Горло перехватило спазмом, и на глаза навернулись слезы. Игнат дернулся, рывком выскочив из машины, сдерживаясь как мог, но не сладил с эмоциями, пропустив-таки несколько слез. Стер их рукавом пиджака и вдруг заметил, что его рука в крови, и только на этом факте его сознание, словно щелчком, полностью вернулось назад.

Он с недоумением осмотрел себя, обнаружив, что весь перепачкан спереди кровью, увидел, что держит в одной руке портфель, а во второй полностью пропитавшуюся кровью ветошь. И поразился самому себе. Даже испугался немного этого своего странного состояния неосознанности.

Портфель он сунул в потайной ящик под правым задним сиденьем, в который шеф иногда убирал папки с документами или пачки с деньгами. Просто так сунул, чтобы пристроить куда-то.

Вернулся в больницу и долго отмывал руки в туалете, всматриваясь в свое отражение в зеркале – все-таки хорошо так он испугался своей странной временной прострации, пробрало. А потом поехал в бутик мужской одежды. Перепуганные продавщицы чуть не выставили за дверь мужика с диким каким-то, не очень нормальным взглядом, перепачканного в крови.

– Авария, – коротко оповестил Игнат. – Помогал спасать пострадавшего, – и распорядился: – Девушки, мне поменять все.

Через полчаса он вернулся в машину полностью переодевшись, с куском дешевой, плотной ткани в руке, за которой сбегала куда-то одна из продавщиц. Положил в багажник большой бумажный пакет со своими испачканными вещами, которые прихватил-таки, подумав, ну а вдруг матери и химчистке удастся что-то спасти. Полностью накрыл свое водительское место тканью и поехал в ведомственный гараж.

– Не, – сказал старший механик, осмотрев салон лимузина, – ни х… тут не отчистишь, придется полностью, на х…, менять всю обшивку, да и вскрывать, проверять, не натекло ли на корпус, иначе п…ц, отъездилась машина, вонять будет всегда. Забирай все свои вещи, загоняй ее на яму. Пока трогать не будем, следаки сначала все проверят.

Игнат взял у завгара полиэтиленовый пакет, в который поскидывал все свои личные вещи, что держал в машине, вспомнил про портфель, сунул и его. И тут Миронина срочно вызвали к начальству, прямо бегом. Он сунул оба пакета в свой личный ящик в раздевалке и побежал на вызов.

Потом закрутились допросы, дача показаний, выезд на место преступления и следственный эксперимент, мурыжили его до ночи.

На следующее утро начальство уведомило Миронина, что его отправляют в оплачиваемый отпуск на неопределенный срок, пока идет следствие, а там оно, то бишь начальство, решит, куда назначить его и к кому пристроить.

Забрал Игнат свои пожитки и поехал к себе на Смоленскую набережную. И напился вдрызг, снимая дикий стресс.

Один, компания ему не требовалась.

Не привыкшего пить Игната полоскало-штормило поутру не по-детски. Он настолько хреново себя чувствовал, что казалось, будто прямо сейчас скончается, он уж подумывал «Скорую помощь» вызвать, не в состоянии переносить эдакие мучения.

В какой-то момент, выходя из туалета после очередного «братания» с белым другом, несильно осмысленный взгляд Игната скользнул по брошенным в прихожей пакетам. И такая его вдруг досада взяла за угробленный кровавыми потеками прекрасный костюм, сидевший на нем как влитой, который ему очень нравился, и за те безумные деньги, которые пришлось отдать за новые вещи, что несильно адекватный Миронин прошлепал в прихожую и от всей души заехал ногой по пакету с испорченной одеждой, зацепив по ходу еще и второй. Вещи разлетелись от мощного паса, что-то прозвенело и покатилось по паркету, а несколько замутненный взгляд Игната вдруг уперся в лежавший прямо перед ним портфель, о котором тот начисто забыл.

«Надо посмотреть, что там», – решил жертва неумеренного возлияния. И, прихватив портфель, вернулся в комнату, открыл и, тупо перевернув, просто вытряхнул на диван все его содержимое.

И вмиг протрезвел.

Вместе с несколькими тонкими папками с какими-то документами из портфеля вывалился прозрачный пакет, в котором плотненько, бочком к бочку, в два ряда были сложены пачки купюр евро номиналом в сто единиц.

Игнат сглотнул пересохшим горлом, произведя громкий хлюпающий звук, разнесшийся по притихшей комнате. Дрожащими руками извлек одну пачку, сорвал с нее банковскую упаковочную ленту и принялся пересчитывать. Трижды пересчитал все пачки дрожащими руками, перекладывая купюры неуклюжими пальцами, убеждаясь, что не ошибся – в пакете было ровно шестьсот тысяч евро.

Шестьсот. Тысяч. Евро. Етить твой тополь в карусель!

Ломанувшись в кухню растревоженным лосем, Игнат схватил электрический чайник и прямо из горлышка, проливая воду на себя и на пол, чуть не захлебываясь, выпил все, что в нем было. Постоял в пространной задумчивости, бросил чайник на стол и понесся в ванную. Открыл до упора кран с холодной водой, подставил под него голову и постоял так несколько минут. Растер с силой волосы полотенцем и вернулся назад в комнату.

Мать моя красавица! Смотрел он на пачки денег – это же придется отдать. Надо отдать. Шестьсот… Ты… Так, остановил он себя. Стоп!

Надо посмотреть, что там за документы.

Какие-то договоры с двумя разными фирмами, список неизвестных Игнату фамилий на нескольких листах, документы на владение небольшим домом в Италии. Насколько помнил Игнат, у министра имелся большой дом в Тоскане, оформленный на его дочь, и что-то подобное во Франции, в Провансе. Ладно, его теперь это не касается. А это что?

Плотный запечатанный почтовый конверт. Вскрыл, что уж теперь. Внутри не было ничего, кроме связки из трех ключей на интересном брелоке в виде небольшой черепашки, великолепно выполненной из серебра с изумрудиками, чуть ли не произведением искусства, так хороша и тонка была работа по металлу.

Игнат знал, что это за черепашка. Вот знал он, тот же тополь в карусель!

Однажды приметил, когда пришлось практически волочь на себе прилично так набравшегося министра после встречи с европейскими партнерами, на второй этаж дачи, когда тот потребовал отвести его в кабинет. Ну, в кабинет так в кабинет. Отвел. Что он там только делать собрался в таком состоянии. Ладно, не его дело, хозяин – барин.

А шеф, которого разморило пуще прежнего, как только тот попал с приличного такого мороза на улице в тепло, плюхнулся в кресло за столом, вытащил из кармана эту самую черепашку и попытался ее вскрыть, поддевая ногтем незаметную пластинку на животе фигурки. Колупался-колупался, не справился, устал от усилий, откинулся на спинку кресла и вырубился в момент.

Игнат трогать и передвигать министра не стал – на фиг, проснется, еще буровить начнет, но черепашку из пальцев того достал, колупнул пластину, с которой не справился шеф, и та открылась. Оказалось, что это тайное хранилище для небольшой флешки.

Черепашку Игнат закрыл и засунул назад в карман министра.

На этом и все. Тот ни на следующий день, ни позже не спрашивал, видимо, не помнил этого момента, а Игнат тем более не напоминал.

А вот сейчас… он ринулся к своему навороченному компу, который установил, не пожалев денег, усилив разными дополнительными платами, вытащил флешку из фигурки черепашки, вставил, активировал… Ептель, нужен пароль.

Мать его, ну мать же!

Игната вдруг осенило, словно шепнул кто – а знает он пароль! Знает! Вернее, не знает, но… Когда однажды Игнат сказал шефу, что забыл старый пароль, которым давно не пользовался, тот посмеялся и поделился своим секретом, мол, для того чтобы не забывать столь важные вещи, надо придумывать пароль с названием места или действия, связанного с информацией, которую тот защищает. Бери и гоняй это слово хоть наоборот, хоть буквы переставляй, хоть на английском русскими буквами и тоже наоборот или разбив на части.

Игнат с точностью процентов в восемьдесят догадывался, что может находиться на этой флешке, и подставил первое пришедшее на ум слово… нет, не сработало.

Час сидел и колупался, складывая слова и так и эдак, и все-таки нашел, открыл информацию! Йес-с-с-с! Слово было «Швейцария», разделенное на две, переставленные части, – «царияшвей», написанное наоборот – «йевшяирац» английскими буквами. Уф-ф-ф, аж вспотел от нервов и натуги.

Но стоило открыться информации… вот тут ему стало по-настоящему хреново. Не просто хреново, а как бы полный пипец… Миронину показалось, что у него прямо сейчас случится инфаркт, так прихватило забарабанившее быстро-быстро сердце. На флешке находился всего один файл, на котором были записаны ряд цифр и букв шифра и пароль к ним, открывавший доступ к двум счетам на предъявителя в банке: первый – Цюриха, второй – Берна.

Оба на пять миллионов евро. То есть десять в сумме.

Теперь ему стало совершенно очевидно, что в тот день шеф собирался сваливать в Европу, причем сваливать с концами, а эти наличные евро и эти два счета в банках – это так, на мелкие расходы в дороге, на первое время. Для него это не деньги, он сотнями миллионов ворочал. И этот домик из той же песни – отсидеться, провернуть какие-то незаконченные сделки вот по этим договорам и… Дальше не важно.

Вот это важно, вот это: шестьсот тысяч и десять миллионов.

Он сидел, тупо уставившись на две короткие строчки в экране монитора, понимая, что прямо сейчас ему надо решить, что с этим делать.

Собственно, у Игната был выбор только из двух вариантов.

– И он решил заграбастать миллиончики себе! – воскликнул Ромка, которого необычайно увлек, захватил рассказ Северова, у него даже глаза сияли от интереса и живой, настоящей интриги.

– Бывают моменты, – попробовал объяснить мальчишке про не самые простые жизненные выборы Северов, – когда человек совершает ошибки ценою в жизнь. Когда дается, бывает, лишь секунда-две на принятие решения. И если он поддается соблазну, чему-то темному в себе – все, уже ничего не исправишь, не изменишь и не отыграешь назад, и платить придется всю жизнь. В большинстве случаев, если человек решился на преступление, как правило, одно преступление вынуждает его сделать следующее, а за ним следующее. Это работает как сорвавшийся с горы камень, увлекающий за собой остальные, превращая в неконтролируемый, губительный камнепад. И человек неизбежно меняется, становясь другим, сделав тот самый неверный выбор, меняется его личность, его жизнь, привычки и образ мышления.