Итак, умна, воспитанна, прекрасно образованна. Чего еще желать дебютантке, вступающей во взрослую жизнь? Разве что как можно скорее отрешиться от детских иллюзий и веры в чудеса. Слишком уж они наивны и чисты, ее фантазии, что и понятно. Ведь Мона взрослела под монастырскими сводами, в атмосфере особой духовной любви и всеобщей благожелательности. Что, если высокая планка ее юношеских запросов, вечные поиски совершенства обернутся одними разочарованиями? Мир далеко не так идеален, как мы рисуем его в своем воображении.

Мона с громким стуком захлопнула крышку парты и, подойдя к окну, стала любоваться изумрудными лужайками и спортивными площадками, плавно сбегающими к реке. Издалека Сена казалась похожей на серебряную иглу, брошенную кем-то у самого подножия монастыря Сен-Клу. Сколько поколений монахинь сменилось в этой обители за ее многовековую историю! Сотни и сотни женщин затворялись здесь от мирской суеты, наслаждаясь покоем и тишиной, предаваясь неустанным молитвам. Неужели им не хотелось любви, славы, обычного человеческого счастья, наконец? Или как раз именно несчастная любовь и подвигла многих из них на добровольную изоляцию от мира? Ох уж этот мир, который ей еще только предстоит завоевать. А почему бы и нет? Она вполне готова схватиться с ним на равных.

Но вот бы хоть одним глазком заглянуть в собственное будущее! Что ее ждет впереди? Вереница однообразных, похожих друг на друга лет, в конце которой – неизбежная смерть, или же это будет головокружительный взлет к самым опасным и крутым вершинам, риск, захватывающие дух приключения? Пожалуй, этот вариант ей больше по душе. Все лучше, чем прозябать в болоте, затянутом зеленой тиной.

Послышался стук широко распахиваемой двери, и в комнату вбежала хорошенькая девушка. Она была в страшном возбуждении.

– Мона! Куда же ты пропала! Я тебя везде ищу!

Девушка ловко взлетела на парту и села, удобно устроив ноги на стуле. Да уж! Просто сесть на стул, как все люди, – это не для Сэлли Катс. Одно слово, американка. Легкий акцент, который, несмотря на все старания монастырских педагогов, так и остался у Сэлли, безошибочно выдавал в ней обитательницу Нового Света. Да и все в ее облике говорило о заокеанском происхождении. Волосы цвета спелой ржи в беспорядке рассыпались по плечам, воинственно вздернут кверху курносый носик, ярко-изумрудные глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц смотрят лукаво и дерзко, розовые губки капризно надуты. Какая же она хорошенькая, эта Сэлли Катс! Но именно с ней вечно случаются какие-то неприятности. Впрочем, при ее-то взбалмошности, чему удивляться? Тем не менее, в монастыре Сэлли – всеобщая любимица. Ее жизнерадостность и оптимизм невольно заражают всех окружающих, и на нее просто невозможно долго злиться.

Конечно, Сэлли была очень избалованным ребенком, ведь ее родители ошеломительно богаты и потакают дочери во всем. Но это совсем ее не испортило, и она выросла на удивление доброй и отзывчивой девушкой, всегда готовой прийти на помощь.

При всем несходстве характеров, Мона и Сэлли были неразлучны. Тихоня и послушница Мона, ведомая своей щедрой на выдумки подружкой, с легкостью превращалась в ее обществе в заправскую шалунью. Впрочем, надо отдать Моне должное, только она, единственная из всех обитательниц монастыря, могла вовремя остановить подругу, не дать ей совершить очередную экстравагантную выходку или опрометчивый поступок.

– Сэлли! – тихо промолвила Мона, не отворачивая головы от окна. – Тебе не грустно расставаться с монастырем?

– Немножко! Но ведь впереди нас ждет столько интересного! Балы, званые вечера, приемы, у нас с тобой появится куча кавалеров и поклонников. Папа специально снял в Лондоне шикарный особняк, в который мы переедем перед началом сезона. Ах, Мона! Мы с тобой прекрасно проведем время, вот увидишь!

– Не знаю, Сэлли. Ведь у тебя дома все по-другому. А я последний раз видела маму два года назад, и то мельком, в отеле «Ритц». А там же толпы людей, мы даже не сумели перекинуться парой слов. Она очень красивая. Но сможем ли мы найти общий язык, не знаю. И меня это очень беспокоит.

– А отец?

– Его я тоже почти не помню. Бабушка говорит, что он ужасно занят, работает дни и ночи напролет. Он – важный государственный деятель, член парламента. Вот и сидит в своем парламенте день и ночь, решает там какие-то политические вопросы. Бабушка рассказывала, что в молодости, когда папа только женился на маме, он был настоящим красавцем. Но денег у него почти не было. Зато теперь зарабатывает целую кучу. Правда, бабушка уверена, что своей головокружительной карьерой папа обязан исключительно маме. Ее уму и энергии. Словом, если бы мама его постоянно не подталкивала в спину, он бы так и прозябал в бедности. Я не совсем понимаю бабушку, если честно. Не знаю, кто там кого толкал, но в прошлом году папу возвели в рыцарское достоинство.

– Вот это да! – восхитилась Сэлли. – Но ведь у родителей твоей мамы тоже был титул?

– Да, дедушка был графом. А вот папа – из самой обычной дворянской семьи. Просто мистер без всяких титулов. Ах, Сэлли! Как ты думаешь, они будут рады моему возвращению?

– Что за глупости тебе лезут в голову, Мона. Конечно! Ведь они любят тебя. Хотя я на твоем месте спуску бы им не давала. Знаешь, как у нас в Америке говорят, если что не так, сразу бей под дых!

– Ну, и выраженьица у тебя, Сэлли! – рассмеялась Мона. – А на нормальном языке сказать можешь?

– Пожалуйста! Полагайся только на себя, всегда и во всем. И все у тебя будет о’кей. А начнешь прислушиваться к тому, что говорят другие, слушать, что тебе насоветуют всякие доброжелатели, добра не жди. Впрочем, тебе ли с твоей красотой бояться будущего! Не сомневаюсь, тебя ждет сногсшибательный успех в свете. Вон папа все время твердит, что у тебя не лицо, а лик, как у самой настоящей святой.

– Да, но при этом он как-то заметил, что сердце у меня дьявольское, – парировала Мона.

– Ах, господи! Да это же была просто шутка! Такие у моего папы шутки. Просто он имел в виду, что очень скоро ты станешь с дьявольской изобретательностью играть сердцами своих поклонников и уж точно разобьешь не одно сердце. Хотя я так не думаю. Ты у нас совсем не кокетка. В отличие от меня! А я вот просто жду не дождусь, когда мы, наконец, вырвемся из монастыря. Сначала повеселюсь всласть, а потом выйду замуж за какого-нибудь герцога.

– Ах, Сэлли! Как это по-американски! – укоризненно попеняла подруге Мона. – Ну что хорошего в браке с герцогом? Особенно в наши дни. Ты сразу же превратишься в объект всеобщего внимания. Люди станут отслеживать каждый твой шаг, ловить каждое слово, беспрестанно фотографировать. Ни минуты покоя. Нет уж! Увольте! Брак с обычным человеком кажется мне куда более привлекательным.

– Вот так всегда и бывает! – весело рассмеялась в ответ Сэлли. – Ты выйдешь замуж за герцога, потому что не хочешь этого. А мне достанется какой-нибудь «просто мистер». Мистер Браун, к примеру, или мистер Смит.

И Сэлли скорчила такую смешную гримасу, что Мона тоже не удержалась от смеха. Потом она отошла от окна, взяла со стола свои книги и тетради и направилась к дверям.

– Помоги мне, Сэлли, упаковать вещи.

– Вернее, просто сядь на чемодан сверху. Иначе я его ни за что не закрою.

– Пошли! – с готовностью подхватилась со своего места Сэлли. – Ой, подожди минутку! У тебя что-то выпало из книги. Кажется, это фотка!

Девушка подняла с пола фотографию и с любопытством стала разглядывать ее. На любительском снимке был запечатлен высокий молодой человек в костюме спортивного покроя из тонкой белой шерсти. Он сжимал в руке теннисную ракетку и весело щурился на солнце. Молодой человек был очень хорош собой, но что-то в выражении его глаз, в той непринужденности, с какой он позировал фотографу, подсказывало Сэлли, что он прекрасно осведомлен о том, какое неизгладимое впечатление производит на весь женский пол. Было в его лице и еще что-то настораживающее. Нечто неуловимое и не совсем понятное, так, неприятная мелочь, которая, тем не менее, бросалась в глаза и портила общую картину, разрушая привлекательный образ.

– Вот это да! Что это за красавчик такой, позволь поинтересоваться, моя дорогая Мона! Почему я ничего о нем не знаю?

– Это мой брат Чарльз. Он прислал мне эту фотографию еще в прошлом году. Я сунула ее в книгу, а потом целый год не могла найти. Иначе обязательно показала бы тебе.

– А когда ты его видела в последний раз? – продолжила допрос Сэлли.

– В прошлом году и видела. Во Флоренции. Я как раз гостила у бабушки, а Чарльз приехал навестить нас на пару деньков. Он был очень мил со мной, хотя вел себя крайне сдержанно. Наверное, просто отвык за годы, что мы прожили врозь. Или вообще не привык к тому, что у него есть младшая сестра. Уже завтра мы с братом встретимся снова. А скоро я и тебя с ним познакомлю. Тогда ты сможешь составить о нем собственное мнение. Слышишь? По-моему, звонят.

Девушки прислушались. Призывные звуки колокола извещали насельниц монастыря о вечерней молитве перед ужином.

Подружки опрометью бросились вниз по лестнице, бегом проскочили длинную галерею, соединяющую монастырь с часовней, и, прикрыв головы платками из тончайшего муслина, осторожно проскользнули в храм, пополнив ряды коленопреклоненных фигур.

Алтарь был ярко освещен десятками горящих свечей в позолоченных подсвечниках. Свет ламп, горящих в ризнице, падал на статую Девы Марии, красиво подсвечивая ее фигуру в обрамлении белых лилий на фоне тяжелых драпировок из темно-голубого бархата. Остальное пространство храма утопало в полумраке. Но сестры и их воспитанницы знали службу назубок, и им не было нужды заглядывать в молитвенники за подсказкой.

Из внутренних покоев появился священник, и тотчас же сестра Агнесса заиграла на органе. Музыка звучала негромко. Звуки поднимались ввысь и смешивались с благовониями, которые сладостными волнами обволакивали молящихся. Девушки пели слаженно и с неподдельным воодушевлением. Особенно прочувствованно прозвучали последние слова благодарения, Nunc dimities.