дома, я медленно вышла из машины и убрала ключи в сумочку. Передо мной возвышалась кирпичная лестница, ведущая к парадной двери.

Мне до этого не было дела. Я за нее не отвечала. Но все равно пошла.

Перейдя лужайку перед домом и поднявшись по лестнице, достала свой ключ и отперла входную дверь, сразу же заметив на столике в коридоре ворох непрочитанной почты, часть которой уже валялась на полу.

Дверь сама захлопнулась за мной.

Какого черта?

Я обвела взглядом дом. Чистота, отполированный пол, все как всегда. Вот только пылесос был воткнут в розетку и стоял посреди ковра. Кроме этого и почты, все выглядело вполне нормально. Мать, должно быть, уехала из города, и кто-то забирал для нее почту.

Я выдохнула. Ну, раз уж я пришла сюда, мне нужно было забрать еще кое-какую одежду, памятные сувениры от отца и, если получится, свою коллекцию винтажных книг о Нэнси Дрю. Возможно, успею все запаковать и даже не опоздаю на вечеринку Мэдока и Фэллон.

Оставив сумочку у входа, я взбежала вверх по лестнице. Толкнула дверь в свою комнату и замерла.

– Мама!

Она лежала, свернувшись калачиком, на моей постели в своем темно-синем шелковом халате. Ее веки задрожали, она открыла глаза.

Что она делает в моей кровати?

Она сфокусировала взгляд на стене, как будто не замечая меня, а потом моргнула и посмотрела в мою сторону. Печаль, застывшая в ее покрасневших глазах, застала меня врасплох. Это было так на нее непохоже.

Ее спутанные волосы были собраны в небрежный хвост, выбившиеся пряди падали на лицо, а линия скул и подбородка – обычно четкая – теперь выдавала реальный возраст и пережитый стресс.

Она плакала. Много.

Опустив взгляд и приподнявшись на дрожащих руках, мама села. У нее не было сил шевелиться, она выглядела усталой. Я подавила слезы, подступившие при виде страдания на ее лице. В глазах защипало.

– Мама, – шепотом произнесла я.

И тут ее лицо сморщилось, и она разрыдалась, закрыв лицо руками. Я смотрела на нее, гадая, что, вообще, происходит и можно ли ей верить. Мое сердце разрывалось на части, а слезы застилали глаза. Я нахмурилась. Это не по-настоящему. Это все притворство.

Ссутулившись, она продолжала рыдать. Я покачала головой, не зная, как ко всему этому относиться.

А потом бросила взгляд на столик у кровати и увидела снимок, на котором я была с отцом. Я. Джульетта. Не Кейси. Мне было десять лет, и он тайком – без ведома матери – увез меня на ярмарку во время одной из своих отлучек из больницы. Он хранил эту карточку в больничной палате, и я не знала, что с ней стало после его смерти.

Мать сохранила ее.

А потом увидела еще одну фотографию. Она была потрескавшейся и выцветшей, явно очень старой. Взяв ее в руки, я увидела маленькую девочку, которая стояла рядом с двумя взрослыми. Это была моя мать со своими родителями.

Ее мама сидела на стуле в чопорной позе, сложив руки на коленях, а отец стоял у нее за спиной. Моя мать – ей на фотографии было лет тринадцать или около того – стояла рядом. К ней никто не прикасался. На лицах не было улыбок.

Я снова посмотрела на нее. Сжимая в руках подол халата, она продолжала рыдать. Я моргнула. Слезы тихо лились у меня из глаз. Я не знала, что мне делать, потому что не любила свою мать, не знала ее.