– Поцелуи на людях добавляют остроты, ведь ты знаешь, что не можешь перейти черту, и это распаляет еще сильнее. Когда попробуешь, сразу же поймешь меня, – подмигивает Амелия, я покрываюсь румянцем, а она смеется. – Ты покраснела, потому что вспомнила что-то подобное или потому что ни разу такое не пробовала?

– Скорее второе, – признаюсь я.

Она понимающе кивает, а у меня возникает такое ощущение, как будто Амелия меня жалеет.

– Твои волосы снова кучерявые, – замечает она.

– После того как ты их выпрямила, я ничего подобного не делала. К сожалению, не было на это времени.

Амелия опять кивает, догадываясь, что под фразой «не было времени» я имею в виду нападение.

Когда в кухню заходит Блейн, я чувствую, как мое тело оживает. Стоит ему посмотреть на меня, как кожа горит и на шее выступает испарина. Я изучаю его и хмурюсь, когда вижу, как он крепко держится за бок. Но мой немой вопрос остается без ответа, потому что Блейн поворачивается и идет наверх, давая мне понять, что я должна следовать за ним.

Извинившись перед Амелией и получив от нее понимающую улыбку, отставляю банку в сторону и бреду по лестнице на второй этаж. Блейн оставил дверь приоткрытой, и, как только я оказываюсь в спальне, комок воздуха застревает в моем горле, не позволяя нормально дышать.

Блейн слишком медленно и соблазнительно снимает куртку и кидает ее на кресло, после этого он не менее эротично стягивает темную футболку, что и вовсе лишает меня последних капель кислорода. Его взгляд устремлен на меня, я пытаюсь смотреть ему в лицо, но не могу удержаться и начинаю изучать его восхитительное тело.

Сильная краснота на боку выглядит не так привлекательно…

– Что случилось? – с беспокойством спрашиваю я, подходя к нему и дотрагиваясь до кровоподтека.

Он молча наблюдает за моей рукой.

– Блейн, отвечай! – требую я, беря двумя пальцами его за подбородок и заставляя смотреть мне в глаза.

– Моя мама не заболела, – спустя бесконечно долгую минуту сдается он. – Я встретился с Джезом. Эта сволочь напала на меня исподтишка.

Меня охватывает невероятно сильная злость на обоих.

– Зачем ты вообще пошел на эту встречу? Или благоразумие – это не про тебя? Думаешь, ты бессмертный?! Знаешь же лучше меня, что твой брат – законченный психопат, которому ничего не стоит кого-нибудь убить!

– Успокойся! – рычит Блейн, хватая меня за руку. – Я вызвал полицию, но он удрал. Я – не ты, и я не могу избегать родного брата. Не забывай, что моя мать тоже в опасности, Джез точно так же может ей навредить, как и любому из нас.

– Это не значит, что ты должен рисковать, забыть о собственной безопасности! Если он что-то с тобой сделает, твою маму некому будет защитить, это ты понимаешь? Надо было позвонить копам и отправить их на встречу с Джезом, а не ехать самому! – не могу угомониться я.

– Ты мне никто, не указывай, что я должен делать, а что – нет, – резко отвечает Блейн, и я стараюсь не упасть, потому что мои ноги подкашиваются от его слов.

Не позволяю себе заплакать и произношу медленно, четко выговаривая каждое слово:

– Если я тебе никто, то будь добр в следующий раз не забираться под мое одеяло, не целовать и не снимать с меня одежду.

Его лицо краснеет от ярости. Он шагает вперед, а я отступаю до тех пор, пока не врезаюсь поясницей в стол. Хватаюсь за него, как за спасательный круг. Блейн подходит вплотную, опирается руками на мои сжимающие край стола ладони. Он сильно надавливает на них, и я шиплю от боли.

Горячее дыхание опаляет мое ухо, когда он наклоняется, чтобы прошептать:

– Не помню, чтобы ты возражала против моих губ и ласк, салага, – и сразу же отстраняется.

Я потираю костяшки, которые сильно болят из-за Блейна, и смотрю на его спину, после чего вновь изучаю его бок.

– Надо намазать ушиб заживляющей мазью, – говорю я, одновременно подходя к парню.

Блейн не сопротивляется, когда я беру его за руку и веду в ванную комнату. Он послушно садится на край ванны и наблюдает за тем, как я достаю аптечку.

Поставив ящичек на столик рядом с раковиной, открываю и ищу крем. Щека горит из-за того, что Блейн пристально следит за моим лицом. Я борюсь с желанием посмотреть на него. Меня бросает в жар. Подобное происходит все чаще после нашего поцелуя. Я невольно дотрагиваюсь до груди сбоку. Я упоминала, что у меня есть шрамы. Дело в том, что левая часть груди покрыта рубцами. Но Блейн не трогал то место, в порыве страсти при приглушенном свете он ничего не заметил.

Губы пощипывает от воспоминаний той ночи. Я облизываю их кончиком языка, пытаясь отмахнуться от мысли, которая преследует меня с тех пор, как мы с Блейном встретились на кухне. Хочу поцеловать его снова. Но больше такой ошибки допускать нельзя. Я вообще не имею права подпускать Блейна близко, ведь он ясно дал понять, что я ничего не значу для него. Не буду врать, что его слова меня не обидели. В моем понимании, первый поцелуй – это нечто большее, чем просто соприкосновение губ. Я никогда не думала, что после первого поцелуя буду отвергнута в прямом смысле этого слова.

Я поворачиваюсь и встречаюсь с Блейном взглядом, но тут же переключаю внимание на ушиб. Не хочу смотреть ему в глаза, это плохо влияет на меня. Я касаюсь покрасневшей кожи, которая вскоре покроется синяками, и чувствую, как Блейн вздрагивает под моей ладонью. Мне пришлось немного наклониться, поэтому я ощущаю его дыхание на своей шее.

Я старательно обрабатываю ссадину, пытаясь не думать о навязчивых и пошлых мыслях. Мне не нужны ни его губы, ни его тело. Мы – запретный плод друг для друга. Надо постоянно об этом себе напоминать.

Отстранившись, я выдавливаю на кончик пальца еще немного крема и снова наклоняюсь. На мои бедра ложатся две крепкие руки. Я делаю глубокий вдох и замираю. Губы Блейна, дыхание которых по-прежнему опаляет мою кожу, подаются вперед и оставляют на шее крепкий поцелуй. Сначала Блейн просто сдвигает шарфик, который я ношу, чтобы никто не увидел засосы, а потом и вовсе его снимает.

– Хейли, – судорожно произносит Блейн мое имя, и я таю в его руках.

– Блейн, нельзя, перестань, – вяло сопротивляюсь я.

Страсть сильнее нас, и ничто не сможет развеять наше влечение друг к другу. Это влечение не только наших тел, но и душ, иначе Блейн не бывал бы изредка мил со мной.

– Не пытайся меня остановить. Это сильнее нас, – вторит он моим мыслям и больно впивается в шею, оставляя еще один засос.

Я вскрикиваю, мои ноги подкашиваются, мне безумно хорошо.

– Не смей прикасаться ко мне после того, как отверг, – рычу я, царапая его спину.

– Я не отверг тебя, а просто сказал не лезть туда, куда не просят. И что тебя это вообще никак не касается, – в ответ рявкает он, продолжая терроризировать мою шею сладостными, как сочное яблоко, губами.

– Никак не касается?! – со злостью кричу я. – Я пострадала от рук твоего брата, а значит, все, что между вами происходит, касается меня самым прямым образом!

Рыкнув, Блейн резко поднимается, мои ноги обвиваются вокруг его торса, и он припечатывает меня к стене. Я шиплю из-за ушибленной спины. Тюбик с кремом падает и катится под ванну, но на него нам обоим сейчас плевать.

Впившись в мою шею зубами, а потом облизав следы от них кончиком языка, Блейн хрипло смеется и шепчет мне на ухо так страстно, что я начинаю дрожать:

– Трахнуть бы тебя прямо сейчас.

Я молчу, замерев в ожидании.

– Уясни одну вещь, салага: когда я велю не совать свой нос в мои дела, ты должна заткнуться и послушаться.

– Уясни одну вещь, Телтфорд: я никогда никого не слушаюсь, кроме моей матери, – парирую я.

– Ты была марионеткой в руках Зака и Рамоны, – грубо напоминает он, сжимая рукой мои ягодицы.

– Ключевое слово «была», – отвечаю я и, оттолкнув парня, поправляю одежду, хватаю шарфик и вылетаю из ванной.

Если я способна на сочувствие и доброту, это не значит, что Блейн имеет право указывать мне, кого я должна слушаться и что должна делать! Моя жизнь долгое время зависела от людей, которых я считала семьей. Теперь я стала свободна и независима. Эту вещь Блейдан Телтфорд должен уяснить!

Оттенок двадцать второй

Блейн

Когда я остаюсь один в ванной, то еле сдерживаюсь, чтобы не побежать следом за Хейли и не проучить ее. Я еще никогда не видел ее такой, по крайней мере, пока она жила здесь. Сегодня Хейли показала себя с совершенно другой стороны. Дерзкая, сильная и чертовски сексуальная. Должен признать, ей очень идет гнев.

Вцепившись в раковину, смотрю на свое отражение, тяжело дыша. Мое тело еще помнит исходящее от девушки тепло. Ее запах по-прежнему окутывает ванную. Потираю и массирую шею, пытаясь обуздать свою плоть, которая подрагивает от возбуждения.

Очевидно, теперь я не смогу избегать или просто игнорировать Хейли. После нашего поцелуя я не могу прикасаться к чьим-либо еще губам, а уж поверьте, я пытался. Например, в университете, в тот день, когда мы с Хейли разговаривали в коридоре. На одной лекции я отпросился на пять минут и, как только оказался за пределами аудитории, встретил потрясающую блондинку. Но так и не поцеловал ее, потому что я – полнейший лузер. Эта маленькая брюнетка напрочь отбила у меня интерес к другим девчонкам.

Я хочу только Хейли. Врать не буду, она мне немного симпатична. Но я не могу сказать, что ослеплен ее красотой или изнемогаю от любви к ней. К салаге у меня чисто физическое влечение. Единственное, что я мечтаю сделать с ней – это увидеть, как она лежит подо мной, обнаженная и вспотевшая.

Трясу головой, пытаясь отделаться от назойливых, непристойных картинок. Меня бросает в жар. Я дышу еще тяжелее и никак не могу перестать думать о голой Хейли. Оттолкнувшись от раковины, запускаю руки в волосы и приваливаюсь к стене, съезжая по ней на пол. Чудодейственная мазь уже начинает действовать, и ушиб на боку болит не так сильно.