Пенелопа Дуглас - Падение

Я и впрямь хотела пойти. Хотела, чтобы кто-нибудь обнимал меня, прикасался ко мне, хотела быть нужной кому-то.

Он приблизил ко мне свое лицо, и его дыхание обожгло мои губы.

– Давай же, решайся.

Я сжала руки в кулаки, потом распрямила пальцы и снова собрала их в кулак. Я хотела. Хотела прикоснуться к нему. Обнять его за шею. Взять его за руку и пойти туда, куда он поведет.

Но силы воли у меня не хватило бы даже для того, чтобы сдвинуться с места. Он посмеется надо мной. Он просто воспользуется мной, не увидит во мне ничего стоящего, что захотелось бы сохранить. Вскоре он возненавидит меня.

Заморгав, я посмотрела на него и покачала головой. Мне было все равно, что он увидит мои мокрые от слез глаза.

Джекс изучал мое лицо, и я не знала точно, что именно он чувствует – злость, разочарование или отвращение.

Наконец он опустил руки и выпрямился. Теплый кокон, в котором я оказалась благодаря близости его тела, растворился, и мне вдруг стало холодно.

– Ты себя боишься, – прямо сказал он. – Не меня.

А потом отступил, глядя на меня свысока.

– Вот поэтому я и назвал тебя жалкой, Кейси.

Жалкой. Я осклабилась, черт, как же я устала слышать это от него.

– Мне нужно в душ. – В его голосе не было ни следа прежней мягкости. – А тебе пора идти.

Развернувшись, он зашагал к мужской раздевалке.

Я не жалкая. Я не хочу быть жалкой.

Шмыгнув носом и расправив плечи, я выпалила:

– Может, я просто не хочу тебя. – Он повернулся с удивленным видом, и я напряглась всем телом. – Я просто не хочу тебя, Джекс.

Коротко усмехнувшись, я пошла к выходу.

Но не успела я взяться за ручку двери, как его рука обвила меня за талию и притянула к теплому телу. Я выдохнула – он перебросил мои волосы в сторону и прижался горячим ртом к моей шее.

Все разлетелось.

У меня подогнулись колени, закрылись глаза, а голова сама наклонилась набок, подставляя шею для поцелуя.

О. Мой. Бог.

Я ничего не соображала. Не могла отстраниться. Не могла его остановить. Его пылающий рот блуждал по шее, горячее дыхание обжигало кожу, которая и без того уже горела огнем. Он почти не шевелился – словно потерял над собой контроль, так же как и я. Словно все, о чем он мечтал, – прикоснуться ко мне. Он захватил мою кожу зубами, жестко, но не больно, а потом прильнул к чувствительному местечку под ухом. Я не могла точно сказать, целует он меня или собирается съесть.

Меня затрясло, и я прижала к себе его руку, которая лежала у меня на талии. Но мне необязательно было это делать. Он обхватил меня так крепко, что я никак не могла поглубже вдохнуть.

Я чувствовала его, и это было единственное, что меня волновало. Его член уперся мне в спину, и я подалась назад. Он оставлял короткие поцелуи на моей шее, у ее основания, под ухом. Его язык скользнул по мочке уха, а потом свободной рукой он взял меня за подбородок и развернул мое лицо к себе.

И накрыл мой рот своим. Я застонала. Возможно, это прозвучало так, словно мне больно, но я ничего не могла с собой поделать. Между ног у меня бушевал ураган, и я будто озверела.

Я как с цепи сорвалась.

Наши языки соприкоснулись, и я простонала ему в рот, вдыхая его запах, наслаждаясь ощущением его мощного тела. Он целовал меня, и я вбирала в себя жар, влагу, вкус.

Одной рукой он по-прежнему обнимал меня за талию, а другую запустил мне под юбку, прямо в трусики.

– О, – сдавленно простонала я прямо ему в рот, который не отрывался от моего до сих пор. Что он делает? Нужно положить этому конец!

Мои веки затрепетали, когда его пальцы погрузились в мое влажное лоно и закружились вокруг клитора.

И тогда его губы оторвались от моих; он рывком поднял меня с пола и прорычал мне в ухо:

– Вот так ты меня не хочешь, Кейси. – Его голос был резким, в нем слышалась угроза. – Жалкая, беспомощная и вдобавок лживая.

И с этими словами он просто отпустил меня, и я приземлилась пятой точкой на гимнастический мат, дрожа от замешательства и недоумения.

А затем услышала, как открывается и закрывается дверь за моей спиной, и тогда поняла, что осталась одна.

Я поднесла ко рту дрожащую руку и жадно вдохнула воздух.

Что, черт возьми, это было?!

Всем телом я ощущала влажный липкий школьный воздух, с большим усилием пробираясь сквозь него, словно через тонкую влажную ткань, в учительскую.

Но мне это даже нравилось.

К тому же освещение в коридорах было тусклым, а дождь все сильнее стучал по крыше. Создавалось ощущение, словно в мире не было никого, кроме меня. Одиночество сейчас мне было просто необходимо.

Не только поцелуй Джекса в тот день задел меня за живое, но и его слова, которые я постоянно прокручивала в голове. Откуда он настолько хорошо меня знал? Он словно предвидел все аргументы и просчитывал мои реакции, заранее зная результат, а я не могла ничего ему противопоставить. Спустя неделю после тех событий он все еще не выходил у меня из головы. Мысли о нем стали насущной потребностью, как пища или воздух.

Мне хотелось его ударить, и я не знала, почему.

Господи. Заправив волосы за ухо, я шла по коридору.

Гроза началась час назад. Так как летом освещение в школе большей частью не работало – в целях экономии электричества горели только лампы в классных комнатах, – единственным напоминанием о том, что сейчас позднее утро, были отблески дождевых капель, отскакивавших от стекол, и их длинные тени, танцующие на стенах. Занятия только закончились, но едва ли кто-то смог бы об этом догадаться. Школа была уже пуста.

Группа поддержки и игроки команды по лакроссу не появлялись из-за погоды, и по меньшей мере треть учеников, занимавшихся с кураторами, также отсутствовала.

С кураторами. Я вздохнула, спускаясь по лестнице.

За последние несколько дней мы продвинулись очень мало. Уверена, что ребята просто выключились, потому как наступили каникулы.

Хотя с парочкой учеников было приятно заниматься: Ана, к примеру, была очень контактной и способной – но с остальными наши занятия напоминали борьбу. Я понимала, что делаю что-то не так. Они не проявляли инициативы, не отвечали на вопросы и в целом выказывали явное недовольство. Хреновая из меня учительница.

Но, понаблюдав за другими кураторами и их группами, я увидела ту же модель: отсутствие интереса и откровенную скуку. Разумеется, кто захочет проводить летние каникулы в душном классе, в то время как их друзья тусуются и крутят романы на озере Свонси? Ну и пусть. Какое мне дело до их школьных успехов? Если им все равно, то мне – тем более.

Но я понимала: это никудышная отговорка. Мне было не все равно.

«Корректировка поведения нужна не этим ребятам, а тебе».

Черт, Джекс.

Джекс, которого я толком и не видела с прошлого понедельника.

Джекс, на которого я украдкой посматривала из школьного окна, когда он бегал по полю, смеясь и потея.

Джекс, который буквально бросил меня в качалке после того умопомрачительного поцелуя.

Джекс, который наблюдал за мной, когда я училась в старших классах, а теперь мы поменялись ролями и за ним наблюдала я.

Резко затормозив, я открыла дверь учительской и вошла, глядя по сторонам в поисках какой-нибудь живой души. В комнате было жутковато: ни света, ни движения, ни единого звука, кроме шума падающей воды за окном. На всех поверхностях мерцали отблески грозы.

Ливень усиливался. Я размышляла, как мне добраться до дома, учитывая тот факт, что обычно я ходила пешком. Нужно было позвонить Шейн.

– Это не обсуждается. – Я повернула голову на резкий голос, доносившийся из кабинета медсестры.

Кто?..

Голос продолжал:

– Как я уже говорил…

Забыв о стопках документов, которые мне нужно было забрать из-под длинного рабочего стола, я тихонько подошла к открытой двери кабинета медсестры, миновав пару других дверей.

Моя короткая многослойная черная юбка тихо колыхалась на бедрах при ходьбе. Наряд дополнял бирюзовый топ. Я потирала голые руки ладонями, пытаясь унять дрожь.

– Да, Джаред. Я знаю, кто наш отец.

Я застыла на месте. Внутри все перевернулось. Это был Джекс. Он говорил с братом.

– На мою долю выпало куда больше побоев, чем на твою, – прорычал он. – Поэтому перестань пытаться меня защитить.

Побоев?

Подойдя к открытой двери, я осторожно заглянула внутрь. В животе тут же закружились бабочки.

Однако Джекс был в полном раздрае. В буквальном смысле.

На нем были длинные черные шорты из сетчатой ткани и черные беговые кроссовки. Волосы, обычно собранные в тугой хвост на затылке, прилипли к его мокрой спине, и я не могла понять, отчего, – то ли он вспотел в качалке, то ли промок под дождем. Удерживая телефон плечом, Джекс ходил по кабинету и что-то искал. Ему явно было непросто, потому что он прижимал ладонь к порезу на животе, в то время как из раны на локте на выложенный плиткой пол капала алая кровь.

Я слышала голос Джареда, доносившийся из трубки, но слов разобрать не могла.

Джекс одну за другой распахивал дверцы шкафчиков и вновь захлопывал их обратно, и, несмотря на его помятый вид, у меня возникло такое чувство, что его раздражение вызвано отнюдь не этими царапинами.

– Если он выйдет раньше, значит, так тому и быть! – заорал он, ногой захлопнув шкафчик, и я съежилась. – Получай свой судебный запрет, но меня в это не вмешивай. Если он ко мне приблизится, я ему глотку перережу!

И теперь я услышала слова Джареда отчетливо и громко:

– Не надо давать мне еще один повод для беспокойства!

Джекс не ответил. Он убрал телефон от уха, нажал отбой и швырнул его на одну из кушеток.

– Сукин сын, – проворчал он, опершись рукой на шкафчик и опустив на нее голову.

Его грудь быстро вздымалась и опускалась, он дышал тяжело, но я знала, что причиной тому не раны. Я застыла на месте, прикусив губу и понимая, что должна развернуться и уйти. С тех пор как я вернулась в город, он вел себя со мной просто отвратительно.