Первое испытание прошло благополучно. Она корила себя за трусость. В конце концов, как не раз и не два повторяла ей Леони, едва ли кто-нибудь из тех, кто посещал Мандевилл-Холд в Йоркшире, окажется на Беркли-сквер.

Клеона поглубже зарылась в подушки и с восторгом подумала, что сегодня увидит Лондон. Раньше она и представить себе не могла, что сможет совершить такое далекое путешествие, да еще с подобной роскошью.

Мать часто рассказывала ей, как весело проводила здесь время до замужества. Сколько помнила себя Клеона, она любила слушать эти рассказы на ночь, но всегда воспринимала их как волшебную сказку. Ей никогда и в голову не приходило, что с ней может такое произойти. И вот, пожалуйста, она в Лондоне. Правда, под чужим именем, во всяком случае, две-три недели можно радоваться жизни, пока ее не разоблачат или пока не дойдут сюда вести о замужестве Леони.

К счастью, Клеона весьма туманно представляла, как это произойдет. Возможно, Леони напишет герцогине или новости о замужестве дочери дойдут до сэра Эдварда, он приедет в Лондон, и тогда обнаружится, кто занял место его дочери… Клеона содрогнулась, представив себе, как сэр Эдвард обрушит на нее свой гнев и будет кричать, как кричал при ней на своих работников и слуг, а иногда даже на Леони. Ей сделалось нехорошо. Однако она, с присущей ей жизнерадостностью и оптимизмом, скоро успокоилась и решила не тревожиться раньше времени. Может, она сумеет убежать в Йоркшир, как только узнает, что свадьба Леони состоялась. По крайней мере, так она избежит некоторых объяснений и обвинений. Но что бы ни случилось в будущем, сейчас она будет наслаждаться жизнью. Пусть это хоть как-то оправдает гнев, а возможно, и наказание, которые ее ждут, когда обнаружится обман.

Нельзя терять ни секунды, нужно пользоваться каждым драгоценным мгновением, которое ей отпущено! Клеона села в постели. Она начала раздумывать, не вызвать ли кого-нибудь из слуг, но тут раздался осторожный стук в дверь; горничная в чепце почтительно сделала на пороге реверанс и внесла завтрак на серебряном подносе.

– Ее светлость осведомляется, как вам спалось, мисс, и просит быть готовой ровно через полчаса, чтобы не заставлять лошадей ждать.

– Через полчаса! – воскликнула удивленная Клеона. – Сколько же сейчас времени?

– Почти десять, мисс, – ответила горничная.

Чувствуя себя виноватой, Клеона торопливо проглотила завтрак и поспешила умыться. Она надела одно из самых очаровательных платьев Леони и решила, что никогда еще не выглядела так элегантно, соломенная шляпка красиво обрамляла ее лицо, а юбки из дорогого шелка приятно шелестели, когда она начала спускаться по парадной лестнице.

Герцогиню она нашла в Утренней комнате. Та была просто великолепна в шляпе с изумрудно-зелеными перьями, в шелковом платье с отделкой из лент такого же цвета и с ожерельем из сверкающих изумрудов на морщинистой шее.

– Может, в Йоркшире такое платье считается модным, но в Лондоне оно никуда не годится, – ядовитым тоном заявила старая дама.

– Возможно, мы немного отстаем от моды, – согласилась Клеона.

– Никаких «возможно»! – отрезала герцогиня. – Одета ты, девочка, просто ужасно! Нужно немедленно ехать к мадам Бертен и молить Бога о том, чтобы никто не увидел нас, пока ты не оденешься должным образом. Не понимаю, о чем думал твой отец? Отчего он доверился какой-то древней швее, а не заказал тебе платья в Лондоне?

Клеона захихикала. Она ничего не могла с собой поделать. Ей припомнилось, сколько денег истратила Леони на покупку нарядов в лучших лавках Йоркшира! Любопытно, что бы сказала герцогиня, если бы увидела ее, Клеону, в одном из ее собственных платьев, бесформенных, застиранных, которые она носила по многу лет. Откровенно говоря, трудно было вспомнить, когда у нее появилось новое платье в последний раз.

– Можешь смеяться, – мрачно сказала герцогиня, – но смею заверить тебя, дитя мое, это дело серьезное. Одежда чрезвычайно много значит. Даже хорошенькое личико становится неприметным, если его не подать в красивой оправе.

Они отправились в экипаже, запряженном парой прекрасно подобранных рысаков. С не меньшим восхищением Клеона взирала и на лошадей, попадавшихся им по дороге на Бонд-стрит.[8] Лошади везли фаэтоны, на которых восседали денди в слегка сдвинутых набок цилиндрах, кареты с разукрашенными стенками и различные экипажи. В каретах и экипажах ехали элегантные дамы, держа в руках зонтики, защищавшие белоснежную кожу от солнца. Попадались джентльмены верхом на великолепных лошадях; Клеона с радостью отдала бы все на свете, лишь бы хоть раз проехать на одной из них.

Герцогиня толковала о нарядах, перечисляя, какие платья понадобятся в дневное время, для балов, для посещения Воксхолла,[9] для приемов, музыкальных вечеров и верховых прогулок по Роттен-роу.[10] Она все еще говорила, когда Клеону поразила неожиданная мысль, и девушка резко спросила:

– Мадам, кто будет платить за все это?

– Твой отец, разумеется, – ответила герцогиня. – Денег у него предостаточно. Едва ли он пожалеет для своей единственной дочери несколько фунтов, чтобы она заняла достойное место в свете.

У Клеоны упало сердце. Что, если сэр Эдвард откажется платить за платья, заказанные герцогиней? Это вполне вероятно. Что случится тогда? Перед ней словно разверзлась бездонная пропасть. Вся затея выглядела уже не такой безобидной, как вначале, когда ее предложила Леони. Теперь вопрос стоял уже не просто о спасении подруги. Клеона оказывалась лично замешанной в это дело, причем настолько, что могла нанести своему отцу непоправимый ущерб, в лучшем случае, только финансовый.

В паническом страхе Клеона стиснула руки и несколько напряженным голосом сказала:

– Все не так просто, мадам. Как вам известно, мой отец был в отъезде, когда пришло ваше письмо. Он даже не знает, где я сейчас. Мне бы не хотелось без его ведома посылать на его имя счета на крупные суммы.

– Вздор! – резко отозвалась герцогиня. – Хоть я и считаю твоего отца ужасным человеком, но не поверю, что он допустит позора своей единственной дочери.

– Наверно, мне следовало спросить у него разрешения, прежде чем отправляться в Лондон, – медленно проговорила Клеона, пытаясь как-то выкрутиться. – Но в письме вы очень настаивали, и я не видела особых причин дожидаться возвращения отца. Поэтому я последовала вашим указаниям. Но мне не стоит пускаться на большие расходы.

– Мелочный человек! Я всегда это знала, – язвительно произнесла герцогиня. – Мелочный и совершенно непредсказуемый!

– Он… он может отказаться платить, – пояснила Клеона.

– Это меня ничуть не удивит, – бросила герцогиня. – Но себе нужны наряды, и они у тебя будут! Боже мой, девочка, неужели ты думаешь, что в таком виде, как у тебя сейчас, ты можешь привлечь взор хоть одного мужчины?

Клеона поглядела на шелковое платье, которое было на ней, и подивилась, почему бы и нет. В Йоркшире на Леони заглядывались многие, хотя большинство из них сэр Эдвард считал неподходящими женихами. То, что ее платье было не dernier cri,[11] для них не имело никакого значения.

– Сэра Эдварда я беру на себя, – величественно заявила герцогиня. – Я с ним справлюсь. И потом, к тому времени, как он приедет в Лондон, ты, может быть…

Она внезапно замолчала, явно сдерживая слова, рвущиеся с губ, но Клеона поняла, что она хотела сказать, и задрожала от страха. Что скажет герцогиня, когда выяснит, что тратила силы и средства на такую недостойную особу?

Однако в лавке мадам Бертен нетрудно было забыть об испуге. Клеона, никогда не интересовавшаяся нарядами, обнаружила, что восторгается изумительными тканями, большую часть которых только что доставили из Франции. Здесь был лионский бархат всех цветов, ленты, изготовленные там же, кружева и газ, тафта и шелк, вышивка, созданная не иначе как волшебницами. В дополнение ко всему прочему здесь предлагались совершенно очаровательные шляпки. Клеона даже позабыла о том, что терпеть не может головные уборы и предпочитает ходить с непокрытой головой.

Герцогиня заказала с дюжину различных ансамблей. Клеона, исчерпав все доводы против, чувствовала, что ей больше нечего сказать.

– А теперь, мадам Бертен, – приказала герцогиня, – подберите моей внучке что-нибудь из готовых платьев, в которых она сможет ходить, пока не будут сшиты заказанные. Мне просто стыдно находиться с ней рядом, когда она в таком виде, как сейчас.

– Ваша светлость, вы не правы, – замурлыкала мадам Бертен с сильным акцентом. – Мадемуазель молода и привлекательна; одежда для нее не столь важна, как для тех, чья весна уже миновала.

– Одежда важна всегда, – отрезала герцогиня.

Мадам Бертен провела Клеону в маленькую комнатку. Здесь ее одели по последней моде: завышенная талия начиналась под грудью, прямая узкая юбка спадала до земли, но при этом каким-то непостижимым образом подчеркивала фигуру гораздо сильнее, нежели юбка прежнего фасона, начинающаяся от талии.

– Eh bien![12] Этот фасон просто создан pour vous,[13] мадемуазель, – заявила мадам Бертен. – Было бы преступлением прятать такую фигуру под пышными юбками и тафтой, вышедшими из моды.

Клеона с удивлением смотрела на себя в зеркало. До сих пор она и понятия не имела, какой прекрасной формы у нее грудь, как изящно сложена фигура, дразняще проглядывающая сквозь тонкую газовую ткань платья.

Принесли шляпку, не имеющую ничего общего с той, в которой она прибыла в лавку. Впереди поля ее поднимались вверх почти на фут,[14] тулья была до смешного низкой, почти отсутствовала, а края полей украшали крошечные ярко-синие страусовые перышки.

– Test exquisite![15] – воскликнула мадам Бертен. – Mais regardez![16] На плечах и выше локтей у мадемуазель прекрасная кожа, но ее кисти и лицо – quelle horeur![17] – у нее даже веснушки на носу!

– Моя внучка живет в Йоркшире, – сдержанно пояснила герцогиня, словно это был сам ад, куда попадают лишь недостойные.