Джек побледнел.

— Кейт не может же… не может…

— Судя по всему, именно так она и решила, — тихо заключил Френсис, — что тут непонятного? Говоря напрямик, ее выгнали вон.

— Но я…

— Ну да, я знаю, почему ты так поступил, но знает ли она?

Джек застонал и в отчаянии запустил в волосы пятерню.

— Видишь ли, Кейт ведь наперед ждет, что ее будут презирать. Так уже случалось и не раз. Ее помолвка была расторгнута по этой самой причине. Не говоря уже о том, что это само по себе несладко, парень с ней не церемонился. Они ведь знакомы всю жизнь, любовь с детства и все такое. Что не помешало ему брезговать ею после скандала. Женишок прилюдно отменил свадьбу. И большинство народу думает, что он поступил правильно.

Джек снова застонал:

— Я не понимал… не предполагал…

— Та история выплыла наружу, все злобные сплетницы вцепились в малышку и с упоением терзали.

— Бог мой.

— Слышал бы ты, что некоторые из них шипели Кейт, волосы встали бы дыбом. Ха! Слабый пол! Ведьмы живьем рвали бедолажку этими своими леденящими манерами, причем всегда со сладчайшими улыбками на лицах. Заклеймили ее предательницей, потому что помогала раненым французским солдатам. Заявили, что она охотно проводила с ними время. Называли ее за спиной шлюхой… а кое-кто и в глаза все это говорил. И все так вежливо, так безмятежно … Признаюсь, Джек, это чуть не отвратило меня от женщин до конца жизни. Слабый пол.

Френсиса передернуло.

Прекрасное лицемерное лицо Джулии Давенпорт всплыло в памяти Джека.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — угрюмо пробормотал он.

Мужчины глотнули бренди. В камине плясал огонь.

— Так вот, то же самое может произойти и в Лондоне. Некоторые сплетницы, бывшие в прошлом году в Лиссабоне, обосновались сейчас в столице. Если и повезет ни с одной не встретиться, ты же знаешь, женщины обожают писать письма. Наверняка чья-то корреспондентка вспомнит ту историю и изложит в подробностях. Рано или поздно все выйдет наружу, я бы сказал — это только вопрос времени.

Джек был слишком потрясен, чтобы говорить. Он ощутил, как его желудок словно выворачивает наизнанку. О Боже, неудивительно, что Кейт выглядела так, будто собирается на эшафот: пока она в Лондоне, над ее головой будет висеть топор, в любой момент готовый обрушиться на бедняжку.

Джек застонал и сжал ладонь. Бокал хрустнул. Френсис вскочил, встревоженно восклицая при виде крови, капающей с пальцев Джека. Тот нетерпеливо отмахнулся от друга.

— Едем в Лондон, — решил Джек. — Нельзя, чтобы она продолжала думать, что… О, заткнись, Френсис, это всего лишь проклятая царапина. К утру я должен быть в Лондоне. Ты едешь со мной или нет?

— О, безусловно, еду, старина, безусловно.

Глава 16

— Похоже, ваша юная подопечная неплохо справляется, Моди.

— Благодарю, Гасси. Даже собственной дочерью я не была бы более довольна.

Леди Кейхилл с приятельницами наслаждались так называемым «чаепитием с пирожными». На сервировочном столике громоздилась изысканная выпечка и разнообразные пряные закуски. Из носика чайника поднимался пар, дамы деликатно отпивали горячий напиток из изящных, не толще яичной скорлупы, чашечек. Графин хереса уже наполовину опустел.

— Очаровательная девушка, просто очаровательная, — дама в огромном тюрбане, украшенном перьями, потянулась за четвертым по счету пирожком с крабами и спаржей.

Леди Кейхилл просияла. Кейт в своей новой жизни чувствовала себя как рыба в воде и ни разу не совершила ни единого неверного шага. Поначалу леди Кейхилл опасалась, как бы Кейт не проявила себя истинной дочерью ученого — стяжать репутацию «синего чулка» стало бы непоправимой оплошностью.

Однако, к приятному удивлению леди Кейхилл, Кейт выказывала почти столь же восхитительное невежество, какое хотел бы видеть у своей подопечной каждый заботливый опекун. Казалось, ей больше нравилось посещать ярмарку, Пантеон или цирк Уэстли, чем проводить время в Британском музее или осматривать мраморные статуи лорда Элджина, которые стали настоящей археологической сенсацией. Она ведать не ведала о знаменитых мыслителях, писателях или философах. Ее речь не пестрела изречениями, почерпнутыми из тяжелых томов, и ей не угрожала опасность отпугнуть джентльменов долгими рассуждениями о поэзии. Создавалось впечатление, что единственными предметами, о которых Кейт была хорошо осведомлена, это лошади и Пиренейская война. А поскольку в обществе вращалось множество военных, одержимых лошадьми, то такие знания не расценивались как недостаток.

Леди Кейхилл наслаждалась похвалами в адрес Кейт.

— Разумная, любезная, хорошо воспитанная девушка, Моди. Бедняжка Мария была бы рада увидеть, какой прелестной выросла ее дочь.

Все закивали.

Успеха Кейт следовало ожидать, самодовольно отметила про себя леди Кейхилл. Кейт общительная девушка и умеет внимательно слушать. Более того, она управляла домом отца почти всю жизнь и на опыте научилась приспосабливаться к необычным условиям, что придавало ей неподдельный дух уверенности, многими принимаемый за признак хорошего происхождения.

К тому же, проведя большую часть своих лет в обществе мужчин, она не была ни застенчивой, ни кокетливой, ни жеманной по отношению к знакомым лондонским джентльменам. Казалось, Кейт с одинаковым удовольствием внимала и нескончаемым воспоминаниям о прежних битвах старичка-генерала, и сбивчивым признаниям юнца, проводящего первый сезон в обществе, и отточенным комплиментам повесы.

Внучка леди Кейхилл, Амелия, ввела Кейт в свой круг, состоявший в основном из молодых замужних модниц. Те отметили элегантный наряд мисс Фарли, озорное чувство юмора, остроумие и полное отсутствие интереса к своим мужьям и признали Кейт милой и очаровательной девушкой.


— Очень уж много внимания со стороны военных, — язвительно вставила пожилая дама, протягивая чашку за добавкой чая.

— И вы знаете почему, Джинни Холтон, так что не ворчите! — отрезала леди Кортни. — Вам прекрасно известно, что милая девочка сделала для моего Гилберта.

Остальные кивнули. Внук леди Кортни, Гилберт, испытывая мучительную неловкость из-за потерянной руки и устрашающей черной повязки, закрывавшей глаз, не высовывал носа из дома до тех пор, пока мисс Фарли, поддразнивая, не убедила его показаться с ней в свете.

— Она сказала Гилберту, что он похож на зловещего пирата и его грозный вид защитит ее от чересчур навязчивых джентльменов, — леди Кортни утерла глаза. — А затем Кейт добавила, что он не должен винить ее, если их окружит толпа юных леди, поскольку он выглядит до отвращения романтично. И хотя ей-то доподлинно известно, что он просто невыносимый зануда, другие девушки не так проницательны, как она… И он засмеялся — мой мальчик по-настоящему засмеялся, — и согласился ее сопровождать. С тех пор Гилберт не думает о прошлом.

— Стыдитесь, Джинни, — вторили остальные пожилые леди, — если военные любезны с Кейт, тут нечему удивляться. Вы так жестоки лишь потому, что у вашей Хлои нет ни намека на предложение! Жаль, конечно, но это не повод придираться к другим.

И то правда. Искренняя забота Кейт о внуке леди Гилберт не уронила ее в глазах более удачливых ратников. Вскоре в обществе отметили, что маленькой мисс Фарли оказывают внимание влиятельные джентльмены во главе с мистером Ленноксом, сэром Тоби Фенвиком и другими военными, которые, казалось, с одинаковым удовольствием были готовы принести ей рюмочку ликера, сопровождать ее в оперу, прокатиться с ней в экипаже в Гайд-парке или на корню пресечь притязания любого не в меру ретивого поклонника.

А таковых находилось множество, поскольку просочились слухи о ее наследстве. За Кейт ухаживали не только состоятельные и солидные мужчины, но и некоторые известные охотники за приданым.

Как только разговор перешел на более отвлеченные темы, леди Кейхилл откинулась в кресле. Она была почти довольна. Однако для решения задачки не хватало одного слагаемого. Оставалось только надеяться, что вскоре недостающий решится действовать и приедет в Лондон прежде, чем Кейт завладеет какой-нибудь лодырь и щеголь, нимало ее не заслуживающий.


— Что вы думаете, мисс? — горничная поднесла элегантную бутоньерку из искусственных цветов к волосам Кейт и вопросительно взглянула на отражение своей госпожи.

Кейт посмотрела в зеркало. Она с трудом узнала себя. Волосы пострижены по последней моде, пышные локоны вьются вокруг лица, разительно меняя внешность. Кейт никогда не думала, что такое возможно. Впервые в жизни она чувствовала себя элегантной и почти привлекательной, хотя такая мысль и казалась дочери преподобного Фарли греховной. Впечатление от ее изменившегося лица и прически усиливало нежно-зеленое платье, подчеркивающее цвет глаз. Оно немного осветляло немодный золотистый загар, появившийся от чрезмерного пребывания на свежем воздухе.

Леди Кейхилл и Амелия посадили Кейт на строгую диету из мятой клубники, чтобы освежить и очистить кожу, заставили принимать смягчающие масляно-молочные ванны и на несколько часов, пока Амелия читала Кейт, прикладывали к лицу кусочки сырой телятины. Плюс ко всему дважды в день ей делали примочки из ананасовой воды — для чистоты и красоты кожи и чтобы убрать морщинки; яичные и лимонные маски — чтобы осветлить ужасный загар; овсяные маски — чтобы придать щекам яркость.

Кейт смеялась и жаловалась, что ее заставляют чувствовать себя главным составляющим какого-то странного рагу, однако потом признала, что благодаря всем этим усилиям цвет ее лица улучшился. Но все же это была пустая трата хороших продуктов.

А затем настал черед покупок — самая страшная вакханалия из всех, как думала Кейт, но, по мнению ее наставниц, «дело крайней необходимости». Кейт старалась оставаться разумной и практичной, но девушке, у которой прежде имелось так мало возможностей потакать женскому легкомыслию во всем, что касалось нарядов, оказалось трудно противиться восторгу, охватывавшему при виде изысканных туалетов, которые леди Кейхилл и Амелия уговорили ее приобрести.