— Что случилось? — спросила она слабым голосом, цепляясь за его руку в надежде, что это поможет миру вокруг перестать кружиться.

От ее прикосновения он почувствовал, как дрожь пробежала по его телу.

— Все в порядке, милая?

Она утвердительно кивнула.

— Я упала.

— Я отвезу вас домой.

Он обнял ее одной рукой за плечи, другую подсунул под колени и поднял.

— Подождите минутку! — крикнул полицейский. — Кучер говорит, что девушка сама оказалась под копытами его лошади и он ничего не мог сделать.

Эдуардо с презрением взглянул на кучера, потом обернулся к полицейскому.

— Этот человек лжец и трус. Его следует арестовать за то, что он не умеет управлять лошадьми!

— В этом нет необходимости, — раздался голос из экипажа. Дверца с гербом отворилась, ливрейный лакей соскочил с запяток, чтобы помочь выйти хозяйке. Дама с серебристыми волосами, облаченная в темно-бордовый туалет, ступила на тротуар. Она была маленького роста, менее пяти футов, но каждый дюйм ее фигуры отличался поистине королевской уверенностью и сознанием собственной значимости. Она чуть запрокинула голову, чтобы видеть лицо высокого полицейского, и произнесла:

— Я видела все, что произошло. Виноват мой кучер.

Поднеся к глазам серебряный лорнет, она глянула на кучера.

— Джек, ты уволен. Я всегда говорила, что ты не умеешь обращаться с моими лошадьми. Это заметил даже жалкий иностранец. Слезай с козел. Сейчас же! Я не намерена ждать весь день, пока ты закроешь свой рот. Убирайся вон!

Она обернулась к Эдуардо, оглядев его сквозь лорнет с головы до ног.

— Кого это ты несешь, словно куль муки?

Эдуардо посмотрел на улыбавшуюся ему Филадельфию и вдруг у него мелькнула интересная мысль.

— Это моя хозяйка, мемсаиб Феликс де Ронсар.

Он уже успел рассмотреть герб на дверце экипажа, драгоценности, украшающие уши и пальцы дамы. Совершенно очевидно, что она богатая дама с Пятой авеню. При других обстоятельствах он мог поддаться искушению использовать такой случай, но сейчас он думал только о том, как доставить Филадельфию в какое-нибудь безопасное место, где он мог бы удостовериться, что она не пострадала больше, чем это выглядит.

— Если вы извините нас, я должен отвезти ее домой и найти врача.

— Я не извиню вас, — ответила маленькая дама, и, когда Эдуардо попытался обойти ее, дорогу ему преградил полицейский.

— Ты лучше послушай, что тебе говорит леди, парень, — сказал он.

Лицо дамы было беспристрастно.

— Твоя хозяйка живет в городе?

Эдуардо, скрипнув зубами, вежливо ответил:

— Мемсаиб в настоящее время остановилась в отеле «Виндзор».

— А твоя хозяйка знает здесь хорошего врача?

Он оценивающе посмотрел на нее.

— Нет, мемсаиб.

— А я знаю. Посади девушку в мой экипаж. Я полагаю, ты умеешь управлять лошадьми?

Эдуардо едва не улыбнулся, оценив все значение ее слов. Эта дама, имеющая вес в обществе, предлагала им свое гостеприимство. Нет худа без добра.

— Вы правильно полагаете, мемсаиб.

— Что это значит, когда ты говоришь '«миим саб»?

— Мемсаиб означает госпожа. Так уважительно обращаются к даме на моей родине в Индии.

Дама издала звук, видимо, выражавший удовлетворение.

— Ладно, дикарь, я миссис Саттеруайт Ормстед. Ты можешь отвезти нас ко мне домой. Как только мы приедем, я пошлю за моим врачом. В конце концов, это мои лошади чуть не сделали форшмак из твоей мемсаиб.


— Вы говорите, что разыскиваете оставшихся членов вашей семьи? — задумчиво спросила миссис Ормстед, стоя около постели, где лежала Филадельфия. — А почему вы не поедете домой, во Францию? Я думаю, их скорее можно разыскать там.

— Вероятно, я так и поступлю. — Филадельфия вцепилась руками в шерстяную накидку, вздрагивая от того, что врач ощупывал ее ногу. Она испытывала боль и смущение от общества этой доброй незнакомки.

— А где Акбар?

— Акбар? Это так зовут того дикаря с повязкой на голове? Акбар… Звучит так, как бывает, когда кость попадает в горло. — Ее брови вопросительно приподнялись. — Кто такой этот Акбар?

— Мой телохранитель… О!

Врач извинился.

— Простите, мисс. — Он закончил свой осмотр и обернулся к миссис Ормстед. — Похоже, что перелома нет, скорее, это растяжение связок. Молодой даме нужно полежать в постели несколько дней, пока связки не окрепнут.

Миссис Ормстед посмотрела на свою гостью.

— У вас есть горничная?

Филадельфия выдержала ее орлиный взгляд.

— У меня есть Акбар.

— Вот именно, и это совершенно неприлично. Да, я вижу, что он вам предан. Потребовались усилия моего дворецкого и трех слуг, чтобы убедить его остаться внизу, пока вас осматривает врач.

Представив себе эту сценку, Филадельфия отвела глаза.

— Акбар — личность необыкновенная.

— Не сомневаюсь, но он неподходящая горничная для молодой девушки, а вам нужна такая. Доктор Макнейл говорит, что вам нужно несколько дней полежать в постели. Вы останетесь под моей крышей. Тихо, дитя, я не потерплю возражений. Я стара и достаточно богата, чтобы действовать по своему усмотрению.

Встревоженная Филадельфия затрясла головой.

— Не надо! Я хочу сказать… — Она замолчала, отчаянно стараясь вернуть себе предательский французский акцент, исчезающий каждый раз, когда она волновалась. — Я хочу сказать, мадам, что не хочу нарушать порядок вашей жизни. Вы были très gentille[5] ко мне. Тысяча благодарностей, мадам Ормстед. Но я должна ехать домой.

— У вас нет дома. У вас номер в отеле. — Миссис Ормстед произнесла это слово с отвращением. — Молодая леди приличного положения не может подвергаться опасностям, сопряженным с таким местом, если рядом с ней нет родственника мужчины. Этот темнолицый Акбар не подходит для этого. Я уже послала мою домоправительницу за вашими вещами. Вы должны остаться здесь. — Она неожиданно улыбнулась, и эта улыбка совершенно изменила ее лицо. — Как видите, я все делаю по-своему.

Филадельфия откинулась на подушки. Миссис Ормстед напоминала ей тетку ее отца Гарриет, которая умерла, когда Филадельфии было двенадцать лет. Добрая и деятельная женщина, она тоже не считалась ни с какими препятствиями, когда чего-то хотела.

— Вы самая добрая женщина, но при этом такая, которой очень трудно отказать.

— Мистер Ормстед говорил то же самое. — На какое-то мгновение холодные голубые глаза пожилой женщины потеплели, но она тут же решительно тряхнула головой. — Он скончался три года назад. А кажется, что прошло уже тридцать. Говорила ему, что он не должен злоупотреблять бисквитами, пропитанными вином и залитыми взбитыми сливками. Но он был ужасно упрямый человек. Не мог изменить свой характер. Никак не могу понять, почему я вышла за него замуж.

Филадельфия импульсивно дотронулась до руки миссис Ормстед.

— Вы, видимо, очень любили его.

Миссис Ормстед посмотрела на Филадельфию так, словно впервые увидела ее.

— Думаю, что вы правы, моя дорогая. Я открою вам секрет. Никогда не выходите замуж за мужчину, чей характер вы не можете изменить. К тому времени, когда вы привыкаете к его характеру, он умирает, и получается, что вы зазря употребили все эти годы. — Она резко обернулась к доктору. — Вы еще не закончили? Девушка устала.

Доктор собрал свои инструменты, оставил Филадельфии обезболивающее лекарство и удалился.

— Я хочу видеть Акбара, — тут же сказала Филадельфия.

— Я в этом не сомневаюсь, — отозвалась миссис Ормстед, — но я полагаю, что вам нужно отдохнуть. Поспать, а потом поужинать. А потом посмотрим.

— Он будет чувствовать себя несчастным, — сказала Филадельфия, — и я тоже.

— Прекрасно. Маленькое несчастье украшает девушку. В вашем возрасте я частенько чувствовала себя несчастной, и мне всегда это нравилось.

Она повернулась и вышла из комнаты.

Филадельфия долго лежала, глядя на закрытую дверь и прислушиваясь, не раздадутся ли чьи-нибудь шаги. В конце концов она решила, что миссис Ормстед ушла, а Эдуардо не сможет в ближайшее время навестить ее.

Расстроенная, она принялась рассматривать комнату, в которой лежала. Она была обставлена по последней моде — с простотой и обилием воздуха. Стены были оклеены простыми обоями с синими и белыми полосами. В комнате стояло несколько маленьких столиков с фарфором и разными безделушками. Белые занавески прикрывали окна. У камина, закрытого на летнее время, стоял экран, выполненный в восточном стиле. На полу лежали индийские циновки. За большой японской лакированной ширмой, стоявшей в углу, находился умывальник, висели полотенца и виднелась ванна. Приятная комната, служившая подтверждением слов миссис Ормстед о ее богатстве.

Потом мысли Филадельфии вернулись к лодыжке. Доктор обложил ее льдом, но тупая пульсирующая боль полностью не прошла. Филадельфия почувствовала себя несчастной, усталой и голодной.

Мысль о еде была последней перед тем, как она закрыла глаза. На столике у двери стояла ваза с фруктами. Фрукты выглядели спелыми, сладкими, источающими сок. Где Акбар, когда он действительно нужен ей?

5

— Вам лучше? — Акбар стоял рядом с Филадельфией, лежавшей в бамбуковом шезлонге.

Она покачала головой, памятуя о горничной, находившейся поблизости.

— В моей лодыжке очень пульсирует кровь, а в желудке совершенно пусто.

Эдуардо бросил грозный взгляд на горничную.

— Мемсаиб хочет завтракать. Немедленно принести ей завтрак.

— Сию минуту, сэр, — горничная, очарованная и одновременно напуганная этим мужчиной в тюрбане, присела в реверансе и выскочила из комнаты.

— Ой! Вы делаете мне больно! — возмутилась Филадельфия, когда Эдуардо согнул ее колено и взялся за забинтованную лодыжку.