Сейчас я вдруг вспомнил, как впервые увидел ее, как загорелись синие глаза в попытке искупить вину за мою испорченную одежду на новогоднем огоньке в университете, как впервые я взглянул на нее с другой стороны, не так, как раньше. Как впервые поцеловал ее маленькие, тонкие губы, накрашенные свежим блеском с ментолом. Как потом полчаса пытался его оттереть. И понял одну важную вещь.

Сейчас происходило то же самое…

Меня и Сафронову соединил несчастный случай, а я так же не сразу взглянул на нее с другой стороны.

Только все происходило медленно и неосознанно. Если, встретив Тасю, я понимал, что влюбляюсь, то сейчас все иначе. Я этого просто не понимал. Не уяснил в нужный момент времени, что меня влечет к этой девчонке. К маленькой наивной девочке, которая вряд ли подозревала о чем-то подобном. Хотя нет, она думала об этом, только я хотел надеяться, что ее умозаключения вряд ли дойдут до истины. Она умная девочка, сможет все осознать, а я переживу. Переживу негодования в своей голове, забуду в объятьях другой женщины. Заставлю выкинуть ее из своей головы раз и навсегда.

— Именно. Как я любил маму, — пауза вновь затянулась дольше предыдущего, хотя Аня вряд ли это заметила. Потому что, взглянув на зеркало заднего вида, я заметил мирно спящую дочку в детском кресле. Она так и не услышала мой ответ, но, думаю, прекрасно знала его в своей маленькой головушке. Знала, как я любил ее маму. Хорошо, что сейчас она даже не подозревает, в каком диссонансе находился ее любимый папа. Но я справлюсь. Ради своей дочери. Ради себя.

Ради Сафроновой…

Остальные дни протекали так же спокойно и размеренно с одним единственным исключением. Если раньше я забивал голову работой, не оставляя времени на мысли о своей ученице, то сейчас только и делаю, что вспоминаю о ней. О ее нежном взгляде малахитовых, сияющих глаз, о пухлых губах, которые, во время прогулки в теплый субботний день, улыбались все ярче и ярче с каждой минутой. Я просыпался с мыслями о ней, собирался на работу, завидев в зеркале ее нежный образ, и возвращался обратно, размышляя о дальнейшем своем поведении по окончании каникул. В какой-то момент это стало невозможным. Как человек и отец мне хотелось просто-напросто стереть память. Я понимал, что будь у моей дочери такая любовь — убил бы всех педофилов к хуям. Предполагал поведение ее отца, узнай они о моей тяги к их дочери. Я бы сделал то же самое на его месте и не пожалел об этом ни капельки. Но как мужчина… Мне нужно ее забыть.

В один из таких мучительных дней у меня даже появился выходной среди недели, чему я несказанно радовался. Нет, не только из-за перспективы наконец-то выспаться, но и сконцентрироваться на своих заботах. На заказах, которых в последнее время накопилось довольно таки много, на друзьях, с которыми давно не виделся. Я еще подумывал провести вечер с Анютой и сводить ее в любимое кафе, однако воспитательница — добрая женщина довольно преклонного возраста — предупредила меня о предстоящей экскурсии в океанариум. А я и забыл, что недавно со всех родителей требовали деньги на эти мероприятия. Но все это вылетело из головы, стоило мне сесть в машину и направиться в сторону дома.

Вся эта суматоха, все воспоминания о ней не давали мне весь день покоя. Я кое-как сосредотачивался на написанных мною символах в программе, кое-как восстанавливал в голове мысль. Все перемешалось, разламывалось на куски. Я вновь чувствовал себя тигром, запертым в клетке. Ощущал свою беспомощность и жалость. Я жалкий. Блядь, докатился! Эти чувства не преследовали меня очень и очень давно, теперь же они вышли на свободу, не давая мне покоя. За все это просранное время я бы мог уже сделать и отправить несколько заказов, но на деле я копошился на третьей строчке, не в силах продолжить начатое. Идиот!

Мне нужно отвлечься. Вытряхнуть девчонку из собственных мыслей. И я сделал то, чем не занимался уже довольно долгое время. Я вышел на пробежку. Конечно, я мог потерпеть и до качалки, так как обещал Костяну прийти вместе с ним для поддержки на штанге, но сейчас мне необходимо проветрить свою голову и заняться чем-то более полезным, а вечером пойти в бар. Думаю, мать согласится посидеть вечером с любимой внучкой.

И я бежал по мокрым дорожкам после вчерашнего дождя. Бежал от проблем. От мыслей, слушая в наушниках любимые треки. От нее. Подальше от реальности, в которую я так не хотел возвращаться. Но мысли все равно не давали мне покоя. Интересно, как я мог так влипнуть? Моя внешность манит девушек и женщин словно магнитом. Я никогда не уделял никому времени, никогда не прикладывал никаких усилий, чтобы привлечь к себе внимание баб. И теперь схожу с ума по одной из них. Хотя нет, Сафронову вряд ли можно назвать бабой. Она девушка. Еще совсем маленькая. Но точно не баба.

Я пришел в себя, как только остановился около своего дома, возле которого обнаружил знакомое до боли лицо. Глеб Николаевич, как это всегда бывало, сидел на лавочке около соседнего подъезда, как всегда задумчиво глядя куда-то вперед, словно какой-то мудрец, предсказывающий дальнейшее развитие событий. Однако я знал его наперед.

— Добрый день, Глеб Николаевич, — присел я рядом со стариком, привлекая все его внимание к себе. Он не сразу повернулся ко мне лицом, видимо, обдумывая что-то поважнее моей компании. Я на это не обижался ¬— уже привык за столько лет общения.

— Вновь мы с тобой встретились, Стас, — весело произнес дед. Да, мы довольно часто пересекались либо возле дома, либо в другом месте. Иногда я сам приходил к нему домой в качестве помощника — вряд ли в таком возрасте он смог бы сам починить полку или пристроить на место дверной косяк.

— Ностальгия, — поддержал я, резко выдохнув, опустошая таким образом свои легкие, что не осталось незамеченным для старика. Я почувствовал, как он смотрел мне в глаза, будто старался проникнуть куда-то в душу. Я не сразу привык к этому взгляду, но сейчас что-то мне подсказывало, что он ничего хорошего не сулит, по крайней мере, лично для меня. Или мне так кажется?

— Ты опять огорчен, — констатировал факт Глеб Николаевич. Ему ненужно лишних слов, чтобы догадаться о душевном состоянии собеседника. Да, и к этому качеству деда я не сразу привык. — Что-то случилось? — спросил он, не переставая терзать мою душу наизнанку. На самом деле он мог бы и не задавать этот вопрос.

— Не знаю. Все как-то летит к чертям, — отмахнулся я. Не знаю, по какой именно причине я желал поделиться со стариком своими проблемами. Конечно, Анюта была здорова, работа на месте и зарплата стабильная, хоть и не такая большая. С моим близкими все нормально. Кроме меня. Я не в порядке. Не нормален. И с кем лучше поделиться это проблемой, дабы не наткнуться на осуждение, вместо дельного совета, не предполагал. Пока не встретил несколько минут Глеба Николаевича.

— Почему? — вновь задал вопрос старик, ожидая от меня ответа. Только я не спешил сразу вываливать на него всю хрень, которая не давала мне покоя. Я старался правильно подобрать слова в своей голове, но затем понял, что это не особо и нужно. Все-таки он тоже мужчина — вряд ли не поймет, хотя в глубине души надеялся, что не встречусь с презрением в его глазах.

— Мне нравится одна девушка, — начал я, наблюдая за реакцией своего собеседника. Сейчас почему-то я чувствовал себя будто на исповеди священнику. Наверное, потому что редко с кем-то делюсь душевными ранами. Но я просто не мог больше держать это в себе. Мне нужно реальное решение проблемы, которое непременно поможет мне справиться с собственным искушением. Хотя о чем я? Симпатия вряд ли можно назвать искушением, но, чувствую, все близится именно к этому.

— Случайно не та, с которой я общался на днях? — спросил старик, ошарашивая меня не меньше, чем в тот день в парке возле школы. Откуда он узнал? С чего взял, что это именно та девушка? На свете так мало личностей? Или он просто узнал меня за время нашего общения настолько хорошо, что мог спокойно определить предмет негодования… — Не пытайся меня обманывать, Стас. Я хоть и старый, но такие чувства распознать могу, — произнес он, как только я хотел открыть рот и ответить отрицательно на его предположение. Теперь точно придется раскрывать все карты перед ним. Абсолютно все. Хотя о чем я? Он и так догадывался обо всем, что я собирался ему рассказать.

— Что мне делать? — тихо спросил я, протягивая руку в карман за сигаретой. Глеб Николаевич больше не курил, но и не выступал против моей пагубной привычки, однако мне казалось, еще чуть-чуть и сам потянется за ней, как в молодости.

— Смотря что ты хочешь в итоге, — проговорил он, вновь оторвав от меня взгляд и смотря куда-то вперед, будто там написаны ответы на все вопросы. Вот бы мне так легко решать все проблемы, но, к сожалению, таким даром с рождения и при жизни не наделили всевышние. — Если завоевать — добивайся, а если нет, оставь все как есть и забыть.

— Я пытаюсь. Но не могу, — разочарованно вздохнув, ответил я. Почему-то за все время нашего небольшого диалога мне не пришло в голову, что он мог изменить ко мне свое отношение. Он даже улыбнулся мне после такого ответа, чему я сильно удивился и одновременно обрадовался. Хоть кто-то меня сейчас понимает.

— Тогда у тебя остается лишь один вариант, — вынес вердикт Глеб Николаевич. Только я не был согласен ни с его словами, ни с видимой в дальнейшем перспективой. По ряду причин. И одну из них я назвал в первую очередь.

— Она несовершеннолетняя, — воспротивился я. Но старик даже и глазом не моргнул, когда другой человек его возраста обязательно помахал бы передо мной палец, отправил бы за мной наряд доблестной полиции и накатал заяву, несмотря на несовершенный поступок. А еще бы попросил оторвать мне член или сделать химическую кастрацию. Только не Глеб Николаевич, относящийся ко всему спокойно, по-философски. За это я ему и благодарен.

— Сейчас много кто не соблюдает закон, но если ваши чувства взаимны, вряд ли вас этот аспект будет волновать кого-то из вас, — теперь он повернулся ко мне лицом, вглядываясь в мои глаза. Я растерялся. Да, это немного трудно признать самому себе, но все же правда оставалась на своем месте. Я не представлял, что ожидало меня дальше и, учитывая совет старика, вряд ли у меня вовремя появятся тормоза.