— Она не поймет, — она вновь начала гнуть свою линию, прижимаясь ко мне спиной.

— Ошибаешься. У тебя хорошая и понимающая мама, а я помогу ей осознать и принять наши отношения, — повернув к себе лицом тонкое, нежное тело любимой, прошептал я, вглядываясь в красивые, полные невообразимых эмоций, малахитовые глаза, а затем прикоснулся своими губами к ее. Пухлым. Пылким. Пахнущим свежей клубникой. Даже через мой гель для душа просачивался ее естественный аромат. До боли любимый и родной. Только она может так пахнуть. Только моя малышка.

— Ты самый лучший, Стас, — между поцелуями произнесла малышка, когда мои губы перешли на тонкую шею, а маленькие коготки впивались мне в голову. — Обещай, что никогда меня не бросишь, — уже который раз подряд просила меня малышка, будто до этого я ни разу ей не говорил эти слов. Но сейчас я не имел ничего против, понимая, насколько ей тяжело давалась подготовка к этому дню. Ей нужна моя поддержка. А мне? Как-нибудь справлюсь.

— Я всегда буду рядом с тобой. Обещаю, — закончив цепочку поцелуев на ее шее, я вернулся обратно к губам. Я готов повторять эти слова вновь и вновь, лишь бы моя девочка успокоилась. Вряд ли это спокойствие продлится долго, уступая место мандражу, но я буду знать, что моя девочка вышла из моего дома с улыбкой на лице, предвкушая праздник. Это всего лишь эмоции, которые со временем пройдут, главное, чтобы это самое время пролетело гораздо быстрее, чем мы могли себе представить.

Главное, чтобы этот день поскорее закончился.

Вику я подвез до дома ее подруги, напоследок обняв хрупкое тело в белой облегающей блузке и темной юбке, которая поначалу показалась мне коротковатой, и оставив на губах легкий поцелуй, уехал в школу, дабы нас никто не застал вместе. Это последний день конспирации. Больше мы не будем скрываться и прятаться. Поздно играть в прятки. Это время пройдет завтра, когда я официально представлюсь матери Вики, как ее молодой человек, а не как учитель информатики и классный руководитель, однако плохое предчувствие, которое не давало мне покоя с самого утра так и не прошло. Я старался загнать его куда подальше, не отвлекаясь на него. Скорее всего, это просто волнение перед важным событием, не более того.

Всего лишь нервы…

Надо сказать, в школе творился сырбор. Ученики бегали, как сумасшедшие, а девушки резко вспомнили о моем существовании, обращая на меня куда больше внимания, чем в обычные будни. В этот момент я проклинал всех и вся, когда на меня набежала толпа нарядных девушек из одиннадцатых классов, вешаясь на спину и спрашивая, буду ли скучать по ним этим летом. Наверное, они надеялись увидеть меня в следующем учебном году. Но я прекрасно осознавал, что больше не увижу эти кокетливые мордашки и любопытные взгляды молодых особ. Интересно, буду ли я скучать по этой школе? Вряд ли. Меня мало волновали ученики, вешающиеся с самого первого моего появления в этом здании, я мало общался с преподавателями и старался держаться в стороне после случая с историчкой. Но, надо признать, наверное, я буду некоторое время тосковать по школе, по узким коридорам, в которых вышагивала хрупкая девичья фигурка, по своему кабинету, где я ласкал трепетные губки моей малышки, да и по этой атмосфере в целом. Возможно, если бы не работа в школе, я бы не встретил здесь свою девочку, не влюбился бы в собственную ученицу, словно какой-то мальчишка, у которого играли гормоны. И я рад, что все заканчивается так хорошо. Без последствий. Рад, что могу оставить своих учеников в надежных руках, не опасаясь ничего.

Однако эти мысли сразу же изменились через час, как я пришел в школу…

Пока в мой кабинет не ворвалась заплаканная Вика как раз в тот момент, когда я собирался в актовый зал, как классный руководитель выпускного класса. Слезы з потемневших мраморных глаз текли по ее щекам, косметика немного размазалась, расплываясь черными ручейками по лицу, а маленькие кулачки сильно сжали мою рубашку и притянули к себе в поисках сочувствия и чего-то еще. Защиты. Будто я способен уберечь ее от горечи и боли. Но в состоянии ли я это сделать? Да! Определенно. Только я не догадывался, насколько сложной окажется ситуация, в которую мы попали в самый неподходящий для этого день.

— Малышка, что с тобой? — тут же поинтересовался я, притягивая свою девочку крепче. Ее тело в моих объятьях периодически вздрагивало, а из губ вырывались громкие всхлипы, однако она не спешила произнести вслух слова, которые затем повергли меня в шок.

— Директриса знает о нашей связи, — слегка заикаясь, проговорила Вика. — Она предложила мне переехать в Питер, чтобы быть подальше от тебя, иначе исключит меня из школы, — скороговоркой произнесла малышка, утыкаясь обратно мне на плечо. Я не боялся, что ее тушь испачкает мою рубашку — сейчас не до этих мелочей. Даже не так. Меня не удивила осведомленность матери о наших отношениях, больше я поразился ее предложению. Какой нахуй Питер? Что там забыла моя малышка? А главное — как отреагировала в самом начале Вика и что ответила матери? — Я отказалась, — словно читая моя мысли, уверила меня она. — Я не оставлю тебя, Стас, — с каждыми произнесенным моей малышкой словом я не мог поверить в эту реальность. Я не мог понять, как моя мать узнала о наших отношениях, если отец обещал молчать. Я не мог осознать, зачем она попыталась отослать мою девочку в треклятый Питер. Для чего? Да мы встречаемся, но зачем она попыталась отнять ее у меня и, хуже того, исключить? Нет! Я не могу потерять свою девочку в тот момент, когда наши отношения так окрепли и перешли на достаточно серьезную стадию. Тем более Вика сама сказала, что не оставит меня никогда. Я должен защитить наши отношения, должен отстоять ее и свою честь. Не позволю, чтобы нас лишили будущего, а мою малышку — образования. Никогда!

— Я сейчас приду. Подожди меня здесь, — погладив напоследок любимое лицо и вытерев с глаз черные разводы большим пальцем, я оставил короткий поцелуй на пухлых губах и выбежал на всех парах в сторону директорского кабинета. Я не замечал недоумевающие взгляды учеников, не обращал внимания на женские возгласы, которые, казалось, преследовали меня весь день. Все это ерунда, пустяк по сравнению со сложившейся проблемой. Вашу ж мать, какого хера нужно было вмешиваться в мою жизнь именно сейчас? Да, мать всегда имела способность вставить свои пять копеек в мое пространство, но сейчас она перегнула палку, пригрозив Вике исключением. Или это такая шутка? Очень на это надеялся.

На мою радость, мать сидела на своем месте, будто поджидала меня, когда я, не постучавшись, ворвался в ее кабинет, а дверь громко стукнулась о стену и сразу же захлопнулась. Ее лицо не выражало какого-то возмущения или недовольства нарушением личного пространства, скорее наоборот на нем играло какое-то удовлетворение. Я бы удивился ее радости и легкой улыбке, но, как никто другой, знаю, что эти эмоции наиграны. На родное лицо матери надели маску, за которой не видно настоящих эмоций. Не видно никому, кроме меня.

— Зачем ты ей пригрозила? — с ходу начал я, облокотившись о широкий деревянный стол и наклонившись над маминым лицом, стараясь уловить хотя бы толику настоящих эмоций, однако она продолжила так же недоуменно глядеть в мои глаза, слегка приподнимая уголки губ.

— И тебе доброе утро, сынок, — невозмутимо поздоровалась она. — Думаю, тебе не нужно показывать фотографии, — пояснила мать, придвинув к противоположенному краю стола несколько совместных снимков с Викой. Она права — нет нужды в разглядывании наших фотографий с моей малышкой. Они меня не интересовали вовсе. Хотя кое-что необходимо прояснить…

— Откуда они у тебя? — спросил я, разрезая стальным тоном директорское помещение на невидимые полосы.

— Сейчас это не важно, — мать отодвинула фотографии в сторону, а затем, приподнявшись, исполнила мое тайное желание — сняла со своего лица маску и стала тем, кем была для меня всю жизнь. Матерью. — Какого черта ты завязал роман с ученицей? — рявкнула женщина, одаривая меня ледяным взглядом голубых глаз.

— Она уже совершеннолетняя, — парировал я, отстаивая свою точку зрения. Со стороны наши отношения можно воспринимать двояко, если не знать всех подробностей. И сейчас я бы рассказал все матери, поделился бы своими отношениями и любовью, которую подарила мне эта девочка, однако она не желала слушать мои доводы.

— Какая разница? — продолжала кричать женщина. — Она твоя ученица, а ты ее учитель. Знаешь, что тебя ждет, если папаша этой Сафроновой узнает о вас? Не знаешь? А я тебе расскажу! Он тебя в порошок сотрет! Подаст в суд на тебя, на школу и прощай не только твоя карьера, но и мое кресло, — такую мать я видел редко, только в моменты непростительных поступков с моей стороны, однако сейчас я не то, что не понимал позицию родительницы. Я не хотел ее понимать. Плевать мне на должность, карьеру и на отца моей малышки, который бросил ее семью ради любовницы. Он ничего не сделает ни мне, ни школе. Потому что ему плевать на эти факторы.

— Срать я хотел на карьеру, — прорычал я в ответ.

— А на мою должность нет? — громче, чем необходимо, прокричала мать, практически заглушая меня. — Ты думал головой, прежде чем трахаться с школьницей? Подумал, чем может закончиться эта история для меня и для отца? — а вот тут я слегка опешил. Первое время я только и делал, что думал о своих близких, затем, когда наши отношения с Викой переросли во что-то серьезное, мысленно я рассчитывал, что родные поймут меня и поддержат. Так произошло с отцом, хоть и не сразу, так произошло бы и с Анютой, когда та подрастет. Только я не предполагал, что мать не будет думать о моем будущем и поставит на кон мою жизнь ради собственной директорской карьеры.

— Тебе собственная репутация и мнение окружающих важнее, чем счастье собственного сына? — решил уточнить я, ибо эти мысли никак не хотели складываться в голове. Нет, не так, они вообще не воспринимались там, как единое целое. Это невозможно. Какой бы строгой не являлась моя мать, она навсегда останется женщиной, которая подарила мне жизнь, однако после сказанных ею слов, этот образ буквально рушился перед глазами.