— Ты любишь ее? — выпалила малышка, посмотрев на меня чужим взглядом, заставляя сжимать мое сердце в кулак, практически до боли. Душевной. Я понимал, о ком она спрашивала, знал, что нужно ответить на ее вопрос, рассказать о подписании контракта с дьяволицей, но сейчас мне так не хотелось нагружать на ее хрупкие, хоть и мужественные плечи еще и эту проблему, пока она не будет окончательно решена. — Почему ты так поступаешь со мной? — перебила она, задав другой вопрос, когда я вот-вот собирался сказать ей о несвоевременности этой темы.

— На то были свои причины. Я не хочу, чтобы тебя это касалось, — честно ответил я, надеясь на ее понимание. Только зря. Зря на это рассчитывал, учитывая недавний всплеск злости и ярости, бушующий в ее взгляде.

— Меня будет касаться то же, что и тебя, начиная с твоих лживых слов о любви и заканчивая похождениями по клубам в компании шлюх! — со злостью выпалила она. А я помнил эти слова. Когда-то я говорил что-то похожее в ее адрес. Еще в те времена, когда смотрел на нее, как на надоедливую и лживую ученицу, заставляющую всех вокруг дуть под ее дудку. Я помню, как злился в те моменты, как эта девчонка трепала мне нервы, и сейчас понимал, что она чувствовала. Какую ярость от воспоминаний минувшего понедельника. От несостоявшегося первого занятия по информатике.

— Тшш, — сокращая расстояние между нами, я положил палец на ее чуть приоткрытые губки, заставляя тем самым выслушать меня. Да, я не расскажу ей всей правды, но одно она обязана знать, чтобы больше не истязать себя и не считать меня моральным уродом, коим ощущал себя несколько дней подряд, смотря в тоскливые глаза моей малышки. — Просто помолчи и выслушай. У нас с Анной Михайловной ничего нет. То, что ты увидела — вынужденные меры, — тихо, смотря в ее красивые большие глаза, ответил я на первый вопрос, только реакция, которая последовала после, никак не укладывалась в моей голове. Моя малышка, которая так трепетно ждала ответа, теперь казалась чужой, вновь отойдя от меня на расстояние вытянутой руки.

— Вынужденные меры? — вспылила она. — Ты серьезно? Что же такого произошло, раз необходимы такие действия? — крикнула малышка, норовя привлечь внимание учеников за дверью, хотя мне было глубоко на них наплевать. Я обращал внимание лишь на разозлившуюся девочку, которую видел несколько минут назад, оттаскивая от блондинистой одноклассницы. У меня даже сложилось впечатление, что она и на меня набросится, но этот абсурд я оставил где-то далеко.

— Я не хочу вмешивать тебя, — повторил ранее сказанные слова, но и сейчас такой расклад ее не устроил.

— Ты уже это сделал. Расскажи мне, — Вика уже не кричала, но нахмуренные темные бровки и слегка прокусанная губа, которую она решила добить окончательно всевозможными травмами, давали понять, что просто так не отстанет. А жаль. Потому что я ничего ей не расскажу. Ничего не сообщу. Не буду беспокоить, пока не разберусь во всем сам. Я не хочу вновь видеть ее ссадины да порезы. И не увижу больше никогда.

— Я не стану тебе ничего рассказывать! — чуть грубее, чем рассчитывал, рявкнул я, понимая, что по-другому она не поймет, по крайней мере сейчас. — А теперь сядь и дождись меня, я сейчас приду, — оставил напоследок наставление, ретировавшись из класса.

Почему я ушел? Почему оставил ее одну, зная, что, скорее всего, за сегодняшний день мы больше не увидимся? Потому что понимал — за одним ее вопросом о наших отношениях возникнет другой, один лживый ответ нужно накладывать на последующий и так по цепочке пока сам не запутаюсь в куче фальша и вранья. Я устал. Устал врать ей, мысленно обещая себе, что все у нас наладится, что она простит меня и примет обратно. Все это бред, с которым мне нужно разобраться самому раз и навсегда, только потом впутывать в это мою малышку и надеяться на ее понимание. А поймет ли она? Я хотел на это рассчитывать. Очень хотел.

Если говорить откровенно и озвучивать официальную причину ухода из класса, то в аптечке банально кончились пластыри, а у меня в кабинете их лежала целая куча. Заодно посажу одичавших пятиклашек, которые наверняка ждали меня возле дверей класса. И я не ошибся, спустившись на свой этаж и заметив двадцать три пары глаз, моментально устремившихся на меня. Надеюсь, они с таким же довольным выражением лица будут тихо просиживать урок за компьютером, не привлекая к себе лишнего внимания.

— Сегодня можете посидеть в интернете. Только тихо, — кинул я, хмуро оглядев моментом обрадовавшихся детишек, и, найдя пластыри, вышел из кабинета к моей малышке. Если честно, я не особо хотел возвращаться к ней, глядеть в ее ослепительные мраморные глаза полные грусти и отчаяния, и осознавать, что все это происходило из-за меня. Это я виноват в таком состоянии, виноват и в той драке с Лазаревой. Наверное, она бы не полезла с кулаками на одноклассницу, будь я рядом с ней. Или полезла бы, учитывая подростковый максимализм? Этого я не знаю. И не узнаю никогда.

Потому что в классе ее не оказалось…

Ушла. Как и я до этого. Только от чего именно сбежала она? Неизвестно. Я и не хотел гадать, размышлять, что влетело в ее темную голову. Наверное, так даже лучше. Еще парочку выходных дней она побудет на расстоянии от меня, а затем, когда я все-таки закончу разговор с историчкой, сам ей обо всем сообщу. Какой раз за эти дни я утешаю себя этой фразой? Не помните? Вот и я не помню. Утешаю себя день ото дня, надеюсь, что все сложится отлично, и сейчас делаю то же самое. Только раньше я ждал помощи от отца, ждал какого-то чуда, однако сейчас абсолютно уверен в своих действиях и поступках, уверен, что у меня все получится. Главное нажать напоследок на эту ведьму и добить ее до конца. Пожалуйста, родная, потерпи еще немного. Прошу тебя.

Но, видимо, мою просьбу никто не услышал и не принял всерьез, несмотря на мои надежды. Как только закончился урок у семиклашек, а я засобирался за Анютой в детский сад, на телефон пришло входящее сообщение. От нее. Викин номер я узнаю из тысячи, даже если она не будет записана у меня под именем «Моя малышка».

«Стас, я все знаю. Нам нужно поговорить» — прочитав сообщение, которое вряд ли могло иметь двойной смысл, я, мягко говоря, охуел, а даже мотор автомобиля заглушил на время.

Вашу ж мать! Откуда она все узнала? Какой уебок рассказал ей о провокациях исторички? Никто не знал о нашем разногласии, кроме нее самой, а мои близкие вряд ли рассказали бы об этом Вике. Только этого не хватало! Она же разозлится, будет мстить своей училке. И так влипла в драку так еще и этот конфликт грозит поставить мою малышку в самое неблагоприятное положение. К чему эти сложности, Вика? Почему тебе нужно обязательно все испортить? Почему вновь не подождала, когда я разберусь с этой проблемой? Тебе нужно поговорить? Мы поговорим. Обязательно. Только потерпи, когда я сам разберусь с этой проблемой и отгорожу тебя от исторички. Или наоборот? Неважно. Главное, чтобы наш следующий разговор вновь не сорвался.

* * *

Следующий день обернулся для меня адским адом. Почему? Нет, не потому, что Анюта, не дала мне выспаться, предвкушая поездку к бабушке с дедушкой на все выходные, нет, не потому, что я в тот же момент получил сообщение от исторички с просьбой перезвонить как можно раньше, которое окончательно отогнало от меня желанный сон. Говорят, что ад на земле существует? Эти люди гении своего дела! Потому что я был с ними солидарен на все сто процентов.

Стоило мне подняться с кровати и угомонить мою слишком радостную дочь, я осознал, что этот день такой же обыденный, как и остальные. Такой же выходной, в который мне предстояло отвести Анюту к матери с отцом, а самому заняться работой. Только сегодня я буду делить заказы с вызволением рыжей ведьмы из своего страшного логова для повторного разговора «по душам». Собранные доказательства оставались в моей сумке для ноутбука, вся надежда на мою несломленность и способность давить, а этим навыком я владел гораздо лучше, чем любым другим.

Как только я отвез Анюту к своим родителям, то тут же решил не тянуть кота за яйца и воспользоваться всеми возможностями разобраться с рыжей проблемой как можно скорее, только я не учел, что эта самая «проблема» разобралась со мной раньше чем. Она была на шаг впереди, по крайней мере, именно так я подумал, когда услышал после моего будничного «Ало» растянутый голос настоящей змеи, которую голыми руками не задушить.

— Я тут нашла одно забавное фото. Загляните во входящие, Станислав Родионович, — томно произнесла она, ожидая моего ответа, и что-то мне подсказывало, что он ничего хорошего не сулил. Да и сам наш разговор ничем хорошим не закончится.

Несмотря на свои предрассудки, я все-таки открыл фотографию, остановившись на красном сигнале светофора. И удивился. Очень сильно. Моя уверенность в своей правоте и безапелляционной победе над «злом» на время исчезла. Почему? Потому что мои сомнение я умственных способностях рыжей бестии оказались ложными. Все-таки она выяснила, хоть и с опозданием, лицо моей возлюбленной.

На фотографии, сделанной явно вчера в классе, изображены опять мы с Викой. В обнимку. Я прижимал ее к себе, когда она билась в истерике. В этот момент моя малышка только-только успокоилась и несмело обняла меня маленькими ручками в поиске защиты. Моя маленькая. Моя малышка. Интересно, она застала момент нашего поцелуя? Хотя какая разница.

— А вы очень любвеобильный, Станислав Родионович, — отвлекла меня от размышлений Анна Михайловна таким же томным, слегка ядовитым голосом. — Сначала Лазарева, теперь Сафронова. Смотрю, вас так и тянет на молоденьких учениц. Вы же не думаете, что она надолго останется в целости и сохранности и не присоединится к своей однокласснице? — на самом деле я мало слушал ее, ожидая, когда же высветится зеленый свет, но последние слова вырвали меня из будничных рассуждений.

— О чем вы говорите? — поинтересовался я, прикинувшись тупым упырем. Мой голос напрягся, звучал не так уверенно, как раньше, но я старался не подавать виду своему волнению. Поможет ли это? Очень на это рассчитываю.