Кейт Грин - Падающая звезда

Мирина продолжала:

– Я пошлю нашего ассистента-постановщика, чтобы он показал вам место съемок. Заодно он ответит на все ваши вопросы, если они у вас возникнут. Завтра вечером я устраиваю обед и предобеденный прием в семь часов. Мне хотелось, чтобы вы присоединились к нам. В своей секретной роли.

Мирина встала и пожала руку Харма, Джакобс сделал то же самое. Ния осталась сидеть за большим столом.

Харм не видел ее до тех пор, пока не запустил мотор джипа. Она появилась неожиданно. Харм выключил зажигание.

– Мистер Боланд!

– Зовите меня просто Харм.

– Харм?[2]

– Хормон. Это заслуга моей матушки. Она назвала меня в честь своего большого братца.

– Мы можем поговорить наедине? Я имею в виду не здесь, не в кабинете Леонарда завтра в десять утра.

Ее обнаженная рука прикасалась к нему, но она, казалось, совершенно не замечала этого, каким-то простодушным образом не осознавая своего физического присутствия. Она была настолько великолепна, что Харм смутился. Она прислонилась к дверце джипа, разглядывая хлам в салоне машины.

«Вымой машину, – подумал он. – Пора немного прибраться, да, сэр, мистер Боланд – зовите меня просто Харм.

– Есть еще кое-что. И довольно много, – сказала Ния Уайтт. Ее волосы подсохли, солнце играло на золотистых прядях, падавших на губы. – Они ничего не знают. Никто не знает. Но вы должны знать.

Она предложила встретиться сегодня, когда начнет темнеть, прогуляться по дороге в Каньоне. Не надо, чтобы их видели в его офисе.

Почему все привлекательные женщины, которых он встречал после развода, были или клиентками, или связанными с кем-то еще, или свободными, когда он имел связи? Если только можно назвать связями те недоразумения, что у него были? Потом он мысленно улыбнулся.

Да. Ния Уайтт серьезно заинтересовалась бывшим бухгалтером ФБР, только начинающим дело частным детективом, доход которого равен, в данный момент, доходу мальчика-газетчика.

Он взял блокнот, написал на листке: «Пинк Адоб», семь тридцать», – и показал ей. Отъезжая от ранчо, Харм дважды взглянул в зеркало на Нию Уайтт. Она становилась все меньше, удаляясь, превращаясь в фиолетовое пятно.

«Возможная сцена:

Он на расстоянии наблюдает, как она встречается с другим мужчиной. Он сидит в машине, наполовину скрытой ветками плакучих ив, потом выходит, садится на каменный забор. Панорама: позади дома предгорье, типично Нью-Мексиканский кадр – низкие песчаные холмы, сосны.

Крупный план: он с биноклем в руках, припал к земле. Кадр через телеобъектив, словно он старается отыскать ее местоположение. Потом: он находит домик, в котором она живет, с большими окнами. Окна всегда открыты, шторы постоянно раздвинуты. Он может видеть внутреннюю обстановку и днем, и ночью. Иногда по ночам она наглухо задергивает шторы, хоть это случается не всегда.

Но сейчас день. В бинокль он видит, как она и ее любовник двигаются на небольшом расстоянии друг от друга. Ее любовник женат.

Приходит новая идея: он начнет снимать ее на видеокассету, чтобы запечатлеть документально эти тайные моменты и потом представить его жене. Так что у него есть и цель, а не просто наблюдение за ней и ее любовником.

Он заснимет их в минуты интимной близости, любовных ласк и спрячет пленку до нужного момента.

Еще одна возможность: позже, с того места, где он стоит, он смотрит видеокассету на телеэкране. Изображение немного не в фокусе и чуть подрагивает, когда объектив поднимается. В нем закипает гнев. Он всегда в этом положении, вдали от центра, в роли наблюдателя. Неожиданно он разбивает телевизор вдребезги. Когда телевизор разбивается о стену, на экране застыла сцена физической близости любовников.

Наконец он понимает, что устал просто наблюдать. Он больше не может оставаться отделенным от сюжета. Он оставляет обломки телевизора разбросанными по полу, снова садится в машину, возвращается на ранчо, к тому месту, где прятался сегодня днем, откуда мог видеть ее домик».

– Меня убивают?

– Этого я не могу тебе сказать.

– Думаю, будет справедливо, если я буду знать, – попросила она.

Ния пристроила на голову фату, лента плотно прилегала к вискам, фальшивые бриллианты и шелковые цветы слегка потрескивали. Сквозь кружева она взглянула на Леонарда. Он не рассказал ей, чем заканчивается фильм.

– Это разрушает импровизацию, – заявил он.

– Я боюсь, – она повернулась к нему. – Не думаю, что смогу пройти через это!

– Нет. Она не такая открытая, – сказал Леонард. – Необходимо дать ему какой-то предлог.

Леонард опустился на плетеный стул, стоящий в углу комнаты Нии. Окно было распахнуто. Синяя кобальтовая краска выделялась на красной глине. Флигель наводил Нию на мысль о маленьком кукольном доме.

– Иди сюда, – позвал он.

Она покачала головой:

– Просто скажи мне. Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала.

– Я хочу показать тебе.

– Просто скажи.

Она протянула руку.

– Посмотри, что у меня есть, – на безымянном пальце левой руки блеснуло обручальное кольцо. – Оно посеребренное, с осколками настоящего бриллианта. Аляповато, не правда ли? – спросила она. – Оно мне поможет войти в образ, начальный толчок. Ты знаешь, я, наверное, буду постоянно носить его. Я приобрела его в ломбарде на Ла-Чинега за пятьдесят бабок. Бьюсь об заклад, это кольцо чьей-то бабушки. С внутренней стороны на нем гравировка: «Рита и Сэм». Разве не романтично?

– Ния. Посмотри на меня. Нет. Смотри на меня, не отводи взгляд. Входи в образ. Перестань быть Нией. Выйди и вернись обратно Кристиной.

Ния закрыла глаза. Рита. Кристина. Ния. Кристина. Она вздохнула и почувствовала запах земли. Кристина боится, но не может высказаться. Что делать? Может, найти какой-нибудь предлог? Поссориться с ним? Держать его таким образом на расстоянии. Она представила черную кожаную куртку Хэнка, мотоцикл, ревущий за дверьми комнаты мотеля. Хэнк, широко расставив ноги, ждет ее возле мотоцикла.

Леонард опустил взгляд в сценарий и прочитал реплику:

– Ты готова?

Ния медленно повернулась к нему, держа перед собой кольцо. Поправила фату.

– Ты же не собираешься идти на свадьбу в этой проклятой куртке? Верно? – отвела глаза и чуть качнулась в сторону двери.

– Ты пьяна, да? – прочитал Леонард.

– Разве грех выпить стаканчик вина в день собственной свадьбы? У нас не будет вечеринки. У нас не будет даже шампанского. Единственное, что я могу позволить – стаканчик вина.

Леонард встал и взял ее за плечи.

– Мы будем счастливы, и еще, – читал он, – мы не будем похожи на всех остальных. И даже на самих себя.

– Я не могу это сделать. Я боюсь. Я не смогу пройти через это.

– Ты пьяна, вот и все.

– Мы погубим друг друга, я знаю. Мне кажется, нам следует оставить все так, как сегодня, это будет самое лучшее. Зачем нам семейные обеды, дети, счета, работа? Я не хочу, чтобы ты копался в земле, а я – мучалась на кухне. Мы смогли бы остановиться сейчас. Просто остановиться.

– Я хочу жениться на тебе, – произнес Леонард.

Он поднялся со стула и отложил сценарий. Ния крутила на пальце кольцо. Леонард шагнул к ней. Теплый ветер приносил запахи лошадиного стойла.

Леонард подошел к Нии, и она почувствовала, как тревожно напряглось ее тело – хрупкое и беззащитное рядом с ним.

Нет: сейчас он в роли. Он играет Хэнка. Он не Леонард.

Именно эту сцену они будут завтра снимать с Джеком Дризером, исполняющим роль Хэнка. Джек прилетает сегодня из Нью-Йорка. А сейчас она просто проигрывает сцену с Леонардом, это не реальная жизнь, просто оставайся в образе героини, это все ничто, ничто.

Леонард наклонился и поцеловал ее обнаженную шею. Он нежно, почти не прикасаясь, положил пальцы на пуговицы ее черной блузы. Она отвела глаза, чувствуя на шее его дыхание.

– Нет, все неверно. Эпизод. Оставайся в рамках эпизода.

– Прекрати, – выдохнула она. – Просто скажи, что они умерли в этой сцене.

Леонард расстегнул блузку, поцеловал грудь. Прижался лицом сначала в одной груди, потом – к другой.

Она отступила назад.

– Тебе не приходило в голову, малыш? – спросила она. Спросила Кристина. – Что если бы мы не предпринимали ничего больше, все осталось бы просто чудесно?

– Я хочу тебя, – прошептал Леонард.

Ния покачала головой.

Он снова подошел к ней, положил руку на спину под блузу. Ния не закрывала глаза. Белые розы на деревянном столе у окна. Керосиновая лампа. Он провел рукой по ее животу, ногам, тихо постанывая. Стащил через голову блузку, вместе с ней на незаправленную кровать упала фата.

– Леонард, этого нет в сцене, – он прижался к ней.

– Он любит тебя. Он хочет жениться на тебе.

– Вернись назад, войди в реальность, Леонард. Ты не Хэнк.

Он запустил руки ей под одежду, теплые седые волосы упали ей на лицо. Отворачивая голову в сторону, Ния ощутила боль в том месте, где вчера надавило ремнем.

За загоном для скота, за цветником, Мирина спит в доме. Послеобеденное время, ясный солнечный день, жара.

«Я хочу, чтобы тот человек был здесь, – подумала Ния, – Харм. Какое имя должно быть у человека, который спасет меня?»

– Леонард, пожалуйста. Я не могу больше любить тебя. Ты меня завораживаешь.

– Ты позволяешь мне это, – прошептал он.

– Я знаю, но не могу отдаваться тебе.

– Ты хочешь этого.

– Ну и что? То, чего я хочу, не имеет больше никакого значения. И не важно, чего хочет каждый из нас. Это плохо.

Она отстранилась, споткнувшись. Затем выпрямилась и отошла в противоположный конец комнаты. Снова приладила фату на голову, разгладила волосы. По-прежнему обнаженная до пояса, возбужденная, задыхающаяся. Да, она все еще хотела его. Но что это меняло? Для них существовала только одна возможность быть вместе – в домике рядом с загоном для лошадей, в гостиничном номере, на шхуне в Эгейском море. Глупо желать открытой, честной связи без всяких осложнений. В скрытости, тайности и незаконности их близости – ее боль.