– Ну... да... это мерзко... я сознаю, но... В общем, я вчера выяснил, что этот... ну... который в романе – Славик... он, оказывается... действительно умер... Ты что, знала об этом?!

Мать села на диванчик уютного кухонного уголка и все так же невозмутимо спросила:

– Ты уверен, что хочешь знать все?

– Уверен! – рыкнул я, подвинул ногой табуретку и сел напротив матери.

– В общем, твоя Наденька приходила ко мне и пыталась рыдать на моем плече.

– А ты?

– А что я? Чем я могла ей помочь?

– Что она говорила?!

– Она говорила, что любит тебя, что сделала глупость, просила замолвить за нее словечко.

– Чего ж не замолвила?

– Зачем? Пусть получит то, что заслужила.

– Да что ж она заслужила-то? Неужели то, чтобы я ее бросил?

– Но ты же бросил?

– Так я сволочь, а чем тебе-то Наденька не угодила?

– А чем она лучше меня? – Мать неожиданно перевела разговор в другую плоскость.

– В смысле? – ошалело спросил я.

– А в том смысле, что меня однажды тоже бросил твой... папочка! Чем она лучше?

– Так ты... что же... из-за этой старой обиды так кроваво расправилась с Наденькой в книге?

– Эта твоя Наденька здесь кричала, что она тогда лучше убьет всех: и себя, и соседа этого Лешу, и, заметь, тебя!

Я вздрогнул и спросил:

– Ну а ты?

– А я сказала, что она очень пожалеет, если у тебя прорежется хотя бы кашель. Она пыталась вопить, что ей все равно, что ей жизнь не дорога, но я...

Моя мать так отвратительно усмехнулась, что я даже не посмел попросить продолжения, но она не собиралась молчать.

– В общем, я сказала ей, что после смехотворного самоубийства, на которое она намекает, я сделаю так, что ее родная сестрица с грудным ребенком останется без квартиры. Ты знаешь, у меня связи в этом бизнесе, который, кажется, начинают называть риелторским...

– А откуда ты про сестру...

– Откуда узнала? Да от самой Наденьки. Она же и сказала, что у нее сестра осталась одна с ребенком, и что участи сестры она себе не желает.

Я не знал, что и сказать. Скромная непритязательная библиотекарша открывалась мне абсолютно с новой стороны. Я с изумлением оглядывал ее все еще нежные и какие-то тихие черты и не мог понять, откуда в ней вдруг взялась такая злоба. Нет... она не взялась... Видимо, она лелеяла и пестовала ее все то время, что прошло с ухода от нее отца.

– Что ты так странно смотришь на меня, Феликс? – спросила она проникновенным голосом, который я когда-то так любил...

– Мой сосед сверху действительно умер, – сказал я. – Может быть, ты знаешь, как сейчас... живет Надя...

– Знаю. Она не живет...

– Как?! – выдохнул я.

– С ней случилось почти то, что написано в романе. – Мать смотрела на меня все так же спокойно, поигрывая кончиком пояска своего халатика.

– Что значит «почти»? Ты... ты, что, за ней следила? Специально узнавала?

– Не следила. Но действительно специально узнала.

– Зачем?

– Затем, что начала писать роман. Я и сама могла бы придумать конец, но хотелось узнать, чем все дело кончилось. Из интереса.

– Из интереса?

– Ну да. Я решила сходить к твоему соседу сверху, чтобы разузнать о Надежде.

– И?

– И, представь, попала на поминки.

– А я...

– А ты, разумеется, был на работе. Хоронить стараются до полудня.

– Почему? – зачем-то спросил я.

Мать пожала худенькими плечами и сказала:

– На поминках я и узнала, что Алексея действительно убила Наденька. Вернее, она убила сразу и его, и себя. Что-то подсыпала в еду или питье, когда он в очередной раз пришел к ней, как она это называла, с домогательствами.

– При чем же тут тюрьма?

– Мне показалось, что такой финал понравится читателям гораздо больше.

– Понравится? – с трудом выговорил я.

– Феликс! Не придирайся к словам! Читателям книги именно нравятся или не нравятся! – Мать встала с диванчика и добавила: – И хватит, пожалуй, на сегодня. Мне надо на работу.

Я резко отбросил ее обратно на диванчик. Она ударилась локтем о стоящий рядом холодильник и, сморщившись, потерла его ладонью другой руки. Мне почему-то не было ее жалко. Мне хотелось сделать ей еще больнее, и я с трудом сдержался.

– Как... как... – голос мой вибрировал от негодования и непонятной боли, – ...как ты могла использовать мои записи...

Я замолчал, стараясь подобрать слова повыразительней, и мать закончила за меня, опять улыбаясь:

– ...в своих гнусных целях? Так ты хотел сказать?

– Примерно... – выдавил я.

– А ты, значит, белый и пушистый?

– Сам знаю, какой я, но чего никогда не стал бы делать, так это наживаться на чужих трагедиях!

Мать захохотала так сатанински, что я уже готов был ее придушить и, возможно, что-нибудь подобное сделал бы, если бы она вдруг не замолчала, будто смех в ее организме автоматически отключился.

– Во-первых, я еще не очень-то и нажилась – это раз, – сказала она. – Во-вторых, эти истории произошли не с чужим человеком, а с моим собственным сыном – это два. А в третьих, и в самых главных, – это ты устраивал своим бабам трагедии! Это ты заносил свои победы в компьютер! Я же только литературно обработала твои опусы, то есть сделала их лучше!

– Но кто дал тебе право публиковать их? Это моя жизнь! Понимаешь ли ты это?! Моя!!!

Я придвигался к матери все ближе и ближе и наконец навис над ней всем своим огромным телом. Мне уже не верилось, что передо мной стоит моя мать. Это была какая-то новая женщина: отвратительная и очень опасная. И эта новая женщина даже не подумала с испугом отпрянуть от меня. Она смело взглянула мне в глаза и сказала очень твердым голосом:

– Ты сейчас заткнешься раз и навсегда!

Я подавился возмущением и негодованием, и она успела вставить еще одну фразу:

– У меня против тебя куча козырей!

– Ну!!! – рявкнул я.

– Это копии абсолютно всех твоих записей!

– А что в них такого... – начал было я и действительно заткнулся.

– То-то! – резюмировала мать, отодвинула меня с дороги и пошла одеваться на работу.

Я со всего маху рухнул на изящный диванчик, чуть не сломав его при этом. Мать имела в виду записи, где я признавался в том, что научился манипулировать женщинами и с успехом применяю это на практике. Я даже называл себя Самым Великим Кукловодом в мире. Какой же я кретин, что копил эти записи вместо того, чтобы фигурально сжигать... удалять то есть... И мамаша видела, что я выделывал с этими текстами! И кто только ее научил работать на компе? Уж точно не я! Видимо, их библиотеку оснастили компьютерами... Если же она вдруг кому-нибудь покажет тексты из папочки «Собакам собачья смерть», тот сразу поставит мне диагноз: паранойя, маньячизм. А если с этим еще и в ментовку, они там закроют «глухарей» за все прошлые пять лет...

Разумеется, мы надолго расплевались с матерью. Я сменил замок. Ключей ей не дал. С ужасом узнавал о выходе в свет каждого нового романа Мананы Мендадзе, которая становилась все популярнее и популярнее. Интерес к ней подогревался еще и тем, что она не давала интервью, не появлялась на светских тусовках и вообще прятала от любопытной общественности свое лицо и, соответственно, жизнь.

Того, что мать скопировала из моего компа, ей хватило на несколько романов. А потом она пришла на переговоры. Я тогда еле перебивался с хлеба на квас, поскольку никак не мог устроиться на нормальную работу. Частные фирмы, в которых я подвизался все тем же мастером по холодильному оборудованию, лопались одна за другой. И вообще вся жизнь шла вразнос. Старый дом, в котором я жил, не желали ремонтировать. Мы с соседями «текли» друг на друга, раз в неделю обязательно сидели без света, а однажды посреди лютой зимы у нас окончательно и бесповоротно отключили горячее водоснабжение ввиду полного износа труб. Мать как знала, когда прийти.

– Предлагаю заключить перемирие, – сказала она.

Мне не хотелось перемирия. Я так ей и ответил:

– Не хочу.

– А сидеть дома в пальто и ватном одеяле, как в блокаду, хочешь?

– Ты можешь предложить что-то другое?

– Разумеется.

– Ну!

Мать поежилась внутри своей шубки из блестящего коричневого меха, которой я у нее раньше не видел, и с расстановкой начала:

– В общем, так! Мои романы идут в драку. Начали снимать сериал. Права на некоторые книги собираются продать немцам. В общем, я уже заработала денег на приличную квартиру. Но я хочу дом. За городом. Конечно, я уже написала несколько романов, опираясь на истории собственной жизни и жизни приятельниц, но то, что происходит с тобой, – куда интереснее. Я родила тебя нестандартным ребенком, ты вырос в нестандартного мужчину, и надо наконец начать получать с этого дивиденды. Думаю, тебе не стоит жалеть своих женщин – ни одна не принесла тебе счастья. К тому же ни ты, ни я не делаем ничего криминального.

– А ты цинична, – процедил я.

– Не циничнее тебя...

Слова матери падали на благодатную почву. Я очень хотел выехать из этого рассыпающегося дома. А что касается женщин, то... В общем, я уже говорил, что давно и прочно ненавидел их. И я сдался. А действительно, какого черта я должен их жалеть? Остальные мои женщины были гораздо хуже Наденьки Пуховой. Пусть получат по заслугам. Да и получат-то всего лишь виртуально. Действительно, нет никакого криминала в том, что предлагает мне мать. Кроме того, мне вдруг безумно захотелось хотя бы в романном варианте расправиться со своей первой женщиной – сорокалетней Татьяной, которая так подло сдала меня своему мужу. По какому-то странному упущению с моей стороны о ней я не написал ни слова. Что ж! Напишу! Пусть мамаша придумает ей какую-нибудь кошмарную смерть, хотя бы и виртуальную! Тоже неплохо!

Мать оказалась бизнесменшей от литературы. С моей помощью дела ее еще быстрей пошли в гору. Деньги потекли рекой. Фантазии ее не было границ. Мать начала мои романы ставить, будто на сцене. Уже набив руку и, что называется, раскачав мозги, она могла бы придумывать сюжеты самостоятельно от начала до конца, но ей нравилось сталкивать меня с женщинами, наблюдая, что из этого выйдет, и если надо, направлять наши отношения в то или иное русло. Надо сказать, что со временем я и сам увлекся этой полувиртуальной игрой. Как я уже говорил, влюбленные женщины интересовали меня мало. Мне хватало секса, а придуманная матерью мистерия захватила всерьез. Я не задумывался над тем, что делали женщины, когда я их бросал. Я просто съезжал с той квартиры, которую временно снимала мать, и на какое-то время ложился на дно. То есть уезжал в загородный дом в Завидово, как только в нем появились первые комнаты, пригодные для жилья. Я как бы уходил в отпуск. А работа моя заключалась в соблазнении и бросании женщин, которых находила мне мать или иногда я сам. А еще в писании электронных текстов о моих с ними отношениях, как бы «рыбы» к новым романам Мананы Мендадзе.