Взяв мужа за руку, она заставила его встать и подвела к кровати. Простыни завтра придется сменить, но это все равно следовало сделать. Махелт помогла Гуго снять сапоги и запихнула его в постель. Он схватил ее за руку и уложил рядом.

– Я слишком устал, чтобы от меня был прок, но все равно хочу, чтобы вы были со мной, – сказал он. – Хочу знать, что вы не сон.

Эти слова заставили Махелт растаять; сбросив туфли, она легла рядом и кисло подумала, что одежда послужит хоть какой-то защитой. Сколько ночей напролет лежала она без сна, мечтая, чтобы Гуго согрел холодную сторону кровати! Обо всем остальном она позаботится завтра.

Утром, пока Гуго еще спал, Махелт велела прислуге приготовить ванну. Она достала частый гребень из своего сундука и приказала одной из служанок принести брусок мыла, ароматизированного розовым маслом. А также блошницу[14], масло и золу, чтобы вывести вшей. Махелт также велела принести в комнату еду и питье, поскольку знала, что граф захочет переговорить с Гуго, несмотря на раннее время, но сначала муж был нужен ей самой. Когда ждать дольше было нельзя, она подошла к кровати, раздернула полог и осторожно потрясла мужа, чтобы разбудить.

Гуго удивленно посмотрел на нее затуманенным взором. На простынях подпрыгивали маленькие темные точки, и Махелт отвела глаза.

– Утро, – сказала она. – Вас ждет ванна, и служанкам нужно отнести эти простыни в прачечную.

– Ванна? – Его взгляд постепенно прояснился.

– Я легла рядом прошлой ночью из любви к вам, но вряд ли кто-то еще захочет к вам приблизиться, – резко сказала Махелт. – Вы только посмотрите на себя! На вас больше блох, чем на подзаборном борове, и пахнет от вас, как от золотаря!

Гуго сел, протирая слипшиеся после сна глаза.

– Я всего лишь хотел вернуться домой, – произнес он голосом, который заставил Махелт содрогнуться, поскольку его чувства были намного глубже, чем просто радость от встречи с ней и возвращения во Фрамлингем после долгих недель отсутствия. В голосе мужа звучала неподдельная тоска, а так как Махелт еще не знала причины, ее тревога лишь возросла.

– Что ж, вы дома, – весело сказала она, – и жена бранит вас, поскольку вы больше не в военном лагере и не в пути, и вас необходимо привести в подобающий вид. Будь вы Трайпсом, я заперла бы вас в конюшнях. Идем.

Потянув мужа с кровати, Махелт велела служанкам собрать простыни, развесить покрывала на воздухе и хорошенько выбить. Рубаху и брэ Гуго она приказала прокипятить и разрезать на тряпки для уборной.

– Они не настолько плохи! – запротестовал Гуго, когда Махелт подцепила их пальцами, чтобы бросить в кучу для стирки.

– Тут больше дыр, чем на листьях щавеля после нашествия жуков, – возразила она. – И достаточно грязи, чтобы вырастить лук-порей! Даже нищий бродяга побрезговал бы ими.

В уголках глаз Гуго пролегли веселые морщинки.

– Я ужасно скучал по вашей брани, – признался он.

Махелт прищелкнула языком, указав ему на ванну. Она заметила, что кожа Гуго покрылась мурашками, и велела служанке влить еще ведро горячей воды. Потом взялась за титанический труд, чтобы вернуть мужу его прежний вид. Она намазала его тело смесью жира и розового масла и затем соскребла ее вместе с грязью и паразитами. Вода постепенно приобрела цвет реки во время паводка. Махелт приказала наполнить чистой водой вторую ванну и отправила служанку за ножницами.

– Ради всего святого, как вы довели себя до такого состояния? – сердито спросила она.

Гуго поежился, поскольку его торс находился над поверхностью воды, а из открытых ставней проникал холодный воздух.

– Мы постоянно находились в поле и времени не хватало. Едва я падал на соломенный тюфяк, как пора было вставать. Проще было не раздеваться вовсе. Все поступали так же. – Гуго погрустнел. – По правде говоря, это казалось не важным.

Махелт взяла у служанки ножницы и начала подстригать волосы мужа. Выбеленные сверху солнцем, они были спутанными, сальными и кишели вшами. Она резала и кромсала, а после обработала мазью из блошницы. Велев Гуго встать, Махелт приказала служанкам окатить его несколькими ведрами чистой воды.

Пока служанки вытирали Гуго и помогали облачиться в теплый халат, Махелт вымылась во второй ванне с чистой водой, хорошенько растерлась, и позаботилась о собственных волосах, с которыми ей не хотелось расставаться.

Гуго бродил по комнате, касаясь отдельных предметов, как будто заново знакомясь с привычной обстановкой. Махелт надела чистую сорочку и присоединилась к нему, пока служанки выливали воду из ванн и рассыпáли по полу порошок блошницы.

– В Ирландии нет змей, но вы, наверное, привезли домой в качестве подарка все остальное, что ползает. – Махелт весело и укоризненно взглянула на мужа.

Она подошла к сундуку, чтобы положить на него гребень, и уставилась на свиток пергамента, лежащий между шкатулкой для драгоценностей и горшочками с притираниями. Пергамент был перевязан узкой красной ленточкой и усыпан светлыми лепестками цветов ежевики. Хмурясь и улыбаясь при виде таинственного свитка, Махелт развязала ленточку и развернула пергамент. Из него выпала связка мерных реек[15], простучав по крышке сундука, словно деревянные пальцы. Сам пергамент оказался официальным документом, составленным на латыни.

– Что это?

Широко улыбаясь, Гуго подошел к скамье у камина и взял в руки шкуру, которую накинул на ее спинку прошлым вечером.

– Я подумал, вдруг вам хочется стать пастушкой или, возможно, торговкой шкурами, шерстью либо пергаментом? Они ваши, делайте с ними, что вашей душе угодно, а это доказательство их качества.

С широко распахнутыми от удивления глазами Махелт взяла у мужа шкуру. Она была белой и курчавой, с легким блеском завитков.

– Вы купили мне отару овец? – Она ощутила восхитительную мягкость под пальцами и бархатистую и эластичную изнанку.

Такого сюрприза Махелт не могла и представить, ее сердце сразу наполнилось теплом и любовью, а на глаза навернулись слезы. Эти овцы ее, и она может делать с ними, что пожелает, – источник дохода, которым сможет распоряжаться на свое усмотрение.

– Я подумал о вас, когда увидел, как они пасутся в поле, – сказал Гуго. – Мы наткнулись на них на границе с Шотландией, недалеко от Леминстера.

Махелт улыбнулась сквозь слезы. Подняв шкуру, она потерлась о нее щекой.

– По-вашему, я похожа на овцу?

– Не совсем, – засмеялся, покачав головой, Гуго. – На скаку я посмотрел на небо и увидел облака, изменчивый вид которых напомнил мне вас. А затем отара овец напомнила мне эти облака, и это показалось таким естественным и правильным – подарить жене мягкость мытого руна и собственный источник дохода.

Махелт посмотрела на мерки. Пять мерок, на каждой по десять зарубок.

– Пятьдесят, – предположила она.

– Умножьте на десять, – самодовольно поправил Гуго.

– Пятьсот? – Она уставилась на него.

– Я подумал, это неплохое количество для начала. И велел доставить их в Сеттрингтон до зимних бурь. Когда овцы прибудут, мы съездим и посмотрим на них.

Махелт таяла в объятиях Гуго. Теперь от него пахло мылом и травами. Чистый. Новый. Его руки коснулись ее распущенных волос, а затем тела под платьем и обхватили груди. Махелт задрожала от вожделения и предвкушения. Гуго взмахом руки отпустил служанок и увлек Махелт на заправленную свежим бельем постель, где они на овечьей шкуре под утренним светом сплелись в нежный, слегка влажный клубок.

* * *

– Я скучал по вас, – сказал Гуго. Опершись на локоть, он погладил Махелт по волосам. – Каждую ночь, лежа на своем тюфяке, я смотрел на звезды и думал о вас.

– Я тоже смотрела на них, – призналась Махелт. – Служанки утверждают, что ночной воздух, проникающий сквозь открытые ставни, вреден для здоровья, но мне было все равно. Я знала, что вы где-то так же смотрите на небо, на те же звезды.

Гуго наклонился, чтобы поцеловать жену.

– Я смотрел на них. Каждую ночь.

Махелт ответила на поцелуй, затем отстранилась и положила ладонь на его щеку.

– Вы ничего не рассказали об Ирландии. Вы опять от меня что-то скрываете? – Она искала утешения в чертах мужа, но не находила.

Гуго повернул голову, чтобы поцеловать ее ладонь, затем со вздохом лег на спину и закинул руки за голову.

– Король одержал сокрушительную победу. Он прижал де Ласи к ногтю и заручился верностью большинства ирландских королей, одарив их багряными одеяниями, драгоценностями и лошадьми. – Подбородок Гуго окаменел от злости, когда он рассказал ей об утрате Брюнета. – Король возместил мне стоимость из дублинской казны, но не учел ни затрат на обучение, ни ценности Брюнета как производителя. Мне не следовало доверять Длинному Мечу. Яблоко от яблони недалеко падает.

– Иоанн все забирает, – со злобой произнесла Махелт. – И ничего не дает просто так. Что с моей семьей?

Лицо Гуго слегка расслабилось.

– Ваша матушка здорова, как и ваши братья и сестры. Я виделся с ними в Килкенни. У вашей новой малютки-сестры рыжие волосы, как у Ричарда, а Ансель – крепкий карапуз. Ваша матушка посылает вам поклон и свою любовь. Я привез подарки от нее – стенную драпировку и брошь, которая, как она считает, должна вам понравиться. Она была весьма любезна со мной и рада новостям о вас и нашем сыне.

Махелт жадно впитала слова мужа, но это было лишь начало трапезы, и она не насытилась.

– А мой отец?

Гуго сел и положил руки на поднятые колени. Он смотрел в окно, и Махелт изучала игру света на его плече и бицепсе.

– Ваш отец тоже здоров. – Гуго удивленно покачал головой. – Он превосходит мужчин намного моложе, в том числе меня. Я чуть не падал от усталости, когда он отдавал приказания и не упускал из виду даже мелочи, в то время как все остальные давно спали. Уильям Маршал поклялся в верности королю и полностью подтвердил свою клятву в кампании против де Ласи. – Гуго опустил взгляд и поддел узелок на вышивке покрывала. – Иоанн взял в плен жену де Браоза и старшего сына. Они останутся в Виндзоре, пока де Браоз не уплатит контрибуцию в сорок тысяч марок.