Амадея никогда не была во Франции. Будь у нее возможность, она навестила бы родину отца, Дордонь, и обязательно взглянула бы на замок де Валлеранов. Но свободы передвижения ей не обещали. Партизаны намеревались переправить ее к бойцам Сопротивления, где опасность не так велика. Амадея знала, что по приезде ей придется делать то, что прикажут.

— Надеюсь, мы еще куда-нибудь поедем вместе, — улыбнулся Вульф и, потянувшись, сладко зевнул. Амадея позавидовала спокойствию, с которым он держался. При всей неопределенности их положения он вел себя совершенно естественно. Впрочем, у него было время привыкнуть: он вот уже два года выполнял задания партизан.

— Вряд ли у меня будет возможность покинуть Францию, — честно ответила Амадея. Она ни за что не рискнет вернуться в Германию, пока не закончится война. Да и во Франции жизнь будет несладкой, но она скорее умрет, чем снова окажется в лагере. С нее и Терезиенштадта довольно.

Амадея не могла не думать о своих собратьях по лагерю и о том, что с ними будет. Господь сотворил чудо, позволив ей скрыться из этого ада. А ведь это был далеко не самый страшный лагерь!

— После войны ты снова вернешься в монастырь? — с любопытством спросил Вульф.

Лицо девушки озарилось внутренним светом.

— Конечно.

— И ты никогда не сомневалась в сделанном выборе?

— Ни разу. Я поняла, что права, уже в самый первый день.

— А сейчас? После всего, что ты видела? После того, что тебе пришлось пережить? Неужели ты действительно веришь, что отгородиться от мира — единственно верное решение? Ведь столько можно сделать для людей и вне монастырских стен!

— Но ведь мы молимся за всех людей, — удивилась Амадея. — Разве этого мало?

Вульф только улыбнулся и пожал плечами. Спорить он не собирался. Но не мог и не задуматься над тем, действительно ли она вернется в монастырь. Такой красивой девушке еще многому нужно научиться. Многое нужно познать. Как странно думать, что он путешествует с монахиней. Да и не похожа она на невесту Христову. Девушка выглядела удивительно живой и желанной, хотя явно не сознавала, какое впечатление производит на мужчин. Но именно это было секретом ее привлекательности. Такую, как она, не скоро забудешь!

Ночью Вульф не спал, прислушиваясь ко всему, что происходило за дверью купе. Поезд в любую минуту могли остановить и учинить проверку, и лучше, если он будет бодрствовать, когда это произойдет. Раза два он вставал и видел, что Амадея спит.

Наутро он разбудил ее и велел одеваться: через полчаса поезд прибывал в Париж. Сам он постоял в коридоре, пока Амадея приводила себя в порядок, а потом проводил в туалет и дождался, когда она выйдет. Амадея постаралась взять себя в руки и выглядела спокойной и собранной. Вернувшись в купе, она надела шляпу и перчатки и открыла сумочку, чтобы проверить, на месте ли паспорт и билет.

И завороженно припала к окну, разглядывая кишевший людьми перрон, когда поезд подошел к Восточному вокзалу.

— У тебя испуганный вид, — прошептал Вульф, прежде чем они покинули купе. — Постарайся выглядеть счастливой туристкой, которая готовится провести романтический отпуск с любимым мужем.

— Я не знаю, как выглядят счастливые туристки, — усмехнулась она.

— Притворись, что ты не монахиня.

— Не могу, — все еще улыбаясь, покачала она головой.

Влюбленная пара вышла на перрон. Молодая женщина нежно держала мужа под руку. Никто их не остановил. Не потребовал документов. Все видели одно: истинные арийцы приехали насладиться красотами завоеванной страны.

Они вышли на улицу; Вульф остановил такси и попросил отвезти их на Левый берег, сказав, что там в кафе у них назначена встреча с друзьями, после чего они отправятся в отель. Мрачный водитель, похоже, не понимал ни слова по-немецки, и Амадея перешла на французский, чем очень его удивила. Он предположил, что пассажирка — немка, и вдруг она заговорила на его родном языке как уроженка Франции.

Вульф дал ему более чем щедрые чаевые. Водитель вежливо поблагодарил его и нажал на газ. С эсэсовцами шутки плохи! Одного из его друзей полгода назад пристрелили за то, что назвал эсэсовца грязным бошем.

Они сидели в кафе, пили кофе, вернее, то пойло, что сходило в те дни за кофе, и официант принес им корзинку с круассанами. Через десять минут появился «друг» Вульфа и с радостной улыбкой хлопнул его по плечу. Как следовало из их разговора, они дружили еще со студенческих лет. На самом же деле виделись впервые, но прекрасно играли свои роли.

Амадея с застенчивой улыбкой следила за ними. Вульф представил ее как жену. Они еще немного посидели, и «друг» предложил отвезти их в отель. Они сложили чемоданы в машину. Никто из посетителей кафе не обратил на них особого внимания. Когда же машина выехала за пределы Парижа, Вульф быстро переоделся в принесенную «другом» одежду. Мундир СС, фуражка и сапоги исчезли в чемодане с двойным дном. Переодеваясь, он что-то втолковывал водителю. На Амадею они не обращали внимания, и она, сколько ни вслушивалась, не могла ничего понять. Похоже, разговор был зашифрован. Потом Вульф сообщил, что сегодня ночью возвращается в Чехию.

Остановились они в маленьком домике парижского предместья, в районе Валь-де-Марн. Обычный скромный домик, из тех, куда молодежь приезжает, чтобы навестить бабушку или овдовевшую тетку. В кухне, за завтраком, сидела милая пожилая пара, мирно читавшая газеты.

Водитель, которого звали Пьером, мельком взглянул на хозяев, поздоровался, затем, пройдя мимо них в чулан, открыл замаскированную дверцу и спустился по темной лестнице вниз. Вульф и Амадея последовали за ним. Он проводил их в винный подвал, постоял немного, не зажигая света, и толкнул хорошо скрытую дверь. За ней кипела бурная деятельность. У стола сидела группа людей; среди них были две женщины. Один из мужчин настраивал коротковолновый радиоприемник. Повсюду были сложены стопки бумаг, горы коробок, валялись какие-то чемоданы и фотоаппарат: похоже, эти люди были здесь не один день.

— Салют, — поздоровался Пьер с одним из мужчин. Все оживились.

— Салют, Пьер, — пронеслось по комнате. Кто-то спросил, привез ли он посылку. Пьер кивнул на Амадею. Очевидно, она и была той посылкой, которую все ждали. Одна из женщин улыбнулась и протянула руку.

— Добро пожаловать в Париж. Хорошо доехали? — обратилась она к Амадее по-немецки. Та, к всеобщему изумлению, ответила на безупречном французском.

— Мы не знали, что вы говорите по-французски, — продолжала женщина. Они вообще не знали подробностей ее жизни, кроме того, что она была заключенной в лагере, чудом спаслась и попала к чешским партизанам. Те попросили спрятать девушку во Франции, добавив, что она может стать весьма полезной тамошнему Сопротивлению. Теперь стало понятно, чем именно. Она была похожа на немку и прекрасно говорила по-французски.

Вульф с двумя мужчинами устроился в углу и стал негромко рассказывать, что происходит в Праге, каковы планы и передвижения немецких войск. Они переговаривались так тихо, что Амадея не слышала ни единого слова.

Мужчина, показавшийся девушке главным, внимательно ее рассматривал. Подумать только, типичная арийка — и одинаково хорошо владеет двумя языками!

— Мы собирались перевезти вас на ферму на юге Франции, если только сумеем благополучно туда добраться. С виду вы настоящая немка, а на самом деле? Еврейка?

— Моя мать еврейка.

Он мельком взглянул на ее руку.

— Номера нет?

Амадея покачала головой. Идеальный случай! Нельзя отсылать ее. Она нужна в Париже.

Мужчина задумчиво прищурился.

— У вас хорошие нервы? — спросил он, иронически улыбаясь.

— В поезде она прекрасно держалась, — вмешался Вульф, услышав вопрос, и с ласковой улыбкой, обращенной к спутнице, добавил: — Она монахиня. Кармелитка.

— Интересно… — протянул командир ячейки. — А разве рассудительность и здравый смысл не главные требования, предъявляемые к кармелитам? И еще уравновешенность, если я правильно запомнил.

— Откуда вы знаете? — рассмеялась Амадея. — Но все правда, плюс еще хорошее здоровье.

— Моя сестра еще до войны вступила в монашеский орден. В Турине. Они, должно быть, спятили, когда согласились ее взять. Бедняга совершенная дурочка и к тому же истеричка. Пробыла там два года, а потом сбежала и вышла замуж. Уверен, что настоятельница облегченно вздохнула, проводив ее восвояси. Теперь у нее шестеро детей.

Он улыбнулся, и Амадея неожиданно ощутила некую внутреннюю связь с этим человеком. Правда, их не познакомили, но она уже слышала, что его называют Сержем.

— Один из моих братьев — священник.

Брат Сержа был главой марсельской ячейки Сопротивления, о чем Серж не сказал Амадее. Он учился в Авиньоне вместе с отцом Жаком, прятавшим еврейских мальчиков в школе, директором которой он был. Сам же брат Сержа делал то же самое в Марселе, как и многие другие служители церкви по всей Франции, причем эти люди чаще всего не были участниками Сопротивления. Серж знал многих из них, но не хотел сводить с ними эту молодую немку, чтобы она могла продолжить свою деятельность в качестве монахини. Она может быть полезна им иначе. Если хватит храбрости, она легко сойдет за немку и сумеет одурачить своих соотечественников. Но вот насколько она храбра? Это еще предстояло узнать.

— Вы пробудете здесь несколько недель. Придется посидеть в подвале, пока не будут готовы документы. А после этого сможете жить с моими дедушкой и бабушкой. Вы — моя кузина из Шартра. Надеюсь, этого достаточно, чтобы польстить вашим религиозным чувствам? — усмехнулся он.

Амадея уже успела понять, что Серж и Пьер — братья. Об остальных ей еще только предстояло что-то узнать.

Темное помещение походило на фабрику. Здесь кипела бурная деятельность. В углу кто-то работал на маленьком печатном прессе. Здесь печатались листовки, предназначенные для того, чтобы поднять дух французов и сообщить им правдивые сведения с фронтов.