Я понимала, что ничего этого делать не следует, но даже когда я узнала из нескольких случайно оброненных фраз в университетских разговорах, что Иоганн Вахт оставил учебу и уехал (как говорили, в Берлин); я все равно несколько раз, стыдясь самой себя, приходила в знакомый дом и, замирая от неловкости, надавливала на кнопку звонка. Ответом мне было мертвое молчание. В последний раз дверь открыла незнакомая пожилая женщина – квартира была сдана новым жильцам. Я извинилась, оправдалась тем, что ошиблась дверью, и больше не приходила сюда.


Прошло лет пятнадцать. Как говорится, много воды утекло. Я успела выйти замуж и даже расстаться с мужем, успела приобрести кое-какой жизненный опыт. Я стала писательницей и даже приобрела некоторую известность.

Рукопись, когда-то подаренная мне Джоном, хранилась у меня. Иногда я вспоминала друзей моей юности, Джона и Эмили, мне было жаль Эмили, я по-прежнему не понимала, что же, собственно, произошло. Впрочем, с течением времени это почти перестало занимать меня.

Иногда мне приходило в голову, что рукопись можно издать. Это было занимательное повествование, оно несомненно имело бы успех. Но меня останавливало то, что рукопись все же являлась формально собственностью Джона и Эмили, и даже своего рода семейной реликвией (конечно, если все, что Джон и Эмили когда-то рассказали о себе, действительно было правдой).

Но когда переменчивая судьба занесла меня в Лондон, я твердо решила разузнать о Джоне. У меня была конкретная причина для поисков: я хотела получить разрешение на публикацию рукописи. Но в то же время я отдавала себе отчет в том, что хочу после стольких лет увидеть Джона; посмотреть, какое я произведу на него впечатление в своей новой роли независимой и почти уверенной в себе женщины. И кроме того, может быть, я наконец-то узнаю, почему он так странно повел себя тогда…

Но, увы, поиски ни к чему не привели.

Более того, выяснилось, что графский род Элмсбери существовал лишь на страницах американского романа. Никаких следов Джона и Эмили Рэндольф обнаружить не удалось. Я не нашла в библиотеке даже той маленькой пасквильной книжицы, изданной в восемнадцатом веке. «Должно быть, это и в самом деле редкое издание», – подумала я иронически.

Итак, что же мне оставалось делать? Кем были на самом деле Джон и Эмили (или Иоганн и Эмилия)? Англичанами? Немцами? Чудаковатыми романтиками? Или опытными шпионами? Или просто неопытными молодыми людьми, случайно замешавшимися во что-то странное? Должно быть, я уже никогда не узнаю. Во всяком случае, они, конечно, были братом и сестрой, и, наверное, даже близнецами, как сами уверяли; об этом свидетельствовало их несомненное сходство.

Теперь я могла считать себя с полным правом хозяйкой странной рукописи. И я решила опубликовать ее. В конце концов, рукописи для того и существуют, чтобы их публиковали, а затем читали.

Я откровенно предупреждаю читателя, что не несу ответственности за те странности и несоответствия, которыми данная рукопись, кажется, изобилует. Я просто надеюсь на то, что вам, почтенные читатели (и особенно читательницы), будет интересно прожить вместе с красавицей-героиней одну неподдельную в своей занимательности и удивительных приключениях жизнь.

Итак, отдаю на ваш суд.


Собственноручные записки боярыни Марфы Турчаниновой, она же Эмбер Майноуринг, герцогиня Райвенспер, урожденная графиня Росвуд

Часть первая

Глава первая

Весна. Я сижу в своем кабинете за столом красного дерева, у окна, распахнутого прямо в сад. Розы вот-вот раскроют свои бутоны, нежно-зеленые листья плюща обвивают изящно выточенные прутья оконной решетки. Весело щебечут птицы. Ярко светит солнце, обещая ясный и долгий день.

Моя верная Нэн уже наполнила фарфоровую чернильницу свежими чернилами, насыпала в песочницу песок. Стопа чистой бумаги и наточенные гусиные перья ждут меня.

Верная Нэн Бриттен! «Старушка Нэн» – как ласково называют ее мои взрослые дети. Да, обе мы, увы, постарели, пройдя нелегкий жизненный путь. Мы помним друг друга юными и прекрасными, а молодежь уже едва ли в силах представить нас такими; и только старинные портреты в пышных золотых рамах напоминают о нашей красоте.

Мы обе, я и моя старая горничная Нэн, давно овдовели и доживаем жизнь в моем поместье, вдали от шума и суеты королевского двора и столичного высшего общества.

Я усердно занимаюсь хозяйством и могу с гордостью похвалиться тем, что мое поместье процветает. Вокруг дома разбит прекрасный парк, где среди зелени деревьев, цветов и трав резвятся мои внуки, когда родители привозят их летом из Лондона. Часто я рассказываю им странные обстоятельства моей жизни, а они слушают, не сводя с меня глаз, что, конечно же, льстит моему самолюбию.

Однако я не предполагала браться за перо. Прежде мне казалось, что я не сумею должным образом описать мою жизнь. Но увы, снова человеческая жестокость, грубость и безнравственность принуждают меня защищаться.

Многие клевещут на меня, называя необразованной, невоспитанной, чуть ли не простолюдинкой по происхождению. Все это не более, чем самая что ни на есть гнусная ложь. Я не менее образованна, чем любая другая дама моего круга и положения. И даже теперь, когда я добровольно избрала моим уделом сельское затворничество, один из честнейших лондонских книготорговцев, мистер Эмилиус Прайс, ежемесячно присылает мне все книжные новинки. Сейчас в моде ядовитая сатира и занимательные приключения. Недавно Прайс прислал мне приключения некоего Робинзона Крузо, чудесно изложенные мистером Дефо, а также удивительные приключения в диковинных странах капитана Гулливера, прекрасно описанные мистером Свифтом. Но одна маленькая книжица доставила мне чрезвычайное огорчение. Уже само название насторожило – «Необычайные и занимательные похождения красавицы герцогини Райвенспер». Когда я перелистала это пасквильное сочинение, меня вовсе не поразила наглость и бессовестность писаки, естественно, пожелавшего остаться неизвестным. Я достаточно жила и вращалась в свете для того, чтобы привыкнуть к любым каверзам, к любому предательству и подлости. Но все же сердце мое преисполнилось горечи. Я твердо решила защитить свою честь и свое достоинство. Да, но для этого я должна использовать то же оружие, что и мой бесчестный противник, – перо и бумагу.

Итак, сегодня утром я приступаю к писанию записок о своей жизни. Я горячо надеюсь, что мое собственное свидетельство обо мне сумеет опровергнуть тот ужасный образ, который пытается навязать почтенным читателям бесчестный анонимный писака. Мне также кажется, что история моей жизни содержит в себе немало поучительного и, соответственно, может стать полезным чтением для юных девушек, еще только ступающих на тернистую тропу жизни. Ибо всегда, во всех перипетиях моего многотрудного бытия, единственной моей целью было сохранение во что бы то ни стало достоинства и чести.

Глава вторая

Гадкий аноним доводит свое повествование до моего отъезда в Америку. Поэтому в своих записках я желаю основное внимание уделить тому, что произошло со мной после того, как я села на корабль, направлявшийся в Вирджинию. Что же касается предшествующих событий, то я остановлюсь на них постольку, поскольку мне необходимо будет опровергать ложные сведения, данные обо мне в пасквильной книжке.

Итак, родители мои были оба знатного происхождения. Имя моей матери – Джудит Марш, отец мой – Джон Майноуринг, старший сын графа Росвудского. Оба семейства жили между собой в ладу и намеревались поженить старших детей, то есть моего отца и мою мать. К сожалению, начавшаяся гражданская война изменила решение моих дедов и бабок. Граф Росвуд стал сторонником Кромвеля, в то время как отец моей матери остался верен королю Карлу I. Однако молодые люди уже успели полюбить друг друга. Они обвенчались тайно. Таким образом, напрасно клевещут, будто я незаконнорожденный ребенок. Родители мои состояли в законном браке.

Мой отец, однако, вынужден был тайно увезти мою мать из замка Марш. Опасаясь за судьбу своей юной жены, ждавшей в то время ребенка, отец доверил ее одному честному фермерскому семейству, оставив ей к тому же значительную сумму в золотых монетах и украшениях. Увы, мне так и не довелось узнать свою мать; она, бедная, скончалась тотчас же после моего рождения.

Таким образом, Мэтью и Сара, фермерская чета, остались обладателями младенца и богатства. Бог знает, как поступили бы на их месте люди менее честные, но они решили воспитать меня и затем устроить мою судьбу с помощью оставленных отцом средств. Мэтью и Сара знали все о моем происхождении. Но сведения о моих родных были самые неутешительные. Родные моей несчастной матери погибли при осаде замка Марш; родных моего отца также не пощадила война. Достоверных сведений о его гибели не поступало, но, поскольку он не давал о себе знать, можно было с уверенностью предположить, что его нет в живых.

Мэтью и Сара не скрывали от меня моего знатного происхождения. Меня одевали лучше, нежели моих названных братьев и сестер, их собственных детей. Жена приходского священника научила меня чтению и письму. Моя приемная мать, Сара Гудгрум, в свою очередь научила меня шить и вышивать и, на всякий случай, – вести хозяйство, управляться на кухне, делать восковые свечи и печь пироги. Шло время. Наконец мне минуло шестнадцать лет.

Среди сверстниц я чувствовала себя чем-то вроде маленькой королевы. Мои названные сестры Агнес и Элизабет гордились моей красотой и способностями. Единственная из всех деревенских девушек я умела читать и писать.

Сара была строгой пуританкой. Она полагала, что праздность – страшный грех; и потому заставляла меня трудиться наравне с моими названными братьями и сестрами. Она утверждала, что, даже когда я сделаюсь замужней дамой, умение вести хозяйство мне пригодится. Добрая женщина была совершенно права.