– Хочешь, я скажу тебе, что случится, когда я приеду? Твоя бабушка бросит на меня один взгляд и тут же отправит назад в Йоркшир, – сказала Клеона. – Ты можешь себе представить, чтобы мой веснушчатый нос произвел в свете неизгладимое впечатление?

– На нем не останется веснушек, если ты будешь делать то, что я тебе скажу, – парировала Леони. – И, прошу тебя, Клеона, поторопись! У нас очень мало времени, а ведь нужно подобрать тебе платья, сообщить новости мисс Бантинг и уложить вещи. К тому же перед бабушкой тебе достаточно выглядеть прилично, а мне ради Патрика нужно быть красивой! Знаешь, что он сказала мне при последней встрече?

– Нет. Что? – с любопытством спросила Клеона.

Леони неожиданно смутилась.

– Нет, этого я не скажу даже тебе, – сказала она. – Ну, а теперь торопись, торопись, торопись! Пока мы будем собираться, может произойти что-нибудь ужасное! Например, папе занеможется, и он вернется домой! Этот кошмар преследует меня и днем и ночью.

– Все будет хорошо, – тихо произнесла Клеона. – Ты выйдешь замуж за своего Патрика.

У нее вдруг появилась уверенность в том, что Леони добьется своего.

– Ты вправду так думаешь? – спросила Леони, глядя на нее сияющими глазами. – Большего я и не прошу. Жить вместе с Патриком в Ирландии для меня все равно, что очутиться в раю!

Казалось, даже воздух звенел от излучаемой ею радости.

Возвращаясь домой, Клеона все еще слышала голос подруги.

Она действительно любит его, думала Клеона, пока Бетси трусила к дом. Она молила Бога о том, чтобы Патрик О'Донован оказался достойным такой любви и не забывал, что при всей своей импульсивности Леони, натура наивная и простодушная, никогда не ведавшая ни горя, ни забот.

– Ей нужно, чтоб ее любили, – вслух подумала Клеона. – А я сильная, я и так проживу.

Едва она произнесла эти слова, как ей почудилось, будто кто-то незримый смеется над ней. Девушка не могла понять, откуда взялось это неприятное ощущение. Быть может, она бросила вызов Судьбе, и та приняла его?

– Ну и пусть, все равно я не боюсь, – запальчиво сказала она, обращаясь к Бетси, поскольку больше говорить было не с кем. – Ради Леони я справлюсь с кем угодно, даже с беспутным герцогом!

Глава 2

Клеона пребывала в блаженном состоянии. Ее восхищала и будоражила быстрая езда, поражала пышность, с какой было обставлено путешествие. В каждый постоялый двор по пути продвижения кареты были заранее отправлены лошади из конюшни герцогини. Энергичные конюхи проворно выпрягали уставших животных и заменяли их свежими, чтобы впоследствии, дав им как следует отдохнуть, спокойно ехать на них обратно.

Все произошло чрезвычайно гладко. В карете, быстро мчавшейся к Лондону, Клеона наконец-то сидела одна. Ей с трудом верилось, что это не сон.

Перехватив карету по дороге к Холлу, Патрик О'Донован запугал кучера и слуг рассказами об опасной болезни, которой лучше остерегаться. Он направил их на постоялый двор в соседнюю деревню и велел приехать за мисс Мандевилл на следующий день к восьми утра.

Под тем предлогом, что она будет помогать собираться, Клеона уговорила родителей разрешить ей переночевать в Холле. Утром перед отъездом она оставила отцу записку: «К сожалению, Леони пришлось выехать раньше назначенного времени». Выводя на бумаге эти слова, Клеона испытывала угрызения совести оттого, что обманывала человека достойного и праведного, чьи уста, конечно же, никогда не осквернялись ложью. Но неприятнее всего ей было притворяться перед матерью.

– Дорогая моя, я очень рада, что ты едешь в Лондон, – сказала ей мать. – Единственное, что меня беспокоит, так это твоя одежда. Боюсь, родная, мы с отцом позабыли, что ты уже не дитя. Папа в этом не виноват. Мы с тобой знаем, его мысли редко заняты земными делами. Но мне то следовало помнить, что в твоем возрасте я развлекалась на балах и носила красивые платья. Тебе же я не могу дать ни того, ни другого; не представляю, как это можно устроить на папино жалованье!

– Не расстраивайся, мамочка, – ответила Клеона. – Я вполне довольна жизнью. У меня есть Бетси, чтобы ездить верхом, Леони, чтобы шутить и дурачиться, и столько разных дел, что просто некогда вздыхать по веселому обществу! Боюсь только, как бы мне не опозорить тебя. Ведь я совершенно не представляю, что от меня потребуется.

– В том-то и беда, – вздохнула миссис Говард.

Она внимательно пригляделась к дочери, отмечая спутанные волосы и веснушки на носу. Кожа Клеоны, чуть тронутая золотистым загаром, цветом напоминала лепестки чайных роз, что росли под окном кабинета викария и наполняли благоуханием весь сад.

– Я совсем забросила тебя, – почти про себя пробормотала миссис Говард. – Я забыла, что годы летят так быстро.

– Не беспокойся обо мне, мама, – уговаривала ее Клеона. – Тебе нужно заботиться о папе. Как ты сама прекрасно знаешь, на это у тебя уходит все время. Он пропадет без тебя!

– Это верно, – призналась миссис Говард. – Твой отец, Клеона, – святой человек, а святые не думают о повседневных, земных делах. Они до того погружены в мысли о божественном, что могли бы погибнуть от голода, не будь у них жен, дабы ухаживать за ними.

– Точный папин портрет! – Клеона засмеялась. – Но ты, должно быть, знала, что он собой представляет, когда убежала с ним из дома.

Миссис Говард покраснела, как девочка.

– Да, я знала, что он собой представляет, – мечтательно сказала она, – но в тот самый момент, как я увидела твоего отца, я поняла, что он для меня, единственный в целом свете. Кажется, я тебе рассказывала, что уже была помолвлена с другим джентльменом, лордом Барчестером. Правду сказать, это был приятный, обходительный человек, которого мой отец счел достойным и желанным зятем. Но все оказалось напрасно! Твой папа пришел к нам в дом на чашку чая, поскольку мой отец намеревался дать ему место священника в одном из приходов, которыми располагал. Мы взглянули друг на друга и поняли, что всю жизнь ждали этого мига!

– Ах, мамочка, это так романтично! – воскликнула Клеона. – Но скажи мне: разве тебе не хочется хоть иногда, хоть изредка снова очутиться дома, где у тебя было все – служанки, красивые платья, породистые лошади, выезды в свет? Не скучаешь ли ты об этом хоть немножко? Признайся откровенно, мама.

Миссис Говард улыбнулась.

– Если я скажу «нет», это будет звучать как заведомая ложь, – ответила она. – Было бы гораздо естественнее, если бы я с сожалением вспоминала кое о чем из того, от чего отказалась, когда убежала из дома, после полуночи, крадучись, спустилась по лестнице и по газону проскользнула в тень, где меня ждал твой отец, верно? Но клянусь тебе, я совершенно ни о чем не жалею. Я так счастлива! Пожалуй, с матерью у меня не было такой близости, как у нас с тобой. Отец мой был человеком суровым. При всем нашем богатстве и знатности мне всегда было очень одиноко. Поэтому я ни разу не пожалела о том, что убежала. Если б пришлось начать все сначала, я снова поступила бы точно так же! Вот только я начинаю думать порой, что хорошо бы и тебе познать радости и волнения, какие я переживала в девичестве.

– Мне это не нужно, – решительно объявила Клеона.

– Человек никогда не тоскует по тому, чего не испытывал, – возразила миссис Говард. – Нет, Клеона, молодость бывает только раз, и я рада; да, да, очень рада, что милая Леони берет тебя в Лондон. У нее доброе сердце. Вот только не стоило бы вам отправляться одним, без мисс Бантинг.

– Мы поедем в сопровождении слуг герцогини, – торопливо произнесла Клеона. Леони предупреждала ее о подобной реакции родителей. – Конечно же, у герцогини очень представительные слуги; Леони говорит, что они состоят у нее на службе уже не один год. Они сами по себе прекрасные сопровождающие!

– Да, наверное, так оно и есть, – с сомнением сказала миссис Говард. – Но такая спешка! Разве кучер не может подождать день-другой, чтобы мы собрали тебя в дорогу?

– Да мне просто нечего собирать, мама, – ответила Клеона. – Леони обещала одолжить мне все, что понадобится. Платья стали малы до неприличия, и потом вряд ли хоть одно из них годится для появления в свете.

– Да, боюсь, что это так, – удрученно спросила миссис Говард, а затем резковато добавила: – Клеона, пожалуйста, причешись и постарайся хоть немного отбелить загар на руках. Перед сезоном в Лондоне я каждый вечер мазала руки огуречным лосьоном. Правда, моя мама славилась умением приготавливать лосьоны. Боюсь, здесь я совершенно безнадежна.

– Какие глупости. Старая миссис Баггинс говорит, что твой чай из трав в прошлом году вылечил ее от бронхита, а твои припарки из льняного семени очень помогли старому Джарвису. Если бы не они, он бы, наверное, умер.

– Времени, времени мне не хватает! – воскликнула миссис Говард, махнув рукой. – Всегда столько всяких дел. Отец твой, благослови его Господь, не любит навещать бедных без меня. Сегодня он зовет меня с собой, чтобы зайти к миссис Петтифер с Вестсайдской фермы. Бедняжка потеряла своего десятого ребенка и теперь, говорят, безутешна.

– Мамочка, если папа собирается ехать на двуколке, пожалуйста, не давай ему править, – попросила Клеона. – Он или начинает о чем-то думать, или читает молитвы. На прошлой неделе он чудом не оказался в канаве, так мне рассказывал Нед.

– Лучше б тебе не слушать разговоры на конюшне, – сказала миссис Говард без особой, впрочем, настойчивости, словно понимала, что все увещевания здесь бесполезны.

– Так значит, ты отпускаешь меня в Лондон? – спросила Клеона.

– Ну конечно, дорогая, если ты хочешь этого, – ответила миссис Говард.

Клеона обняла мать.

– Ты самая смешная, самая замечательная и самая сумасбродная мама в целом свете, – заявила она. – Я люблю тебя и папу, хоть он часто забывает обо мне. Я уеду ненадолго, а когда вернусь, мне будет о чем тебе рассказать.

– Я обязательно выслушаю все твои рассказы, – отозвалась миссис Говард. – Ах, дорогая, этот разговор возвращает меня в дни моей молодости. Интересно, что сейчас в моде? В мое время носили кринолин и шелковые нижние юбки. Это было очень красиво.