— Дорогая моя, — торжественно изрек Салери, как обычно, выговаривая эти два слова по-итальянски, — прошу вас принять мой скромный дар. Теперь вы сможете, если понадобится, постоять за себя и дать отпор этому сумасшедшему. Не бойтесь ничего. Ни один судья в этой стране не посмеет осудить вас, если вы убьете Джастина. Он безумен и опасен для окружающих.

Эмили не могла отвести глаз от крошечного пистолета, сознавая, что эта «игрушка» способна сразить наповал даже самого сильного мужчину. Отделанная перламутром рукоятка лежала в руке, будто была для нее создана.

— Владейте на здоровье, — пожелал Николас, загибая пальцы Эмили вокруг рукоятки пистолета. — Уверяю вас, ваш батюшка на моем месте поступил бы точно так же.

Эмили подняла на него глаза, будто завороженная сочувствием и искренним желанием помочь, светившимися в его взоре. Немой разговор грубо прервал оглушительный вопль, прозвучавший в сумрачных глубинах Гримуайлда.

— Думаю, мне пора уходить, — заспешил Ники. — Если позволите, завтра я снова зайду. Будьте настороже и строго следуйте моим советам.

— Обязательно, — пообещала Эмили. Встала, сделала шаг и замерла. Она вела себя как зомби. — Николас, одну минутку! — позвала она, когда гость уже повернулся к ней спиной.

Салери вопросительно уставился на девушку.

— Вы забыли носовой платок, — напомнила Эмили, размахивая мокрой тряпицей.

Гость попытался изобразить благодарственную улыбку, но не получилось; он брезгливо взял платок двумя пальцами, вынес его в коридор и сунул в цветочный горшок возле вешалки.

Проводив глазами Салери, Эмили разжала ладонь и стала изучать его подарок. Семь лет назад из подобного оружия был убит Дэвид, ее отец, положив конец счастливой поре ее жизни.

За спиной послышались шаги, и девушка быстро сунула пистолет в карман платья. Развернулась и увидела Джастина.

— Что он сказал тебе?

— Ничего, — ушла от ответа Эмили. — Ничего существенного.

Она попыталась пройти мимо, но Джастин взял ее за плечо, посмотрел в глаза.

— Обманываешь, — убежденно сказал он. — Хотелось бы знать почему.

— Оставь меня в покое, пожалуйста, — взмолилась девушка. — Мне надо побыть одной, я жутко устала. — В глазах герцога читались боль и сострадание, смотреть на него было выше сил, и Эмили вырвалась, почти побежала прочь.

Она понимала, что в этом спектакле ей предстоит сыграть самую опасную роль, о чем теперь постоянно напоминал крошечный пистолет, оттягивавший карман платья и немилосердно колотивший ее по бедру, пока Эмили поднималась вверх по лестнице в свою комнату.



Джастин чувствовал, что с каждой минутой, с каждым днем Эмили неумолимо ускользает от него, но ничего не мог с этим поделать. Ежедневно в Гримуайлде появлялся Ники, они уединялись и вели долгие беседы, сидели рядышком, как влюбленные, перешептывались и весело смеялись, но моментально замолкали, если герцог входил в комнату, при этом девушка смотрела на опекуна холодно и подозрительно. Она перестала пересказывать ему содержание своих разговоров с Салери, вообще не делилась с ним, будто утратила всякое доверие. «Неужели она готова поверить злобным измышлениям Ники?» — не раз спрашивал себя Джастин и продолжал мучиться в поисках ответа. Он по-прежнему играл роль сумасшедшего, временами впадая в ярость, а в другие дни изображая безумное веселье, и с каждым днем все больше входил в свою роль. Иногда возникало ощущение, что он уже не разыгрывает безумца, а в самом деле стал им.

Члены семьи и слуги старались обходить его стороной, принимая поведение хозяина Гримуайлда за чистую монету. Только в глазах матери мелькало сомнение, она отказывалась поверить в безумие сына, а когда он играл особенно убедительно, на ее лице читалось невыносимое страдание. В таких случаях у него появлялось искушение довериться ей, поплакаться и поведать все как есть, но каждый раз верх брала гордыня, желание своими силами довести дело до конца. Но более всего Джастин терзался подозрением, что теперь ему приходится бороться в одиночку, хотя не мог поверить, что Эмили способна с такой легкостью переметнуться на сторону врага. Она больше не приходила к нему по ночам, и герцог до рассвета метался по огромной спальне, как тигр в клетке. В отчаянии он не знал, что еще предпринять, а потом решил расширить круг своей деятельности и начал собирать информацию о деловых операциях Салери.

После очередной встречи с детективами, которые вели расследование дела Ники, герцог вернулся домой поздно вечером потрясенный известием о том, что Салери заказал два билета на пароход, курсировавший между Англией и Новой Зеландией. Отплытие было назначено на этой неделе. Джастин окончательно вышел из себя, узнав, что Эмили отправилась в оперу в сопровождении ее «милого друга господина Салери».

— Что ты наделала? — кричал он на растерянную и ничего не понимающую Эдит. — Как ты могла это допустить? Почему позволила ей выйти из дома одной?

— Но ты же никогда не возражал против того, чтобы она оставалась наедине с господином Салери в нашем доме, — запротестовала Эдит, у которой от незаслуженной обиды слезы навернулись на глаза. — Сам ведь говорил, что он старинный друг ее батюшки. Откуда мне было знать, что на этот раз кому-то из нас тоже следовало пойти в оперу?

— Если бы твоя фарфоровая головка служила бы тебе не только для идиотских причесок, смогла бы сама догадаться! — продолжал бушевать хозяин Гримуайлда.

Эдит уронила рукоделие и зашлась в громких рыданиях. На выручку поспешили Лили и Миллисент, подскочили с двух сторон к сестре, принялись утешать ее и гладить по вздрагивающим плечам, бросая на брата взгляды, призванные пристыдить этого закоренелого мерзавца. Пришлось их оставить в покое; Джастин отошел от них подальше, нервно потирая затылок.

— Ты всегда был хорошим сыном и братом, — укоризненно сказала матушка, с трудом вытаскивая свое грузное тело из глубокого кресла. — Если помнишь, в детстве батюшка даже не считал нужным тебя наказывать, но сейчас мне кажется, что это было его величайшей ошибкой. В свое время тебя следовало хорошенько излупить тростью.

— Трость моему отцу была без надобности, — живо возразил Джастин, оборачиваясь к матушке. — Он пользовался иным, более действенным оружием: умел подобрать язвительные слова, которые ранили больнее, чем удар тростью. Откровенно говоря, я бы предпочел, чтобы он разок-другой врезал мне кулаком, как и приличествует настоящему мужчине, а не хлестал меня языком, отпуская обидные замечания.

Разгоравшийся спор о достоинствах и недостатках физических методов воздействия при воспитании подрастающего поколения прервало неожиданное появление изначальной причины ученой дискуссии.

— В чем дело? Что здесь происходит? Зачем шумим? — весело поинтересовалась Эмили.

В гостиной воцарилась мертвая тишина, все взоры обратились к девушке, стоявшей у распахнутой двери, излучая тепло и блистая светским лоском. Кремово-голубое атласное платье с рюшами плотно облегало бедра, сбегая вниз кружевными оборками, из-под которых кокетливо выглядывал край нижней юбки цвета слоновой кости. Наряд завершали подобранные в тон перчатки, украшенные перламутровыми пуговицами, а волосы на висках были заколоты такими же гребнями. «Да ведь это же мой подарок!» — внутренне содрогнулся герцог при виде этих гребней. Его буквально колотило от ярости.

Прошуршав подолом, Эмили подбежала к Эдит, встала перед ней на колени, и из атласного ридикюля на свет тотчас появился белоснежный носовой платок.

— Ну, ну, не надо плакать, — приговаривала Эмили, вытирая слезы Эдит платком. — Смотри, твое рукоделие промокло насквозь, вся работа насмарку. — Девушка выпрямилась и посмотрела на главного виновника трагедии. В ее глазах не было укора, вообще никаких эмоций, будто перед ней был неодушевленный предмет. — Разве тебе не сказали? Я просто была в опере, давали «Травиату», божественный спектакль, чудные голоса и сказочная музыка. По-моему, на такое способны только итальянцы. Обожаю все итальянское.

Ответ напрашивался сам собой, но Джастин прикусил губу и промолчал. «Чего она добивается? — мысленно задавался он вопросом. — Пытается меня спровоцировать на убийство прямо в гостиной, на виду у всех?»

— Нам нужно поговорить, — мрачно объявил герцог.

Эмили подавила усталый зевок, прикрыв рот перчаткой, и небрежно отвергла домогательство.

— Поговорим, возможно, утром. Сейчас я слишком устала и прямиком отправляюсь спать.

С этими словами она выплыла из комнаты, на прощание кокетливо вильнув турнюром. В гостиной вновь зависло гробовое молчание, длившееся, если судить по часам на каминной полке, целых три долгих минуты. Эдит не отваживалась даже всхлипнуть. Где-то наверху хлопнула дверь и щелкнул замок.

Звук ключа, повернувшегося в замке, вывел Джастина из оцепенения. Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Герцог не мог больше сдерживаться, он ринулся из гостиной и помчался вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Ему было в высшей степени наплевать, что о нем подумают, он мчался по коридорам, видя перед собой только одну цель — спальню Эмили. По дороге зацепил бедром и перевернул небольшой столик, смирно стоявший у стены, дождем посыпались фотографии, усеяв пол осколками разбитых рамок.

Длинными шагами хозяин Гримуайлда преодолевал один коридор за другим и наконец достиг цели. Он снова оказался перед дверью спальни Эмили. Казалось, полжизни провел в этом состоянии — стоял перед ее дверью и ждал. Но на этот раз история не повторится.

Джастин не стал возиться с дверной ручкой, просительно стучать, в данную минуту он не испытывал ни малейшего желания выступать в роли нищего с протянутой рукой. Прошло то время, когда он молил о милостыне. Герцог поступил как приличествует настоящему хозяину. Мощным ударом ноги он просто вышиб дверь.