— Спасибо, красавчик, — пропела длинноногая блондинка, подойдя ко мне чуть ближе, чем положено. — Кстати, она мне идет. Посмотри, — попросила она. Да вашу ж мать! Почему же все телки так жаждут внимания и не дают спокойно приготовить завтрак? С большой неохотой я повернулся к ней лицом и взглянул на тугой золотистый хвост затянутый ярко-синей резинкой для волос, которая контрастировала с ее цветом, но сочеталась с темно-шоколадными волосами одной личности, чей образ тут же всплыл в моей голове.

Это вещь принадлежала Вике…

— Сними ее, — резко процедил я на все еще довольную блондинку, трясущую перед моими глазами своим хвостом. Она будто нарочно дразнила меня, чем бесила пуще прежнего. И злила. Сильно.

— Стас, ты что? — возмутилась Анжелика, удерживая в руках свой хвост. Боишься, что отрежу? Правильно делаешь. Если будешь кобениться — на лысо побрею и даже не пожалею об этом!

— Сними ее! И больше не бери! — рявкнул я на нее, завидев в голубых глазах обиду и разочарование. В чем оно заключалось меня волновало в последнюю очередь, хотя в какой-то степени я радовался, что наш разговор закончился именно так. Почему? Потому что сразу же после моих слов девушка быстро оделась и поспешила покинуть квартиру, обиженно хлопнув дверью. Это даже к лучшему — не придется вызывать такси и тратить лишние пятьсот рублей на дорогу какой-то бабе.

Однако одно в этом разговоре меня удивило. Моя реакция на резинку Вики. Если честно, я не особо помнил, в какой момент она оставила ее у меня, и почему до этого момента не замечал эту вещь и почему узнал ее так быстро на чужих волосах. Ранее я никогда не обращал внимания на такие мелочи, а сейчас, держа в руках вещь, которая напоминала мне о ней, задавался вопросом. Почему? Почему именно эта девочка так сильно меня зацепила? Почему память о ней, которую я хочу засунуть куда-нибудь вглубь своего головного мозга, всплывает каждый раз, стоит только судьбе дать повод? Эти вопросы остались без ответа.

Вику я не видел несколько недель с того самого дня, когда я поцеловал ее в своей квартире. На вопрос, куда она делась, ее рыжая подружка, испепеляющая меня все время гневным взглядом, сказала что-то о болезни. Интересно, это очередная отговорка, чтобы не видеться со мной или же она действительно заболела? Этого я не мог знать наверняка. Где-то в глубине души я желал навестить ее, но понимал, что это только добавит огня в наш конфликт. Все это бред. Бессмысленно. Даже если я вновь дам слабину, мне придется ее бросить. Выгнать ее не только из своей квартиры, но и из души. Из сердца. А она там поселилась и не желала уходить.

Если честно, я не особо понял, когда мои чувства переросли в следующую стадию. Не осознал, в какой момент начал звать ее, хотел вновь и вновь почувствовать ее рядом. Испытывал нужду. Но все эти мучения прекращались с каждой новой девушкой и с каждым днем отсутствия Вики. Нет, я не забывал ее, в принципе не мог, но то нашествие утихомиривалось день за днем. Я стал более спокойно и радикально относиться к проблеме и начал более здраво искать пути решения. В какое-то мгновение я даже придумал идеальный план «Б» в случае, если смогу перейти грань. Он заключал в себя один важный шаг: мне придется уйти из школы. Да, мать вряд ли обрадуется такому повороту событий, но я не смогу что-то с этим поделать. Почему же я не поступлю так же именно сейчас, дабы избежать проблем? Хотел надеяться, что у меня хватит сил справиться с очередным испытанием жизни, которые преодолевал не раз. Просто это оказалось чуть сложнее, чем другие, не учитывая смерть любимой жены.

— Здравствуйте, Станислав Родионович. Я вас не отвлекаю, — «Еще как отвлекаете» — хотелось мне сказать в ответ историчке, только что приоткрывшей дверь в мой кабинет, но воздержался. В последнее время я стал слишком раздражительным, срывался на учеников или на невинных учителей, проходящих мимо моего кабинета. Странно, что никто на меня не держал обиды или злость. Хотя…

— Здравствуйте. Вы что-то хотели? — спокойно спросил я, смотря в глаза заинтересованной Анны Михайловны. Странная она какая-то. Загадочная, что ли. Если мужчин привлекала эта черта у женщин, то у меня в данный момент вызывала какое-то отторжение и желание держаться подальше от этого человека.

— Да, — немного растерявшись от моей прямолинейности, ответила женщина и присела рядом с моим столом. — Знаете, ученики в вашем классе в последнее время начали отставать от программы, — закончила она. Вот это новость века! Как будто в наши дни школьники не получали отрицательные оценки, а мне не жаловались на их успеваемость. Подумаешь, пара двоек, которые моментально исправлялись через неделю другую. Только почему-то остальные преподаватели понимали временность этой ситуации, учитывая подготовку к выпускным экзаменам, но эта женщина упорно отказывалась замечать этот маленький факт.

— Фамилии? — вновь в моем голосе прорезалась не свойственная ранее резкость, вновь наблюдая на лице учительницы недоумение. Наверное, в глубине души я ожидал непонятных вопросов или каких-то не подкрепленных фактами обвинений, но историчка, на мою радость, сразу же ответила на мой вопрос.

— Андросов, Потапова и Сафронова, — четко проговорила женщина, заставляя меня не только удивиться, услышав знакомую фамилию, но и задать совершенно ненужный вопрос. Хотя нет, для меня он являлся ключевым.

— Сафронова вроде как болеет, разве нет? — спросил я у Анны Михайловны.

— Нет, она сегодня пришла на мой урок, — ответила женщина, немного странно посмотрев мне в глаза. Наверное, если бы ей сообщили, что спустя несколько недель она увидит желанного человека, на нее смотрели бы так же странно, хотя я старался не показывать свои эмоции.

Историчка в скором времени ушла из моего класса, сменив женский состав моего класса с предложением устроить хеллоуин. Но их предложение, план проведения мероприятия и прочую хрень я пропустил мимо ушей. Она в школе. Моя девочка в школе. Всем сердцем я желал ее увидеть, однако разум твердил, что мне нужно держаться от нее подальше. И я сделал бы все, чтобы так оно и произошло, только меня ждал разговор об успеваемости. Да кого я обманываю? Это никому нахер не сдалось, а она сама знает все о своих оценках. Зачем мне это, а тем более ей? Возможно, я просто-напросто искал причину, чтобы увидеть ее. Чтобы почувствовать рядом. Но это самообман. Я сделаю только хуже этим разговором. Хуже не только себе, но и ей. Вряд ли тот поцелуй обошелся для нее без каких-либо последствий. Она ведь еще мала и вряд ли понимает всю ситуацию целиком, вряд ли осознает, что ждет нас.

Ты еще ничего не знаешь об этой жизни, малышка. Тебе не стоит это знать, не стоит впутываться в отношения с взрослым мужчиной. С тем, кто покажет жестокость этого мира. Я хочу, чтобы ты видела все своими малахитовыми глазами, впитывала каждый уголок и замечала в нем что-то прекрасное и необычное. Как когда-то это видела моя жена. Ты такая же. Маленькая наивная девочка. И я не разрушу твою наивную душу своей жестокой реальностью. Лучше ты забудешь обо мне и влюбишься в своего ровесника, чем будешь бегать за мной, будто тень. Я не способен любить. Однажды уже полюбил. Во второй раз я не выдержу этот ад. Я не выдержу еще одну потерю любимой. Прости, малышка. Да, я совершил ошибку, поддался своим инстинктам. Постараюсь всеми способами искупить свою вину. Лучше ты возненавидишь меня, будешь презирать, чем любить. Поверь, так будет лучше для всех. Для тебя.

Ты нужна мне, Вика, только вряд ли это приведет к чему-то хорошему…

Я бы хотел увидеть тебя ближе, но не могу, хотел бы спросить, как дела, но не могу, хотел бы прижать к себе и показать, насколько сильно ты меня волнуешь. Но не могу… Никак. Не имею на это право. Вновь в голове возникают правильные мысли, правильные подходы к делу, но они вряд ли решат судьбу. Когда я успел стать таким смазливым идиотом, следующим всем инструкциям, которые приготовила для нас жизнь? Наверное, в тот момент, когда у меня появилась дочь. И я понимаю, что сделает со мной отец Вики, стоит ему хоть на секунду закрасться с мою голову. Меня не будет. Сотрут с лица земли. Потому что эти мысли ужасны. Нет, не для меня. Для отца. В тот момент, когда я хочу прокручивать воспоминания вновь и вновь. Но не позволяю. Они под запретом.

— Потапова, — рявкнул я, прерывая выразительную речь своей ученицы, стоящей с делегацией подружек. — Устраивай в классе что хочешь, только не сломайте мне компьютеры. За технику будете отвечать головой, — сделал я вердикт скорее не из-за своей снисходительности и понимания проблемы, а ради того, чтобы меня оставили одного. Наедине со своими мыслями. И с ней. — И позовите мне сюда Сафронову. Пусть зайдет после уроков, — крикнул я вслед практически исчезнувшим из виду ученицам, на что одна из них одобрительно кивнула.

Стоило красоткам местного разлива свалить из моего кабинета и закрыть за собой дверь, я вновь углубился в собственные мысли, чем начала в последнее время заниматься чаще обычного. Спустя минуту я уже пожалел о собственном поступке и о просьбе привести мне Вику, а обсуждение причины ее неуспеваемости по истории очень плохой повод увидеть ее. Да, как бы ни хотел это отрицать, как бы не вычеркивал невидимыми чернилами мысли из своей головы, я желал увидеть мою малышку. Нет, не мою — просто малышку. Я предполагал, насколько она может быть подавлена, насколько расстроена моим поступком, раз пропустила несколько недель занятий. Но это лишь ничем не обоснованные мысли в моей голове.

Впервые за несколько дней я увидел ее возле столовой несколькими часами позже, пытающейся с рыжей подружкой пройти мимо галдящей толпы. Одно время я не обращал внимания на надоедливых девок, по привычке окружающих меня по кругу, на всю эту суету во время перемены, на малышню, которую, как учитель, должен отругать за бег. Все это померкло, стоило мне посмотреть на нее. На мою малышку. На тусклые мраморные глаза, на практически здоровое лицо, замаскированное женскими штучками, на пухлые, слегка потрескавшиеся губы. Мне важна только она. Вика ничем не выдала свое негодование, кроме потухших глаз, которые больше не сверкали яркими огоньками. Не сверкали для меня. Вновь на ней надето платье, на ногах — туфли на каблуках, словно косила под фотомоделей. Под тех девок, которые сейчас окружали меня. Только моя малышка отличалась от них своим внутренним миром, своим характером. Антистерепотипностью. Однако у меня складывалось ощущение, что она желала поскорее стать взрослой и независимой. Но это не так. Вика еще ребенок. Хоть ее внешний вид говорил о взрослом восприятии мира, но в голове творилось все с точностью да наоборот. Она еще девочка, не знающая, насколько этот мир жесток. Что в один миг судьба может отобрать у тебя самое ценное на свете. Как это сделала со мной. И я не хотел, чтобы она пережила ту же боль, что и я. Лучше пресечь все сейчас, нежели потом мучиться от душевной боли нам обоим.