– Даю пятачок за каждую твою мысль, – сказала она.

– Разоришься, – усмехнулась я.

– Можно войти? – она помахала пакетом. – Ланч.

– Заходи, садись, – я ткнула рукой в сторону стула по ту сторону стола. Это у нас был стул для посетителей.

Она вошла в кабинет, положила пакет на стол, вытащила из него завернутый в бумагу сэндвич и положила его передо мной.

– Спасибо, – негромко сказала я. Честно говоря, я порядком удивилась, увидев ее здесь. Вчера все пошло не так, и хоть в этом не было моей вины, я все равно чувствовала себя неловко.

– Энди, послушай меня, я просто хочу, чтобы ты знала, ты можешь решать, что хочешь и поступать, как знаешь, но я искренне хочу быть твоим другом, и я всегда буду с тобой. Она стояла, сжимая в руках салфетку, и пристально смотрела на меня.

Я кивнула:

– Спасибо тебе.

– И я не намерена позволить тебе уморить себя голодом по той простой причине, что ты не в состоянии приготовить себе еду или, страшно сказать, купить ее.

Я криво усмехнулась и взяла сэндвич.

– Кстати о птичках, – произнесла я, глянула на нее и тут же отвела взгляд. – На кой черт я тебе сдалась? В Калифорнии?

Она вздохнула, подняла глаза к потолку, посмотрела на него, потом глянула на меня и, наконец, уставилась на собственные колени.

– Ну, этот вопрос мучает меня саму уже давно, – тут наши глаза встретились. – Для меня никогда не было проблемой завести новые знакомства, вокруг меня практически всегда было полно приятных людей, и долгое время мне этого вполне хватало. Понимаешь?

Я кивнула:

– Очень даже.

– А теперь все не так. Когда я представляю, как вернусь в Калифорнию – там, все-таки, у меня дом, друзья, работа, то умом я предвкушаю это и едва могу дождаться возвращения. Зато душой я понимаю, что без тебя возвращаться нет смысла. Без тебя мне ни к чему ни друзья, ни дом, ни работа. Я просто не представляю себе жизнь без тебя.

Хейли запнулась и опустила взгляд, уставившись на собственные руки.

Она выглядела так, будто дошла до последней степени отчаяния, а потом, к своему ужасу, я увидела, как на ее колени капнула слеза.

Я вскочила из кресла, рванулась к ней, но совладала с эмоциями и присела на край стола. Я не знала, что мне делать, но чувствовала, что должна быть рядом, и ей это тоже нужно.

Она нетерпеливо смахнула слезы и подняла голову:

– Энди, никто не проник мне в душу так, как ты. С тобой мне так спокойно, так надежно… с тобой я ничего не боюсь, – она вздохнула. – Я понимаю, что прошу слишком много, и я ничего не могу тебе обещать, но когда я думаю, что мне придется уехать отсюда без тебя, мне делается плохо. Каждый раз, когда ты у меня в гостях, я с ужасом смотрю на часы и боюсь, что ты вот-вот засобираешься домой. Я тоскую по тебе, Энди, я так хочу, чтобы ты была со мной. Ты хоть что-нибудь поняла из всего, что я тебе наговорила?

– Более чем. Но, Хейли, что, если для тебя это очередной эксперимент? Что, если мы попробуем, и тебе не понравится? Если у нас ничего не выйдет?

– Ну, во-первых, не ошибается тот, кто ничего не делает. Тебе, как естествоиспытателю это должно быть известно. А во-вторых, я больше не ребенок, это точно не эксперимент, и я больше не сбегу. Я научилась смотреть своим страхам в лицо и не отводить глаз, сталкиваясь с неизвестностью.

Она снова посмотрела на меня и покачала головой:

– И я хочу быть с тобой. Прости меня, Энди. Я такая эгоистка.

– Хорошо, – вырвалось у меня. Просто взяло и вырвалось.

Хейли подозрительно прищурилась:

– Что?

Я глубоко вздохнула и чуть наклонилась вперед:

– Говорю, хорошо.

Она наклонила голову на сторону, все еще подозрительно глядя на меня:

– Что – хорошо?

– А ты что думаешь? Зря я, что ли, говорила тебе, что всегда хотела увидеть Тихий океан?

Несколько секунд она непонимающе глядела на меня, а потом взлетела со стула, чуть не врезалась головой мне в подбородок и сжала меня в сокрушительном объятии.

Я улыбалась, я наслаждалась, чувствуя, как ее руки обнимают меня, как она прижимается ко мне, как мне передается ее волнение, а где-то в моем подсознании вовсю заливался тревожный звонок и предупреждающий голос вопил: «Что ты творишь?!»

Я заглушила голос разума, наслаждаясь тем, что могу сделать Хейли счастливой.


Я ехала в Винстон с музыкой. В смысле, я нарочно включила ее погромче. Мама была дома, я уже звонила ей. Я хотела рассказать ей первой. Сегодня у Хейли была тренировка, и я решила не терять времени даром.

На работе я пока ничего никому не говорила. Просто не хотела, чтобы все узнали раньше времени. Мысленно я была уже в Калифорнии, представляя себе океан, до которого рукой подать и бесконечные солнечные дни. Особую пикантность моим мечтаниям придавали высоченные сугробы, окружавшие мой автомобиль слева и справа. Ничего, скоро мы будем играться в волнах и нежиться на песочке. Я в жизни своей не построила ни одного песочного замка. Наверное, самое время начать.

А потом я подумала о Хейли, и моя улыбка стала еще шире. Где мы будем жить? Где я буду работать? Хейли говорила, что самый большой исследовательский центр Калифорнии – это институт Скриппса. Было бы здорово устроиться туда. Я слышала, один из его сотрудников получил в прошлом году Нобелевскую премию. Ох, как бы я хотела вписать и свое имя в историю!

Я верю, что мы сами творим собственную судьбу, но, в то же время, я свято убеждена, что жизнь сама может подталкивать тебя в нужном направлении. Возможно, отказ оборудование и провал эксперимента – это знак свыше? Может, для меня пришло время перемен?

Я подъехала к маминому дому, заглушила машину и поспешила к двери. Сегодня выдался холодный вечерок.

Мама с Клайвом были внизу, сидели перед телевизором. На большом плоском экране разыгрывались драматические события очередного сериала.

– Привет, ребята, – поздоровалась я, стаскивая перчатки. Мама повернулась и посмотрела на меня.

– Здравствуй, милая.

Она встала, обвила меня руками и крепко прижала к себе. Я улыбнулась и закрыла глаза. Неважно, сколько мне лет, когда мама обнимает меня, я снова превращаюсь в ребенка.

– Привет, красавица. Как ты? – спросил Клайв с дивана. Я улыбнулась ему:

– Неплохо. А ты как?

– Да тоже ничего.

– Идем, солнышко. Я заварю нам чаю.

Мама взяла меня за руку и повела наверх, чему я была только рада. Я ничего не имела против Клайва, он мне даже нравился, но я совершенно не горела желанием вести задушевные разговоры при нем. Кроме того, я знала, что позже мама ему все расскажет.

– Ну, и что у тебя стряслось? – мама вытащила из кухонного стола чайник и налила в него воды. Я вспрыгнула и уселась на столешницу рядом с раковиной.

– Ну, – начала я, чувствуя холодок в животе, – Хейли возвращается в Калифорнию. В мае.

Мама глянула на меня:

– Ой, как нехорошо. Мне ее будет не хватать. Она такая славная девочка.

– Ага, славная. Мам, я еду с ней.

Мама закрыла кран и удивленно посмотрела на меня. Я молчала, ожидая, что она скажет.

– Ничего себе! С чего это вдруг? Почему?

Я знала, что она поддержит меня во всем, что бы я ни делала, но я понимала, что все это выглядит весьма неожиданно, особенно для тех, кто и представления не имел, что происходило между Хейли и мной.

– Она меня позвала.

– В качестве соседки по комнате или как?

– Ну… или как, – улыбнулась я.

Ее глаза распахнулись еще шире, и она опустила чайник на плиту.

– Ты имеешь в виду, в романтическом смысле?

Я кивнула:

– Что-то вроде того.

– Детка, я… – она улыбнулась и покачала головой. – Ох, девчонки, девчонки. Я теперь вообще не понимаю, как определить, кто любит мальчиков, кто любит девочек… Я готова была биться об заклад, что Хейли не из ваших.

Тут она хихикнула и достала из шкафчика коробку с чаем в пакетиках и две чашки.

– Я тоже, – ухмыльнулась я. – А помнишь тот жуткий снежный буран, когда я была в одиннадцатом классе?

Мама кивнула и посмотрела на меня с опаской.

– Ну вот, мы с Хейли тогда… – я опустила глаза и забарабанила каблуком ботинка по дверце стола, на котором сидела.

Мама резко развернулась ко мне:

– Ты с Хейли? Вы двое? – я кивнула.

– Ну, практически – честно призналась я.

Чайник засвистел, мама сняла его с огня, налила кипяток в наши кружки и подвинула одну мне вместе с чайным пакетиком.

– Спасиб.

– Так вот почему вы перестали разговаривать? – спросила она, купая свой пакетик в кружке в ожидании, пока чай наберет нужные цвет и крепость.

– Да.

– Знаешь, а я что-то такое подозревала. Не тогда, конечно. Черт, когда ты мне призналась в своей ориентации, у меня просто пелена с глаз спала. Тогда-то я и заподозрила, что между вами, девочками, что-то было.

Она вытащила пакетик и добавила в чашку сахар.

– Теперь расскажи мне о Калифорнии. Ты рада?

– Да. Жить вместе с Хейли… – я улыбнулась. – От одной только мысли дух захватывает. Я уверена, что Саманта справится с лабораторией, она все знает и все умеет. Иногда мне кажется, что это ее нужно было назначить заведующей лабораторией вместо меня. Она очень компетентный работник, и если я стронула исследования с мертвой точки, то дальше она подхватит. И Бунзену понравятся солышко и песок. Конечно, я буду скучать по снегу, в смысле, я люблю снег, но я смогу приезжать на праздники, так что снега мне хватит с головой. И еще я полностью доверяю Винсу и Мишель, как самой себе доверяю, да и Кендалл с удовольствием будет приезжать к нам на летних каникулах…

Я оборвала себя на середине предложения, посмотрела на маму и встретила ее прямой обеспокоенный взгляд.

– Что такое, милая? – негромко спросила она.

– Что это я такое говорю? – мой голос сорвался на шепот.

– Ты рассказываешь мне о том, как здорово вам будет жить вместе с Хейли.