— Я уже дала вам ответ!

— Так вы все-таки испугались? Но почему? Представьте, что мы взобрались на вершину горы или пересекли пустыню и обнаружили, что за ней расстилается еще одна пустыня или возвышается следующая гора! Не думайте об этом как о чем-то физически устрашающем!

Он сжал плечи Кассии так, что девушка не могла шевельнуться, чувствуя, что маркиз словно гипнотизирует ее вкрадчивой речью, однако одновременно остро ощущая его прикосновение.

Маркиз долго глядел на нее и наконец сказал:

— Продолжайте избегать меня, если хотите! Но помните: я норманн, и если поймаю вас, спасения не будет!

Смысл его слов с трудом доходил до девушки, но она, словно загипнотизированная, продолжала смотреть в эти чуть прищуренные синие глаза. Наконец маркиз круто повернулся и отошел. Кассия сверхчеловеческим усилием заставила себя оторвать ноги от пола и подняться по лестнице в спальню.

Перри, вернувшись с прогулки, ничего не рассказывал сестре, хотя, кажется, совсем не жалел о том, что упустил возможность еще раз проехаться верхом на великолепной лошади маркиза. Кассии, однако, показалось, что брат выглядит весьма довольным собой. Мадам де Сальре, напротив, вызывающе поглядывала на маркиза, словно получила в чем-то над ним преимущество.

В четыре часа все собрались в гостиной за чайным столом. Кассия решила хотя бы таким способом занять гостей, независимо от того, хотят они пить чай или нет. Маркиз с удовольствием ел сандвичи с огурцом, признавшись, что очень их любит, но гостья лишь отпила немного чая и пренебрежительно сморщила носик. Перри вел себя так, словно ужасно проголодался, но Кассия знала, что на самом деле брат просто выжидает подходящего момента, когда можно будет принести ожерелье. Наконец маркиз допил чай и сказал:

— Ну, Фокон, где же сокровище, которое вы обещали нам показать? И кроме того, я уверен, что Ивонн захочется узнать, как удалось графине де ла Мотт вызвать величайший скандал, когда-либо разразившийся во Франции.

— Ах, оставьте! Я все это уж слышала раньше, — заметила мадам де Сальре, — и всегда считала ее просто дурочкой! Как можно допустить, чтобы тебя поймали с поличным?!

Маркиз засмеялся:

— Кажется, ты только сейчас изрекла одиннадцатую заповедь: «Если уж воруешь, сделай все, чтобы не попасться».

— По крайней мере она ухитрилась спасти остатки кораблекрушения, — продолжала мадам де Сальре, — так что мне хотелось бы поскорее увидеть ожерелье и узнать, стоило ли оно таких интриг и усилий.

— По-моему, нет! — вмешалась Кассия. — Графиню заключили в темницу, и хотя она сбежала в Лондон, но так и не сумела вернуться на родину и умерла на чужбине.

— Зато она, несомненно, утешилась с каким-нибудь красавцем англичанином, — усмехнулась мадам де Сальре, глядя при этом на Перри.

Не оставалось никакого сомнения в том, что и он находил ее неотразимой, поскольку выражение его глаз было слишком красноречивым. Но Кассия не выказывала ни малейшей тревоги или ревности, и маркиз, немного выждав, спросил:

— Так где же ожерелье? Мы ждем! Перри быстро вскочил:

— Сейчас принесу.

Он направился в свою спальню, где, как знала Кассия, в тайнике, известном только главе семьи, хранилось ожерелье. Но, говоря по правде, Перри давно успел показать Кассии тайник на случай, если возникнет необходимость спрятать ожерелье в другом месте, когда он будет в отлучке.

В ожидании Перри мадам де Сальре протянула маркизу изящные ручки и томно осведомилась:

— Ты скучал по мне, мой очаровательный непредсказуемый cher ami[8]?

— Конечно, — небрежно бросил маркиз, не делая попыток прикоснуться к длинным пальчикам.

— В таком случае, если очень мило попросишь, конечно, я готова забыть все и простить тебя за то, что ты был так недобр ко мне прошлой ночью.

Она говорила по-французски, но и представить не могла, что Кассия способна понять ее, и маркиз ответил на том же языке:

— Думаю, лучше обсудить это, когда мы останемся наедине.

Мадам де Сальре коротко рассмеялась:

— Надеюсь, ты не воображаешь, что эти узколобые англичане, вечно твердящие о превосходстве их страны над остальными, способны изучить какой-то другой язык? Но, как ты уже сказал, когда мы останемся одни, я так и быть перестану сердиться на тебя за то, чего ты не сделал, хотя предпочитаю выказать свою благодарность за то, что ты еще сделаешь!

Кассия неожиданно поняла, о чем толкует француженка. Ясно как день, что маркиз вчера не захотел остаться с мадам де Сальре, и эта мысль почему-то сделала девушку необыкновенно счастливой. Солнечные лучи, проникавшие сквозь окна, рассыпали по ковру сотни бриллиантовых осколков, а в саду громко запели птицы.

Но тут Кассия спросила себя, почему неожиданно стала столь понятливой и откуда такая уверенность в том, что маркиз просто зашел пожелать приятельнице доброй ночи, но не лег с ней в одну постель.

Девушка была очень невинна и жила крайне замкнуто, и хотя понятия не имела, что происходит между мужчиной и женщиной под покровом ночи, однако почему-то была твердо уверена: это, должно быть, нечто восхитительное и чудесное. В то же время, если любви нет, это может стать примитивным, пугающим и даже отвратительным удовлетворением низменных инстинктов.

Кассия отчетливо представляла, что браки между членами королевских фамилий и аристократических семейств Англии и Франции заключаются чаще всего по расчету. Но ее родители поженились по любви, и Кассия всегда считала, что в один прекрасный день тоже встретит избранника, мужчину своих грез. Ей и в голову не приходило, что можно выйти замуж из-за денег или высокого положения.

Однако девушка никак не могла взять в толк, почему мужчины преследуют женщин, не имея при этом намерения жениться. Они, очевидно, спали вместе и не придавали этому никакого особого значения. Правда, она не привыкла тратить время на подобные размышления, потому что эта тема совершенно ее не занимала. Но как же была шокирована Кассия, увидев вчера вечером маркиза, выходившего из комнаты мадам де Сальре! Потрясена и возмущена тем, что посчитала таким отталкивающе-уродливым. Теперь стало ясно, почему гостья так беззастенчиво флиртовала с Перри. Возможно, по ее же словам, она просто наказывала маркиза за то, что он не сделал прошлой ночью.

Кассия, к сожалению, не могла видеть сейчас выражения собственного лица, предательски выдававшего, о чем она думает. Маркиз хотел сказать что-то, но в эту минуту в гостиной появился Перри с большой кожаной шкатулкой в руках. Подойдя к маркизу, он поднял крышку и вручил ему шкатулку.

На черном бархате лежало знаменитое колье из бриллиантов, снятых с ожерелья Марии Антуанетты. Камни переливались в солнечных лучах, отбрасывая снопы слепящих искр.

На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина. Лишь мадам де Сальре осмелилась прервать молчание. Дрожащим от жадности голосом она воскликнула:

— Какая красота! Чудо! О, Вер, дорогой, мой великолепный возлюбленный, дай его мне!

Ее голос, казалось, уничтожил очарование минуты, лишившее маркиза дара речи. Уничтожающе взглянув на француженку с ледяным презрением в глазах, отчего он стал, как подумала Кассия, еще более внушительным и грозным, маркиз медленно закрыл крышку.

— Нет, — бросил он почти издевательски. — Нет, это не для вас!

Глава 4

Несколько секунд никто не произнес ни слова. И тут мадам де Сальре громко взвизгнула.

— О, как ты можешь быть таким бессердечным? — задыхаясь от гнева, кричала она. — Я отдала тебе свою любовь, всю душу, а ты жалеешь какое-то несчастное ожерелье!

Маркиз ничего не ответил, и обуреваемая чувствами француженка выплыла из комнаты, по-прежнему обвиняя его в жестокости и скупости. Оставшиеся с изумлением смотрели ей вслед.

— Я готов купить это ожерелье, Фокон, — спокойно объявил маркиз, — но с одним условием.

Кассии показалось, что сердце на миг перестало биться. Она была почти уверена, что маркиз посчитает цену слишком высокой и тогда Перри, конечно, откажется продать ожерелье в надежде на появление другого покупателя.

— Условием? — переспросил Перри, без всякого сомнения, тоже встревожившись, но маркиз снова открыл шкатулку и не отрываясь смотрел на ожерелье.

— Я хочу купить его, — пояснил он, — для музея в моем поместье, где хранятся экспонаты, связанные с революцией. Конечно, там находятся и мебель, и картины времен правления Людовика Пятнадцатого.

Кассия, затаив дыхание, внимательно слушала.

— Конечно, ожерелье может занять там почетное место, и я согласен заплатить те деньги, которые вы за него просите.

Кассия с трудом подавила восторженный крик и, даже не глядя на Перри, услышала, что тот тоже облегченно вздохнул. Напряжение, казалось, оставило его.

— Какое условие? — осведомился он после долгой паузы.

— Поскольку я хочу переменить оправу и сделать ее немного менее вычурной, то не смогу захватить ожерелье с собой во Францию, куда возвращаюсь на следующей неделе. Но я хочу, чтобы вы и ваша жена привезли его с собой, когда приедете ко мне в гости десятого июня.

— Десятого июня? — тупо повторил Перри.

— Я собираюсь устроить скачки, в которых, думаю, вы захотите участвовать, и, поскольку эти новые лошади так хорошо берут препятствия, можно также организовать и стипль-чез[9].

Лицо Перри зажглось восхищением. Но Кассия невольно охнула, и он немедленно вспомнил о существовании сестры.

— Мне бы очень хотелось приехать, — признался Перри, — но, думаю, Кассия не сумеет отлучиться — слишком много дел в имении. Кроме того, она уже приняла несколько приглашений от соседей и должна нанести несколько визитов.

Маркиз захлопнул крышку и положил шкатулку на маленький столик возле кресла, в котором сидел Перри.

— Я, конечно, готов понять, насколько занята ваша жена, — вздохнул он, — но в таком случае буду вынужден лишить себя удовольствия добавить ожерелье к своей коллекции.