После долгих поисков, — продолжал Джастин, — удалось обнаружить только окровавленное тряпье, некогда служившее Ники пиджаком. Потом я попал в засаду, устроенную маори на расстоянии менее одной мили от нашего лагеря, и пришлось бежать, спасая свою шкуру. В тех краях живет племя туземцев, не имеющих ничего общего с дикарями, которых ты встречала на Северном острове. Это племя хаухау, они фанатики, исповедуют культ ненависти к белым. Если случалось захватить в плен европейцев, хаухау подвергали их страшным пыткам, издевались, расчленяли тела убитых, в общем, творили чудовищные вещи. Лучше не рассказывать.
Эмили сжала руки коленями, чтобы не поддаться искушению дотронуться до любимого, погладить его по плечу.
— Я расстрелял все патроны, оставался всего один заряд в пистолете, — продолжал Джастин с горьким смешком. — Я приберег его для себя на случай, если возникнет угроза попасть в плен. Сдаваться живым не собирался.
От погони удалось оторваться, и, когда я достиг побережья, позади не было слышно шума. У входа в палатку горел фонарь, значит, Дэвид решил меня дождаться. Если бы мы сразу столкнули лодку на воду, могли бы спастись. Хаухау не оставили нам иного выхода, только бежать. — Голова Джастина упала на грудь. — Однако я не решался выйти на открытое место и довольно долго прятался в прибрежных кустах. Если бы я обнаружил себя, меня ожидала бы верная смерть. Поэтому я медлил, выжидал и тут вдруг вспомнил о тебе.
Эмили опустила ладонь в прохладную воду фонтана и пошевелила пальцами.
— В тот момент почему-то вспомнилось, как Дэвид однажды обменял свои кожаные перчатки, которыми очень дорожил, на кусок отполированного янтаря, чтобы сделать тебе подарок. Не знаю отчего, но это воспоминание придало мне мужества, я воспрянул духом, проскочил открытое пространство, добежал до палатки, силы были на исходе, и я наверняка упал бы, но тут на помощь подоспел Дэвид. «Господи! Джастин, что стряслось? Где Ник? Что, самое худшее? Хуже, чем мы предполагали?» Он был вне себя, плохо соображал, и понадобилось немало времени, чтобы убедить его, что все пропало — Ники, золото, твое приданое. У нас ничего не осталось, но Дэвид отказывался в это поверить. Я тряс его за плечи, проклинал на чем свет стоит, но не мог привести в чувство. Тогда я сказал: «Черт бы тебя побрал, Дэвид, раскинь мозгами, пойми, что времени у нас в обрез. Надо немедленно спустить лодку на воду, иначе не уйти, нас тоже прикончат».
С кончика носа Эмили скатилась крупная слезинка, упала в воду и бесследно растворилась.
— Я силой поволок Дэвида через пляж к лодке, но он вырвался и кинулся назад к палатке. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким одиноким, как в тот момент. Казалось, во всей вселенной не осталось больше никого, я был последним белым человеком на свете. В этот момент послышался шум погони. Из густых зарослей выскочила толпа дикарей, и все вокруг покрылось татуированными голыми телами. Они облепили палатку, как муравьи, я крикнул Дэвиду, чтобы он поберегся, и бросился ему на помощь. Но туземцы уже выволокли его из палатки, схватив за руки и за ноги, а он сопротивлялся изо всех сил. Дэвид что-то кричал, но я не мог разобрать слов, потому что хаухау устроили жуткий гвалт.
Эмили не сводила глаз с Джастина, невольно любуясь его чистым профилем.
— Я размахивал пистолетом, не решаясь выбрать мишень. Врагов было слишком много, а у меня остался всего один заряд, и тут внезапно я понял, что хочет сказать мне Дэвид. Он кричал: «Пристрели меня! Ради всего святого, Джастин, пристрели меня!» Он бился, выл, молил, а я не мог сдвинуться с места, глаза застлали слезы, и даже толком прицелиться не было никакой возможности. А дикари тем временем продолжали тащить Дэвида и в любую секунду могли исчезнуть в зарослях. — Джастин уронил голову на грудь и закончил: — Тогда я выстрелил.
Эмили зажмурилась, и перед глазами прошла трагическая картина, в ушах еще звучал грохот выстрела, и ноздри щекотал едкий запах пороха. Потом в оранжерее, как некогда на морском берегу, воцарилось гробовое молчание. Мертвая тишина отныне связала их навеки и разъединила навсегда.
— Дэвид обмяк и безжизненно повис в руках туземцев, они перестали галдеть, замерли и уставились в мою сторону. Я понял, что наступил мой черед, и принялся их дразнить: «Ну что же вы, сволочи? Идите сюда, попробуйте меня взять, гады! Чего ждете, черт возьми?» В ответ дикари просто бросили Дэвида на песок и растворились в темных зарослях. — Джастин понуро опустил плечи. — Должен тебе признаться, такого я никак не ожидал. Это было самое худшее из всего возможного. До сих пор не могу простить хаухау, что они меня не убили. Когда я поднял Дэвида на руки, на его пальцах заблестела золотая цепочка. Он не расстался с часами даже в пылу схватки с туземцами. Тогда я понял, почему Дэвид не побежал со мной к лодке, а вернулся в палатку. Он хотел забрать часы, на крышке которых был твой портрет.
Эмили вскочила на ноги, слушать дальше не было сил. Когда она подошла к двери и взялась за дверную ручку, Джастин тихо ее окликнул:
— Эмили!
Глядя ей прямо в глаза, он твердо сказал:
— Единственное, о чем прошу, помни, что я никогда тебе не лгал.
— Но и всей правды никогда не говорил, — возразила Эмили дрогнувшим голосом.
Она осторожно закрыла за собой дверь, и последнее, что бросилось в глаза, — это смятый лепесток розы, вылетевший из безжизненных пальцев Джастина.
Герцог скользил по коридорам притихшего Гримуайлда, не производя ни малейшего шума. Он точно знал, какие половицы пропустить, чтобы не скрипнули, с какой стороны обойти столик, чтобы не задеть и не обрушить стоящие на нем фотографии в серебряных рамках. Звуки шагов приглушал ковер с густым ворсом. Часы внизу пробили два раза.
Казалось, он наяву переживал один из собственных кошмаров, мучивших его по ночам далеко не первый год. Как и во сне, впереди тянулся бесконечный коридор, в конце которого виднелась дверь, но с каждым новым шагом она все больше от него удалялась. Можно было идти вечно и никогда не достигнуть цели.
Но вот наконец и заветная дверь. Джастин вытер вспотевшие ладони о брюки и взялся за дверную ручку. Никогда раньше он не чувствовал, какая она холодная, а сейчас мороз продрал до костей и словно замерло сердце, до того момента грохотом отдававшееся в ушах. Усилием воли Джастин заставил непослушные пальцы сжаться и медленно повернуть ручку. Она чуть поддалась и застыла на месте. Он крутанул сильнее, но с тем же результатом.
— Эмили! — позвал герцог хриплым шепотом. — Эмили, прошу тебя, пожалуйста...
Рука сжалась в кулак, так и подмывало треснуть по двери, навалиться плечом, сорвать ее с петель, но Джастин знал, что это бесполезно. Если даже удастся выломать дверь, за ней окажется глухая непроницаемая стена, которую ни свалить, ни пробить невозможно, потому что она построена из недоверия и обманутых надежд.
Рука безвольно упала, черной волной накатило отчаяние. Джастин шел сюда, втайне уповая на то, что под покровом темноты как-то сгладится страшная его провинность и Эмили сжалится, позволит утопить горе в жарких объятиях. Но теперь стало ясно, что правда никуда не денется, а встанет между ними незримой и непреодолимой преградой. Вспомнились недавние события и далекое прошлое, стало горько и обидно. Нет, былого не вернешь, не перечеркнешь и не перепишешь. С ним приходится жить, как бы ни было тяжело на душе.
«Ах, если бы знать, что ждет впереди! Если бы можно было предугадать случившееся! — терзался мыслями Джастин. — Я бы прошлой ночью не выпустил ее из своих объятий. Просто смотрел бы на нее, чтобы навсегда запомнить курносый носик, ямочку на щеке, ласковые и непокорные кудри, вдыхал бы теплый аромат ее кожи, чтобы унести его с собой, и память об этом согревала бы в холодные ночи, которые мне суждено провести в одиночестве до конца моих дней».
— Прощай, любовь моя, — одними губами прошептал герцог, положил ладонь на дверь и молча постоял немного, расставаясь с мечтами о счастье.
Эмили сидела на полу, прижав колени к груди, и слушала, как замирают вдали шаги Джастина. Когда наступила полная тишина, девушка сжала виски, провела ладонями по волосам, словно пыталась изгнать духов, что-то нашептывавших на ухо.
«Не нужна я никому, никому не нужна, — шумело в голове. — Он произнес когда-то: «Я сказал, что ты мне не нравишься, но никогда не говорил, что не люблю тебя...» Что же делать? Ведь он убил моего отца. А еще было: «Я вернусь за тобой, клянусь». Так что же делать? Верить и любить или забыть, забыться... забыться навсегда».
Эмили раскачивалась из стороны в сторону, мотала головой и до боли кусала губы. Раздирали душу противоречивые мысли и эмоции, в мозгу рождались странные видения. Дорин протягивала ведро с углем, злобно улыбалась, поддразнивала. Тонкие губы Николаса складывались в презрительную усмешку. Из моря выходил Джастин, на бронзовой коже сверкали капли воды, длинные темные волосы трепал сильный ветер. Высокий отец неуклюже сгибался, чтобы встать на колени перед дочерью, застегнуть пуговицы, оправить пальто и собрать ее на прогулку по первому снегу.
Картинки возникали и пропадали, а на смену приходило иное видение. Маленькая девочка пускалась в танец по темной комнате и вдруг, остановившись, заглядывала Эмили в лицо. Во взоре ребенка читалось сострадание, девочка явно не могла понять, почему люди причиняют друг другу невыносимую боль.
Внезапно Эмили поняла: это она сама, такой она могла бы стать, если бы отец не погиб от пули, выпущенной ее любовником. Да, именно такой она могла вырасти: доверчивой, любящей, твердо убежденной, что жизнь прекрасна и мир населен исключительно добрыми и отзывчивыми людьми. И она бы выросла и стала девушкой, а со временем дождалась бы человека, умного и красивого, как отец, и он бы полюбил ее, и они были бы счастливы.
"Озорница (Ангел на час)" отзывы
Отзывы читателей о книге "Озорница (Ангел на час)". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Озорница (Ангел на час)" друзьям в соцсетях.