Ее одежда, которая сидит так, словно мала, напоминает мне о том, чего она от меня хочет. Здесь все в грязи.

Все.

Если не смотреть на нее, то можно представить, что она симпатичная. Ее кожа, испещренная морщинами, станет нежной, а прокуренный хриплый голос будет приятным.

Я знаю, что есть и другие женщины. Чистые, милые и вкусно пахнущие. Девчонки в школе. Мои учительницы. Мамы моих одноклассников, которые приезжают за ними после уроков.

Меня никогда не обнимал кто-то, от кого хорошо пахнет.

Я подгибаю пальцы ног в старых, треснувших, купленных в секонд-хенде кроссовках и закрываю глаза, когда она запускает руки мне в волосы. Мне плохо, я словно хочу вдохнуть и не могу, и все вокруг погружается во мрак.

Влажный холодный запах плесени, сигарет и грязи заполняет мои ноздри, и меня тянет блевать.

– Хочешь другого? – спрашивает Гордон, стоя у меня за спиной.

Другого?

Шерилинн гладит меня по лицу.

– Да, думаю, что сейчас самое время. Иди приведи его.

Я резко вскидываю голову, открываю глаза.

– Кого?

– Твоего братца, придурок. – Гордон толкает меня в плечо. – Пора ему к нам присоединиться.

Я разворачиваюсь и с криком пихаю его в грудь.

– Нет!

Он хватает меня за волосы.

– Почему же нет, маленький ты говнюк?! – Он влепляет мне пощечину, звук эхом отдается в сыром подвале. Моя щека полыхает, но я не останавливаюсь. Я пинаю его ногой. Мое лицо пылает от гнева.

– Не трогай его! – ору я.

Отец избил Джареда, пока я сидел в холодильнике, и сегодня я должен вытащить нас отсюда. Я должен отправить брата домой.

Я яростно машу руками, даже не думая, что делаю. Нет!

– Держи его, – ревет Гордон, и Шерилинн вцепляется в мои волосы. Мне больно.

Гордон отпускает меня, и его кулак тут же прилетает мне в лицо. Я падаю на пол, в ушах звенит, в голове все затуманивается.

Я слышу шаги на лестнице и нащупываю нож в кармане. Тот самый, который схватил со столешницы в кухне, перед тем как они привели меня сюда.

Я рассекаю ножом ногу Шерилинн. Издав вопль, она отпускает мои волосы. Гордон замирает на ступенях, а потом сбегает вниз и бросается ко мне.

Я шатаюсь, пытаясь устоять на ногах. Во всем теле тяжесть. Подняв кулак, делаю выпад.

– Оставь нас в покое!

И втыкаю лезвие прямо ему в шею.

Он замирает. Он выглядит удивленным.

Слезы застилают мне глаза. Прерывисто дыша, я смотрю на него.

Он качается и хватается за нож, торчащий в шее. А потом падает.

Я отхожу к стене, а он задыхается, ловит ртом воздух. Слезы высыхают. Я вспоминаю о Шерилинн, но в подвале тишина. Она должна была закричать. Я смотрю на нее.

Она лежит на полу, рядом с ее бедром лужа крови.

Я сползаю по стене и смотрю, как они оба наконец перестают дышать. Я не зову на помощь и не плачу.


Начался дождь, а я сидел в наушниках на заднем крыльце, положив руки на колени. Было раннее утро. В ушах у меня звучала песня Better Than Me группы Hinder, а в кулаке я сжимал мокрый листок бумаги. Берег то, что у меня осталось после нее.

Я люблю его и не хочу этого. Он не готов.

Я везде носил с собой этот лист, вырванный из тетради.

Прошло четыре дня. Четыре дня и девять часов с тех пор, как она в последний раз говорила со мной, смотрела на меня, была рядом. И с каждым проходившим днем пустота внутри росла, а мышцы слабели. Я упивался этим. Мне хотелось страдать. Мне хотелось боли. Я был несчастен без нее.

Я видел ее только в школе, но она даже не посмотрела в мою сторону. Она сидела в классной комнате, занималась с учениками и улыбалась, а потом воткнула в уши наушники и спокойно пошла домой – пешком до самого дома Мэдока. За выходные я не видел ее ни разу и не проверял, как у нее дела.

Я опустил голову. В животе урчало.

Сегодня утром я не смог завершить пробежку просто потому, что у меня не было сил. Не было сил, потому что не было аппетита. Не было аппетита, потому что я чувствовал себя паршиво.

Я провел рукой по волосам, слизав с губ капли дождя.

– Что делаешь?

Я поднял голову, услышав голос Джареда, и устало прикрыл глаза.

– Я не в настроении.

– Нам надо поговорить. Об отце, – сказал он. – Тебе удалось его найти?

Я ощущал лишь усталость. Поднявшись, побрел в дом, утомленно сказав:

– Прямо сейчас мне на него плевать.

– Господи, – ахнул Джаред, взяв меня за подбородок и посмотрев в лицо. Я вырвался. – Когда ты в последний раз спал, мать твою?

Протиснувшись мимо него, я вошел в кухню и направился к холодильнику.

– Ответь мне, – не унимался он.

– Просто оставь меня в покое, Джаред, – сказал я спокойно, и все же это было предупреждение.

Он швырнул ключи на стол и сложил руки на своей широкой груди.

– Я оставил тебя в покое на четыре дня, потому что Тэйт попросила меня не лезть, но поглядите только. – В его глазах вспыхнул гнев. – Ты бледный. У тебя впали щеки. Что за черт?!

Боль, засевшая где-то в центре головы, разливалась по телу. Я не мог поднять на него глаз.

– Зачем ты ей изменил? – спросил он таким тоном, словно я совершил глупейшую в своей жизни ошибку.

Я повернулся к брату лицом, прислонившись к раковине.

– Я не изменял ей. – Я отвел взгляд. – Просто хотел, чтобы она ушла.

С той девчонкой на вечеринке я когда-то мутил, но это было давно. До Джульетты я ни с кем не спал больше месяца. А после у меня вообще ни с кем не было близости.

Джаред просто стоял и молчал, вероятно, ожидая дальнейших объяснений, но не дождался.

– Пусть я и не самый большой поклонник Кейси, то есть Джульетты, – произнес он, шагнув вперед, – но она ничего плохого тебе не сделала. Я не понимаю.

– Тебе и не нужно понимать, – пробубнил я. – Это не твое дело. Просто она заслуживает лучшего, вот и все.

– Нет никакого лучшего. С тобой все нормально. – Джаред сказал это, словно оправдываясь. – Ей повезло, что ты вообще с ней был.

– Нет, – я покачал головой. – Ничего не повезло. Я никогда не буду достаточно хорош для нее. Она влюбилась в меня, а я… Я не хочу, чтобы потом ей было еще больнее. Пора завязывать с этим.

Скрестив руки на груди, я ощущал на себе изучающий взгляд Джареда. В последнее время он делал это все чаще. Сначала обдумывал, потом реагировал. Но когда я посмотрел ему в глаза, мне не понравилось то, что я в них увидел.

Замешательство и разочарование.

– Не надо, – предостерег я. – Не смотри на меня так.

– С виду у тебя все так легко и ровно, Джекс, как будто ты понял смысл жизни, раскусил всех и каждого. Но ты даже с собой не можешь толком разобраться. – Джаред покачал головой. – Я не сразу это понял, но ты и впрямь представления не имеешь, какого черта творишь, не так ли, Джекс?

Я сжал кулаки.

– Не надо.

Он ошибался. Скоро все войдет в привычное русло. Порядок. Дисциплина. Чистота.

Джаред подошел на шаг ближе.

– Ты работаешь на отца Фэллон, сотрудничаешь с копами и считаешь, что можешь сидеть в этом своем кабинете и играть в Господа Бога, воображая, что все в твоей власти, – он вытянул шею, приблизив свое лицо к моему, – а в своей собственной жизни избегаешь всего, что может выйти из-под контроля.

Он подступил ко мне вплотную, сверля меня взглядом.

– Щеголяешь своей властью над всеми остальными, а сам в это не веришь. Вспоминаешь о том, где ты вырос и что с тобой произошло, и думаешь, что ничего хорошего не заслуживаешь. Ты думаешь, что она будет тебя стыдиться. Глубоко внутри ты считаешь себя куском дерьма.

Я подскочил и, испепеляя его взглядом, прорычал прямо в лицо:

– Я хотя бы отпустил ее, пока не стало слишком поздно. Однажды Тэйт все про тебя поймет. Лет через десять, когда вы будете жить где-нибудь за городом, в своем двухэтажном доме в колониальном стиле, с деревянными полами и лепниной на потолке, и ты будешь пытаться запихнуть детей в свой джип, чтобы не опоздать на очередную вечеринку по случаю дня рождения… – Я кивнул. – Она все поймет.

Он сощурился.

– Она все поймет, потому что к тому моменту ты совсем перестанешь с ней разговаривать, перестанешь прикасаться к ней, а твой «босс» будет годами пылиться под брезентом. Она будет гадать, почему ты больше не улыбаешься. – Я смотрел ему в глаза. – Она не поймет, что ты выбрал карьеру, которую ненавидишь, чтобы быть достойным ее. Потому что знал, сколько зарабатывают врачи, и не хотел, чтобы твоя жена тебя стыдилась. Она поймет, что с годами ты стал холоднее, в доме стало тише, и будет плакать по ночам, заметив, как ваша новая соседка флиртует с тобой и как тебе это нравится. Потому что благодаря этому впервые за долгое время ты сможешь почувствовать себя живым.

Он смотрел на меня, задержав дыхание. Я понизил голос почти до шепота.

– Ты умираешь и убиваешь ее вместе с собой, а сам этого не понимаешь. – Я умолк, увидев боль и страх в его глазах. – Я хотя бы отпустил Джульетту.

Добавить больше было нечего. Ни мне, ни ему. Он понимал, что я прав, и его лицо выражало страдание. Мы оба были по уши в дерьме.

– Джаред!

Я резко поднял взгляд, а Джаред повернул голову. В кухню медленно вошла Тэйт. Черт. В ее серо-голубых глазах стояли слезы. Она все слышала.

– Это правда? – спросила она, и ее голос надорвался. – Ты несчастлив?

Джаред опустил голову, отвернувшись от нее и стиснув зубы.

– Пошел вон отсюда. – Он сказал это мне. – Иначе я прошибу тобой гребаную стену. Убирайся.

Он не шутил. И я это заслужил. Схватив футболку со стула, я вышел из дома.