Жюли де Лятур? А почему она выбрала именно это имя?

Внезапно в его памяти всплыли последние слова из разговора мосье и графини де Ла Мотт: «В случае необходимости пошлите мне безобидную записку с любовным текстом, но подпишите его Ж. де Лятур. Вы не забудете? Ж. де Лятур…»

Так что же? Принц указал своей сообщнице имя, под которым у него в доме была известна Жюдит. А что же делала Жюдит у этой женщины, которую она, казалось, не должна была знать? Так сопровождавший Жюдит их, просто познакомил?

Бессильный найти какие-то ответы на эти вопросы, он снова вернулся к часовому.

— Кто командует сменой часовых?

— Господин граф де Тезан, лейтенант.

— Сходи за ним.

Солдат должен был сразу бежать, но, к удивлению шевалье, на этот раз он даже не пошевелился.

— Извините, господин лейтенант, но на вашем месте я бы этого не делал.

— И почему же?

— Потому что это бесполезно. Если вы надеетесь увидеть мадемуазель де Лятур, то ни господин де Тезан, ни даже сам господин граф д'Оже, наш капитан, не смогут вам помочь. Правила во дворце очень суровые относительно женского окружения мадам. Принцесса очень строга и требовательна. А уж если застанут мадемуазель де Лятур разговаривающей ночью с мужчиной, то она немедленно будет изгнана из дворца.

— А тот, с кем она только что вернулась?

— Это не одно и то же. Если он и не член семейства, то получил разрешение мадам.

— Но, в конце-то концов, могу я оставить ей записку? Я ведь могу быть ее… братом, например.

— По мнению мадам, нет таких посланий, которые не могут подождать и дня, если речь заходит о фрейлинах ее свиты. А что до того, что вы намереваетесь сказаться ее братом, то я бы даже и не пытался сделать этого.

— Смотри-ка, ты даешь мне советы!

— Вы даже и не пытались бы этого сделать, господин лейтенант, если бы хоть раз увидели госпожу де Монтескью, исполняющую роль старшей интендантши у графини. Каждый мужчина предпочитает получить пулю, нежели встретиться с ее гранитным взглядом. Если вы будете настаивать на встрече с мадемуазель де Лятур, то волей-неволей обязательно окажетесь перед этой госпожой, и если вы останетесь живым, то кошмары вас будут преследовать добрых полгода.

Жиль рассмеялся.

— Хорошо. Сегодня отступаю, но завтра обязательно возвращусь.

— Завтра будет день. И он принесет вам удачу.

— Да услышит тебя Бог. Во всяком случае, спасибо за совет.

Он отошел, отвязал от привязи Мерлина, сел в седло. Теперь он хотел узнать, что это был за человек, занимающий такое положение при дворе мосье и имевший право увозить Жюдит куда ему вздумается. Будет интересным узнать, где гнездится эта ночная птица.

На этот раз ожидание было недолгим. Под сводом арки раздался топот лошадиных копыт, показался всадник, закутанный в черную накидку, в черной же шляпе с пером.

— Вот он, — пробормотал Жиль сквозь зубы. — Посмотрим, куда он направится.

От всего сердца он надеялся, что ехать не слишком далеко, поскольку начала сказываться усталость, тяжело давившая на плечи, хоть и привыкшие к трудным задачам. Решительно, жизнь в цивилизованных странах, и в особенности в Париже, была более изнурительна, чем долгие переходы на вольном воздухе и даже чем жизнь воина. Когда же он завидел впереди широкую ленту Сены, то понял, что еще не скоро уляжется в постель.

Какая-то сила, кроме воли и любопытства, толкала его по следу этого человека. Он испытывал почти физическую потребность узнать больше, приблизиться к этой таинственной личности, которая притягивала его, как магнит притягивает железо.

Переехав Сену, человек проследовал почти по тому же пути кареты, но более быстрым ходом.

Он довел своего преследователя до улицы Святого Людовика. Было уже очень поздно, но два всадника, следовавшие на почтительном расстоянии один от другого, не встретили ни одного патруля. Даже у Гран-Шатле было спокойно и тихо, как будто все часовые спали. Гроза еще не разразилась.

Она бродила где-то вокруг Парижа, проявляясь глухими раскатами грома и короткими вспышками молний. Никто не хотел находиться на улицах в такое время, даже разбойники.

Нападение было внезапным. Когда всадник замедлил ход, поднимаясь на холм около почтенного вида особняка, из боковой двери выскочили пять или шесть человек и бросились на него.

Один устремился к лошади, а другие повисли на всаднике, и тот сразу упал вниз. Отдаленный фонарь дал возможность Жилю ничего не упустить из виду.

Он пустил галопом Мерлина, вздыбил его и обрушился на разбойников с выхваченной шпагой.

Дважды лезвие вонзалось в человеческую плоть, третий, оглушенный копытами, валялся у стены.

Неизвестный с удивительной ловкостью для полного человека поднялся, выхватил шпагу и начал храбро отбиваться от двух бандитов. Спрыгнув на землю, Жиль подбежал, принял на себя одного из них, с удивлением обнаружив, что злоумышленник был в маске, как, впрочем, и все остальные.

— Вы ранены, сударь? — спросил он, отбивая удары.

— Нет, немного ушибся, но…

Конец фразы потонул в оглушительном ударе грома. В ту же секунду гроза разразилась. Хляби небесные разверзлись, и водяная лавина обрушилась на землю, сначала вздымая пыль, а затем превращая ее в непролазную грязь. Раненный в плечо злоумышленник Турнемина предпочел на этом закончить и постыдно бежал. Противник незнакомца тоже предпочел улизнуть. Жиль спокойно вытер шпагу, вложил ее в ножны.

— Я вам обязан жизнью, — сказал незнакомец на хорошем французском языке, но с явным итальянским акцентом, — и вы мне оказали большую услугу, но почему же вы меня преследуете?

В темноте не видно было, как Жиль покраснел.

— Как вы это узнали, я же находился довольно далеко?

— Мне вовсе не нужно было вас ни видеть, ни слышать, чтобы понять это. На улицах не было ни души. Не окажете ли честь выпить бокал вина с тем, кого вы спасли? Я живу в этом доме, — сказал он, указывая на высокую боковую дверь, за которой и скрывались нападавшие. — Нам трудно будет разговаривать всухую.

— Охотно. Я приму приют гораздо охотнее, чем бокал, тем более что лошадь нуждается в отдыхе больше, нежели я сам.

— Тогда входите!

Незнакомец позвонил в висевший над дверью колокол, тотчас тяжелая дверь открылась. Показался широкий двор, слабо освещенный двумя фонарями, гигантский силуэт привратника, к которому незнакомец обратился на совершенно непонятном языке. Тот молча кивнул головой и увел лошадей в глубь двора. Незнакомец же повел Жиля в дом. Они вошли в просторную библиотеку, обитую светлым дубом. Несмотря на предгрозовую духоту, там горел камин, отделанный серым мрамором, источая аромат каких-то экзотических растений. Он давал больше запаха, нежели тепла. Благодаря большим шелковым занавесям, обширная комната создавала впечатление комфорта и интимности.

Незнакомец снял свою черную забрызганную грязью накидку и насквозь промокшую шляпу.

Он был не очень высокого роста, но крепко и хорошо сложен. Искусство портного сумело скрыть легкую полноту. Он был одет в восхитительный шелковый костюм красного цвета, шелковые же, но черные, штаны и чулки. Высокий умный лоб скрашивал резкое выражение лица, которое Жиль подметил еще у дома графини де Ла Мотт. Приятно очерченный рот приоткрывал белые зубы, а черный сверкающий взгляд излучал незабываемое очарование.

— Сядьте поближе к огню, — сказал он, указывая на большое кресло, покрытое ковром. — Вы у себя дома даже больше, чем я сам. Этот дом принадлежит одному из моих друзей графу Оссолинскому. Он просто оказывает мне гостеприимство во время моих приездов в Париж. Я вижу, что вы принадлежите к королевскому дому и что вы один из тех, кто отличился во время славной американской революции. Я думаю, что вы из провинции, конечно же бретонец, что в Париже вы еще недолго, что вы холостяк, влюбленный и что вы очень устали. Итак, садитесь, сделайте милость, скажите ваше имя. Я могу угадывать многое, но не это.

— Это справедливо, сударь. Я должен бы представиться сразу, как только переступил порог этого дома. Меня зовут Жиль, шевалье де Турнемин де Лаюнондэ. А вас?

— Могу ответить. Я тот, кто… Но я боюсь, что вы не поймете. Я ограничусь тем, что назову вам имя, под которым я известен в этом низком мире. Меня зовут Калиостро, граф Александр де Калиостро.

СТРАННЫЙ ГРАФ ДЕ КАЛИОСТРО

Имя звучало странно, оно хорошо подходило к незнакомцу, но абсолютно ничего не говорило шевалье. А этот человек, несмотря на некоторую выспренность, был все же симпатичным, и было в нем что-то привлекательное. Жиль без особых церемоний уселся в кресло со вздохом облегчения, за что он тотчас же извинился.

— Вы верно угадали, граф, — я очень утомился. Как только гроза утихнет, я попрошу вашего разрешения удалиться. Весьма опасаюсь, что засну прямо перед вашими глазами.

— Вы рассчитываете вернуться в Версаль этой же ночью?

— Нет же, я хочу переждать ночь в отеле «Йорк», на улице Коломбье. Там меня знают. Но я не заказывал комнаты, и очень может быть, что мне придется довольствоваться конюшней. Но это не имеет особого значения.

— Вы можете уехать, когда пожелаете. Но не раньше, чем вы разделите со мной этот паштет и эту бутылку шампанского. Ничего нет лучше для уставшего организма, чем такое сочетание. Да, вы не ответили на мой вопрос.

Он приблизил к огню маленький столик, уже накрытый, разрезал на толстые куски паштет из перепелок с золотистой корочкой, наполнил два прозрачнейших бокала пенистым золотистым вином. Жиль видел, что у него очень красивые и необыкновенно ухоженные руки, унизанные перстнями с алмазами и рубинами, даже в несколько чрезмерном для мужчины количестве.

— Это верно, — согласился Жиль, беря протянутый ему бокал. — Вы заметили, что я за вами слежу, и вы спрашиваете почему. Вы же сами и ответили на этот вопрос, вы верно угадали. Только Богу известно, как я влюблен. Да, я влюблен в ту девушку, с которой вы провели вечер. Скажите же, как вы могли узнать об этом, не видя меня, не зная никаких подробностей обо мне?