И в этом Алкид не ошибся. Приехав на Аустерлицкий вокзал, Морозини сразу направился к экспрессу Париж — Анде — Сан-Себастьян, который должен был отправиться через двадцать минут, и предъявил билет проводнику купейного вагона первого класса. Алкид Трюшон бросился к ближайшему телефону и позвонил своему клиенту.

— Он собирается ехать в Сен-Жан-де-Люз, — доложил сыщик.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Более того, он едет под вымышленным именем и называет себя журналистом Мишелем Морльером.

— Что это значит?

— Понятия не имею. Что я должен делать дальше?

— Следуйте за ним, разумеется! Когда отправляется поезд?

— Через десять минут.

— Тогда попрошу вас поторопиться.

И трубку повесили. С тяжелым вздохом Алкид Трюшон отправился покупать билет, спрашивая себя, сколько еще времени ему придется следовать за этим невыносимым венецианцем.


Если бы партия, в которой он чаще играл роль дичи, а не охотника, не приближалась к непростому финалу, Морозини сумел бы оценить несомненное очарование Сен-Жан-де-Люза. В отличие от Биаррица, где крупные отели, роскошные виллы и места для развлечений поглотили маленький порт, его сосед, ревниво охраняя свое историческое наследие, позволил современности — в умеренном ее варианте — распространиться только за пределами китобойного порта. Разве за те несколько дней, когда здесь проходило бракосочетание Людовика XIV и инфанты Марии-Терезии, город не возвысился до статуса столицы Франции?

«Отель инфанты» располагался в нескольких шагах от дома с таким же названием и оказался гостиницей средних размеров, приветливой и симпатичной. Он принадлежал супружеской чете лет пятидесяти. Муж с быстрыми, живыми глазами был больше похож на контрабандиста, а его жена с ослепительно белыми зубами словно явилась из последнего акта оперы «Кармен». Альдо ждали и приняли с любезностью, сдобренной капелькой любопытства, как и каждого достойного клиента.

— Вы журналист? — спросила хозяйка с неприкрытым интересом. — Какая прекрасная профессия! И в какой газете вы работаете?

— Не задавай столько вопросов! — рявкнул муж. — Это невежливо.

— Ничего страшного, — успокоил его Альдо, сияя своей самой обворожительной улыбкой. — Я могу ответить на любые вопросы. Я тот, кого называют свободным журналистом, делаю репортажи о том, что мне интересно, и продаю тем, кто больше заплатит. На данный момент меня заинтересовала охота на китов!

Он нашел путь к сердцу хозяев гостиницы, которые пообещали ему сделать все возможное, чтобы он остался доволен пребыванием в их городе. Хозяйка показывала Морозини его комнату, когда в гостиницу с намерением не отставать от своего объекта ни на шаг вошел Алкид Трюшон, решивший поселиться в том же отеле. Но, судя по всему, с точки зрения хозяина, он не обладал достоинствами журналиста Мишеля Морльера, и Биксанте Ларальде принялся его допрашивать с пристрастием:

— Что привело вас к нам в это время года? Туризм?

— Нет, работа! Я журналист.

— Смотрите-ка! И что вас интересует? Баскская игра в мяч?

Алкид мечтательно замер:— Да, это любопытная тема… Но ею я займусь позже! А сейчас меня больше интересует охота на китов!

— Я так и думал, — Ларальде стукнул кулаком по ладони.

— Вот как? Почему же?

— Сразу видно, что вы журналист! Ваша комната на третьем этаже, номер 12.

Своей жене хозяин гостиницы сказал:

— За этим надо приглядывать! Что-то мне подсказывает, что он шпион…

И Биксанте Ларальде был не так далек от истины!


Встреча была назначена на вечер, и Альдо провел день в своей комнате: отдыхал, размышлял. Настроение у него было мрачное. Во-первых, он привык к спальным вагонам высшей категории и поэтому плохо спал на кушетке купейного вагона, в который его от большой щедрости запихнул мерзавец, управлявший теперь его жизнью. В купе он ехал не один, и громкий храп двух попутчиков — к счастью, одна полка оставалась свободной — и исходивший от них запах пота заставили Альдо выйти в коридор. Только после остановки в Бордо, где многие пассажиры сошли с поезда, Морозини удалось найти свободное купе, и он с наслаждением расположился там. А во-вторых, здесь, в гостинице, после великолепного завтрака, приготовленного Арранксой Ларальде, состоявшего из местных копченостей, огромного куска тунца по-баскски, домашнего пирога и вина «иррулеги», Альдо нуждался в покое. В отличие от Адальбера, который считал средиземноморский отдых среди дня искусством и охотно засыпал где угодно и в любом положении, Альдо не любил дневной сон, искренне считая, что после него просыпаются с остекленевшим взглядом и сухостью во рту. Но на этот раз он не устоял, убедив себя в том, что вскоре ему понадобится много сил.

Морозини проснулся два часа спустя, свежий и отдохнувший, и решил осмотреть город. Он собирался поближе взглянуть на красивые старинные здания, помолиться в церкви Святого Иоанна Крестителя. Именно в ней почти три века назад юный Людовик XIV в костюме из золотистой ткани, украшенном тонкими черными кружевами, взял в жены маленькую белокурую инфанту в платье из белого атласа, расшитом золотыми королевскими линиями, как и верхнее платье с длинным шлейфом из темно-фиолетового бархата. Рядом с ними стояли Анна Австрийская в черном платье и кардинал Мазарини в малиновой сутане, который сделал все для того, чтобы эта свадьба состоялась, и чей конец был уже не за горами…

Атмосфера собора подействовала на Альдо умиротворяюще, и он задержался там, разглядывая знаменитый позолоченный алтарь работы скульптора Мартена де Бидаша, неповторимый неф, окруженный тремя рядами галерей из резного дерева. По воскресеньям оттуда раздавались голоса, поющие хвалу Создателю. Морозини долго и пылко молился о том, чтобы никому, кроме него, не пришлось быть вовлеченным в опасную авантюру, участником которой он поневоле стал. Ему очень хотелось позвонить в Сент-Адур и услышать знакомые голоса тетушки Амели или План-Крепен. Он знал, что они совсем недалеко от него, и это было искушением, которому он не имел права поддаваться. Такой телефонный звонок мог привести к катастрофе. Хорошо еще, что перед отъездом он сумел из Парижа поговорить с Лизой по телефону. В Вене все было спокойно, только близнецам нужно было большее пространство, чем крошечный внутренний садик дворца Лизиной бабушки…

Дав душе успокоиться в этом доме Господа, Аль-до вернулся на площадь Людовика XIV, чтобы согреться горячим кофе. Но задерживаться в кафе он не стал. До вечера было недалеко, а он не знал, когда противник напомнит о себе. Ему нужно было находиться поблизости от условленного места.

Подняв воротник и сунув руки в карманы пальто, чтобы уберечься от наступавшей прохлады, он направился обратно к отелю. Морозини шел по набережной, когда его обогнал велосипедист и крикнул, не оборачиваясь:

— Все в порядке, месье?

Несмотря на тревогу, князь не смог удержаться от улыбки. Незнакомец в матросской куртке и баскском берете[86], который удалялся, бросив педали и расставив ноги в стороны, словно подвыпивший весельчак, поприветствовал его голосом Адальбера…

Альдо не спрашивал себя, как этот невероятный человек сумел приехать сюда, но ему стало легче.


12

ПРИЗРАК ДЕМОНА

Письмо — скорее приглашение — ожидало Альдо в гостинице, в ящичке для писем. В нем говорилось, что в двадцать три часа автомобиль с потушенными фарами будет ждать его с обратной стороны гостиницы. Морозини легко узнал машину — именно на ней его возили в Булонский лес. Водитель был тем же самым, и занавески снова были задернуты. И Альдо даже немного успокоился: если его противники не хотели, чтобы он запомнил дорогу, значит, они намерены отвезти его обратно. У него есть шанс выбраться из этой переделки живым. До этого момента такой исход событий не был для него очевиден.

Ночь была темной и сырой. Туман приглушал звуки. С моря время от времени доносился вой сирены. Фары автомобиля с трудом пробивали густое молоко тумана, в котором иногда скользили какие-то тени, но водитель был опытным и в городе вел машину на низкой скорости. За городом он поехал быстрее, как человек, хорошо знающий дорогу. Они продвигались на восток, и очень скоро Альдо понял, что его везут в Ургаррен или его окрестности… Убедившись в этом, он уселся поудобнее и даже позволил себе ненадолго закрыть глаза. Руку он сунул в нагрудный карман, где лежал черный кожаный мешочек с изумрудами Монтесумы.

Когда князь впервые взял эти камни в руки, они буквально околдовали его. Но теперь ему не терпелось от них избавиться. Точно такое же чувство владело им и Адальбером, когда они возвращали драгоценные камни для пекторали Первосвященника, отнятые у этой реликвии временем и людской алчностью. Слишком много крови было связано с этими восхитительными геммами, которые — при других обстоятельствах — он бы обязательно приобрел для себя…

Они были в пути около получаса, и машина все время ехала по асфальтированной дороге. Но при выезде из деревни (Альдо решил, что это Аскен из-за относительного оживления, царившего на улицах) асфальт сменился щебенкой, и дорога пошла вверх. Где-то вдали церковный колокол пробил половину двенадцатого. Характерный тембр подсказал пассажиру черной машины, что это был колокол Урруня, и он не смог сдержать дрожь. Как и во многих других деревнях, в Урруне были солнечные часы, украшенные девизом «Vulnerant omnes, ultima necat», что в переводе с латыни означало: «Все [удары часов] ранят, последний убивает». И Альдо, суеверный, как и все венецианцы, поморщился. Его неприятно поразила мысль о том, насколько смысл этого афоризма точно отражает его теперешнюю ситуацию. Он думал о том, что его последний час может оказаться ближе, чем он предполагал, покидая город. Но он решил дорого продать свою жизнь. Несмотря на требования своего мучителя приехать одному и без оружия, Морозини послушался мудрого совета Адальбера и сунул в носок револьвер небольшого калибра. А в правом рукаве, в специальном чехле из кожи, лежал стилет. Разумеется, перед лицом такого количества врагов — мексиканцы да еще банда из Булонского леса и те, о ком он не знал, — это был бы всего лишь поединок чести, но все-таки присутствие оружия успокаивало.