Махелт не могла думать от нестерпимой боли и ужаса. Она знала лишь, что не позволит Иоанну отобрать у нее сына, как он отобрал ее братьев. Выхватив Роджера у короля, мать заключила ребенка в объятия.

– Нет! – прошипела она, скаля зубы. – Вы не получите его.

Иоанн махнул рукой, и де Молеон попытался разлучить мать и дитя. Махелт еще крепче обняла Роджера, стараясь защитить его.

– Вы не получите его! – вопила она. – Сначала вам придется меня зарубить!

Махелт укусила де Молеона и сумела вывернуться. Ругаясь, он снова схватил ее. Один из его людей схватил ее с другой стороны. Махелт сражалась как львица, но в конце концов ее силы иссякли. Четверо мужчин оторвали ее от Роджера и швырнули к ногам короля, а пятый пригвоздил к земле, пока она извивалась и боролась.

– Это воля короля! – задыхаясь, произнес де Молеон. С его прокушенной руки капала кровь. – И вы покоритесь ей, мадам.

– Убейте меня! – рыдала Махелт, ослепнув от слез. – Если вы заберете его, лучше мне умереть!

Роджер смотрел на мать, бледный от потрясения, все еще сжимая свой деревянный меч. Он повернулся, чтобы атаковать де Молеона, но наемник схватил мальчика за шкирку, выдернул меч из его руки и швырнул через двор.

– Я научу тебя манерам, сопляк! – Он встряхнул Роджера, как терьер – крысу. – И мне плевать, что ты внук Маршала!

Иоанн отошел от дерущихся.

– Мадам, вы настоящая ведьма, – произнес он с презрением, щелкнув пальцами де Молеону. – Посадите ее под замок для ее же блага. Заберите мальчика.

– Сир…

Махелт продолжала бороться и вопить. Ее рывком подняли на ноги, дотащили до гауптвахты в одной из башен и заперли внутри. Она бросилась на стену, отлетела и упала на пол, где осталась лежать, задыхающаяся, покрытая синяками – побежденная, но отказывающаяся признать поражение. Когда Махелт наконец с трудом поднялась, она кинулась на дверь, пиная ее ногами и крича, бросаясь на прочные дубовые доски. В двери была решетка, но, когда Махелт попыталась выглянуть, солдат с другой стороны захлопнул створку и оставил ее в темноте.

В конце концов, выбившись из сил, Махелт упала на пол, рыдая от злости и отчаяния. Гуго оставил их без надлежащей защиты, зная, что все может случиться. Он на свободе, в безопасности со своими сундуками денег, а она и дети заплатили за его беспечность. Ее братьев забрали в заложники, и она не смогла этого предотвратить, а теперь то же случилось с ее сыном, и она снова оказалась беспомощна. Похоже, прошлое ее семьи повторяется снова и снова. Неужели Роджеру суждено вырасти и в свою очередь увидеть, как у него отбирают сыновей? Суждено ли ему вообще вырасти? А другим ее детям? Махелт бы не удивилась, если бы Иоанн бросил детей в колодец замка, приписав их смерть несчастному случаю. Эта мысль заставила ее вскочить и снова биться о дверь и оплакивать своих малышей, но никто не пришел. Наконец, оставшись совсем без сил, Махелт свернулась клубочком в углу и тупо уставилась в стену.

* * *

Выпустили ее только утром. День был хмурый, с мокрым снегом и ветром, пронзительно-холодный. Покрытая синяками, растрепанная, заплаканная, Махелт, шатаясь, вышла из заключения и сверкнула глазами на Уильяма Ленвейза, который осмотрительно стоял чуть поодаль.

– Вероломный сукин сын! – прошипела она. – Надеюсь, ты сгоришь в аду! Что ты сделал с моими детьми? Где они? Я хочу их видеть. Если им причинили вред…

Ленвейз отшатнулся.

– Они в безопасности со своей бабушкой, клянусь. – Он взял ее за руку, чтобы поддержать и в то же время предостеречь. – Лучше сперва приведите себя в порядок, миледи. Если вы войдете в таком виде, то перепугаете их.

– И кто в этом будет виноват? – Махелт выдернула руку. – Не прикасайтесь ко мне! Я вас презираю!

Она видела, что во дворе грузят повозки и запрягают лошадей.

– Миледи, я поступил, как счел нужным. – Ленвейз не смотрел ей в глаза.

– Вы никудышный командир.

– Мой сын тоже в заложниках, – устало произнес Ленвейз. – Решение далось мне нелегко.

– Надеюсь, оно будет тяготить вашу совесть до конца ваших дней!

– Несомненно будет. – Он поджал губы. – Вас проводят из замка сегодня утром, как только все будет готово.

Почувствовав взгляды слуг и солдат, Махелт уставилась на них, пока те не опустили глаза от стыда.

– Чтобы я не напоминала вам о вашей измене? – Махелт ударила его по лицу, как воин, бросающий вызов на бой.

Ленвейз отдернул голову, но удар нашел цель. Легче ей, однако, не стало. Повернувшись к Ленвейзу спиной, Махелт зашагала в свою комнату.

Ее служанки уже ждали, щебеча, словно стайка потревоженных воробьев. Но Махелт не была воробьем, она была львицей, пусть даже ей выдрали когти. Комната, лишенная драпировок, поскольку все ценные вещи вывезли, напоминала пустой амбар. Сундуки были сложены, кровать разобрана. Плащи висели наготове. Махелт велела прекратить скорбные завывания и испуганные восклицания и приказала одной из служанок принести гребень и миску ароматной воды. Потом заставила открыть уже собранный сундук и найти ей чистую сорочку и платье. Когда принесли воду, Махелт разделась и растерла себя мочалкой с головы до ног, а затем энергично вытерлась полотенцем, как будто это могло смыть прошедшие день и ночь. Она дала понять, что не желает говорить ни с кем из служанок – ни утешать их, ни выслушивать утешения. Единственный способ вынести происходящее и жить дальше – запереть свои чувства на замок. Это тоже темница, в которую она заключила себя добровольно, но в то же время и крепость, в которую никому нет доступа.

Вымывшись и облачившись в свежую одежду, Махелт смогла наконец выпрямить спину и вздернуть подбородок. Ноющая щека означала, что все увидят ее синяки, но это было неизбежно. Пусть все знают, на что способен Иоанн.

С королевской осанкой Махелт пересекла двор и поднялась в покои Иды. Когда она вошла в комнату, Гуго оставил бабушку и подбежал к ней с криками:

– Мама! Мама!

Махелт схватила сына и крепко прижала к себе.

– Я так люблю тебя! – выдохнула она. – Никогда не покидай меня, никогда!

Ида, баюкавшая малышку, поднялась со стула.

– Девочка моя, что они с тобой сделали? – с несчастным видом спросила она.

– Вырвали половину сердца из груди, – горько ответила Махелт. – Но даже если бы вырвали все и выжали досуха, я бы не покорилась. Где Роджер? Что они с ним сделали?

У Иды задрожал подбородок.

– Ах, милая, он уже уехал. Его забрали вчера, сразу после того, как посадили тебя под замок. Король отправил его в замок Норидж. Мне так жаль, так жаль! – Слезы потекли по лицу Иды, она поцеловала малышку, прижав к себе. – Роджер был очень храбрым. Сказал, чтобы ты не волновалась, он исполнит свой долг.

Махелт громко ахнула, но собралась с силами, потому что знала: если она сломается, собрать обломки уже не получится.

Ида закрыла глаза:

– Мне тоже надо было заслонить его своим телом, но я слишком слаба…

– Нет, вы мудры. – Голос Махелт едва не надломился. – Вы нужны малышам. Кто другой позаботился бы о них, пока я была заперта?

Махелт снова обняла Гуго и поставила на пол, опасаясь, что еще немного – и она не сможет его отпустить.

– Я помогла Роджеру собрать его сундучок. – Ида сглотнула. – Надо было отделить его одежду от одежды брата, и я все время вспоминала, как в юности жила при дворе и мне пришлось по воле короля отдать сына… Я тоже боролась в тот день, но тщетно. Короли всегда побеждают. Они всегда отбирают то, что нам дорого. – Она умолкла, глаза ее блестели от слез.

Рыцарь Анжеран де Лонгвиль прокашлялся, стоя у двери.

– Пора отправляться, миледи, – произнес он.

Махелт кивнула. Чем скорее она покинет это место, тем лучше. Здесь ее больше ничто не держит. Нечего защищать. Все унесено ветром. Она накинула плащ и опустилась на колени, чтобы помочь одеться сыну.

– Завяжи покрепче, – сказала она. – На улице холодно.

Махелт ласково надела Гуго капюшон, погладила по румяной щеке и постаралась не думать о Роджере. Хватит ли кому-нибудь совести или предупредительности так же позаботиться о нем?

– Куда мы едем? – Гуго глядел на мать серьезными ярко-голубыми глазами.

– В Лондон… В дом твоего дедушки.

– А папа-папа там будет?

У Махелт перехватило дыхание.

– Не знаю. – Она хотела добавить, что ей все равно, но ей было не все равно. Далеко не все равно. Она злилась и винила мужа во всем произошедшем.

Ида убрала шитье, над которым в последнее время работала, оно не было уложено вместе с остальными вещами.

– Это я возьму с собой, – сказала она. – Тогда все будет готово к нашему возвращению. Мы должны работать не покладая рук. Вечно нужно что-то чинить. Как только со всем справиться? Как починить то, что порвано? – Она уставилась в пространство и, казалось, потеряла нить рассуждений.

– А если не нужно? – спросила Махелт. – Не все можно починить.

Эскорт ожидал их во дворе. Маленькая повозка предназначалась для Иды, женщин и детей. И Трайпса, который был слишком стар и болен, чтобы бежать за лошадьми. Махелт ждала ее черная кобыла. Во дворе толпились чужие рыцари и наемники, которые не смотрели ей в глаза. Ленвейз предпочел не явиться. Иоанн наблюдал из верхнего окна. Он ничего не говорил, но выпячивал свой триумф, словно золотую цепь.

– Мне нужен Роджер, – сказал Гуго, когда Орлоция усадила его в повозку и укутала пледом. Нижняя губа мальчика была оттопырена и готова задрожать.

– Ты увидишь его через несколько дней, – напряженным голосом ответила Махелт, зная, что, скорее всего, лжет. – Сейчас ему надо быть в Норидже.

– Почему?

– Потому что король так решил.

– Почему?

«Потому что небо падает на нас. А твой отец и дед позволили этому случиться с теми, кого они должны были защищать в первую очередь».

– Потому что за все надо платить, – ответила она.

Ида совладала с собой и отвлекла внимание Гуго, вручив ему шерсть, чтобы смотать в клубок, и рассказав небылицу. Когда они покинули Фрамлингем, Махелт сосредоточилась на езде, не желая ни о чем думать. Как будто вокруг бушует буря и она должна от нее укрыться. Когда-нибудь ей придется разобраться со всем, но не сейчас. А может, и не придется до конца ее дней.