Закинув на плечо рюкзак, я выхожу из дома. Блейн, как и обещал, ждет меня в своем черном матовом «Мустанге»…

Что?! Откуда у него «Мустанг»? Я точно помню, что у него была обычная иномарка.

– Откуда эта тачка? – спрашиваю я, усаживаясь на кресло рядом с водителем и закидывая рюкзак назад.

– Стояла в гараже, – отвечает он.

– Твоя?

– Нет, наша общая с парнями. Мы пользуемся ею редко, только когда сильно куда-то спешим. Говори адрес. – Я диктую, а Блейн включает навигатор. – Теперь пристегнись и будь готова прокатиться с ветерком. Я включу музыку погромче, чтобы не слышать, как ты болтаешь. Я не настроен разговаривать.

Прежде чем я успеваю что-то сказать, он тянется к магнитоле и включает хорошо знакомую мне песню. Я ее ярый фанат, ведь это Anth и Конор Мейнард «HowItGo». Я улыбаюсь от того, как прекрасно звучит этот трек из колонок. Чувствую себя самой крутой, нам с Блейном не хватает только толстых цепей на шее, золотых колец на руках и черных очков с кепкой козырьком назад.

Никогда раньше мне не было так уютно с парнем, тем более не просто с парнем, а с тем, кого ненавидят мои друзья… Друзья? Я уже не уверена в таком статусе наших отношений, но мне так хочется продолжать называть их своей маленькой семьей. Я не могу смыть в унитаз столько лет нашей дружбы. А ведь сегодня ночью мы должны были рисовать. Пойдут ли они без меня? Смогу ли я продолжить любимое дело без них?

Внутри меня образовалась большая дыра, которую раньше заполняла теплая и уютная дружба. Улыбка тут же сползает с моего лица, а на глаза опять наворачиваются слезы. Я быстро вытираю их ладонями. Мне нельзя плакать, только не в присутствии Блейна. Хватило того, что он увидел вчера. Подобного больше никогда не должно повториться.

Неожиданно Блейн делает музыку тише и, кинув на меня взгляд, снова возвращается к дороге, говоря:

– Мне никуда не надо, поэтому я подожду и отвезу тебя обратно домой, идет?

– Не идет, – тут же отвечаю я. – В этом нет необходимости, я могу вызвать такси или позвонить тебе за полчаса до ухода. Тебе не надо сидеть и ждать, когда я наговорюсь с матерью. – И уж тем более тебе нельзя заподозрить, что с ее мозгом творится что-то неладное.

– Мне скучно, успокойся. – Хмыкнув, он добавляет: – Всегда мечтал познакомиться с чьей-нибудь мамой.

– Блейн… – Надо его отговорить, но он всячески меня перебивает.

– Я побуду с тобой, а теперь, пожалуйста, будь так добра, замолчи.

Я подчиняюсь, борясь с желанием схватиться за голову. Скоро произойдет ужасное, то, к чему я никак не готова. Нельзя позволить Блейну попасть в дом. Может, написать маме, что сегодня у меня не получится приехать, и попросить соседку посидеть с ней до вечера? Нет, это некрасиво по отношению к маме.

Никаких других идей нет. Я не смогу это остановить. Блейн встретится с моей матерью, но я всеми силами буду надеяться, что он не заметит ее безумия.

По пути мы заезжаем в магазин, и я покупаю продукты, пока Блейн ждет меня в машине. Мама, слава богу, не встречает нас на пороге. Хотя это уже не имеет значения, все мои попытки скрыть свой мир летят коту под хвост. Но, прежде чем выйти из автомобиля, я хватаюсь за последний кусочек надежды и интересуюсь:

– Будешь ждать меня в машине?

– Я похож на придурка? – почему-то спрашивает он, а я убираю руку с двери и вопросительно смотрю на него. Он цокает и закатывает глаза. – Я не съем твою маму, и она меня, уверен, тоже. Перестань париться.

Блейн выходит из машины, я в ужасе выбегаю вслед за ним и слышу сигнал блокируемой машины.

Сделав глубокий вздох, распахиваю входную дверь и тут же получаю пощечину от мамы.

– Ты серьезно?! – кричит она. – Я тебя так не воспитывала, Хейли!

Сначала я не понимаю, в чем дело, лицо горит, очень хочется приложить к нему лед. Мама не пожалела сил, а когда я осознаю, в чем причина ее гнева, сжимаю зубы. Она узнала, что меня выперли из общежития.

– Что это такое?! – продолжает она, кидая мне смятую бумажку.

Кажется, мать даже не замечает, что у нас гости. Блейн тем временем стоит сзади, и я не знаю, как он реагирует. Наверное, он в шоке.

В письме сказано, что меня выселили из общежития университета. Причины этого там тоже перечислены. Я прикрываю глаза, это самое ужасное, что могло случиться, а мне казалось, после Зака и Рамоны хуже уже не будет. Мать расстроена, а ей нельзя нервничать и расстраиваться.

– Я все объясню, – говорю я банальные слова, глядя в ее блестящие глаза.

– Наркотики, секс, алкоголь! Хейли, что с тобой не так? Как ты опустилась до такого? – не слыша меня, продолжает вопить она.

– Это все вранье, миссис Фейз, – спокойно говорит Блейн, все еще стоя за моей спиной. – Вашу дочь обвинили в том, чего на самом деле не было. Ее подставила соседка по комнате.

– А ты еще кто такой? – злобно спрашивает она, видимо, только заметив гостя. – Тот, с кем она спит?

– Мама! – восклицаю я, чуть ли не задыхаясь от возмущения.

Я должна успокоить ее, пока она не потеряла контроль.

– Даже если это и так, вас это не касается. Хейли двадцать два, и она не бегает по мужикам, не принимает наркотики и не распивает алкоголь. Хотите верьте, хотите – нет, но я всегда рядом и ни разу не видел, чтобы она сделала то, что написано на этом клочке бумаги.

– На найденных под матрасом вещах есть отпечатки пальцев моего ребенка! Ты, наверное, не только трахаешь мою дочь, но и заливаешь в ее горло алкоголь, вкалываешь наркотики и пичкаешь ее травкой и таблетками, да, дорогой?

– Мама, остановись! – грозно вскрикиваю я, и она переводит на меня свой яростный взгляд. – Меня подставили, и подставили жестоко. Ты веришь тому, что говорит эта бумажка, или родной дочери?

Ярость в ее глазах потухает, но отблески злости еще видны. Она смотрит на меня очень долго, затем резко разворачивается и уходит в кухню, бурча, что ждет нас обоих там. Разговор не закончен, это я знаю точно.

Я смотрю на Блейна, но избегаю контакта с его взглядом. Надо извиниться перед ним за не слишком теплый прием. Но слова застряли в горле.

Вдруг Блейн протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, которая все еще болит. В уголках моих глаз собираются слезы, которые я сдерживаю всеми силами. Я так хочу, чтобы мама поверила мне. Она должна знать – я никогда не причиню ей страданий.

– Сильно болит? – спрашивает Блейн совсем тихо. Я киваю.

– Прости за эту сцену, мне так неудобно. – Я закрываю лицо руками, но стыдно от этого меньше не становится.

– Да ладно, твою маму можно понять. Я бы тоже разозлился. Но… часто ли она поднимает на тебя руку?

– Нет, это впервые, – отвечаю я правду. – Ты все еще можешь уйти. – Пожалуйста, уезжай как можно подальше от этого дома.

– И пропустить целое представление? – хмыкает он, а я наконец-то поднимаю на него глаза. Он едва заметно улыбается. – Нет, спасибо. У вас есть попкорн?

Я легонько бью его кулаком в плечо и направляюсь в кухню. Мама сидит за столом, положив руки на деревянное покрытие. Увидев нас, она хмурится.

– Как тебя зовут? – спрашивает мама, пока я вытаскиваю продукты из рюкзака.

– Блейн.

– А полное имя?

Он озадаченно смотрит на меня, а потом на мать. Я уже хочу сказать, что это и есть его полное имя, как вдруг он говорит:

– Блейдан.

Я удивлена, что не слышала этого раньше. Посмотрев на парня, я возвращаюсь к продуктам. Мама задает ему множество вопросов, а потом бесстыдно заявляет, что он должен поклясться, что я не принимаю ни наркотики, ни алкоголь и если с кем-то и сплю, то только с ним. И каково же мое изумление, когда он клянется своей матерью и не опровергает последний факт. Мне хочется кинуть в него банан и заявить, что я ни с кем сексом не занимаюсь. Но я молчу. Сейчас мне действительно лучше помалкивать.

Кажется, сразу после клятвы Блейна мама успокаивается. На ее лице расцветает дружелюбная улыбка, но глаза по-прежнему холодны. Все не становится идеальным, но это лучше, чем ничего. Пока я готовлю обед, они с Блейном болтают о простых вещах, и если я не ошибаюсь, то парень даже не замечает, что у мамы немного не в порядке с головой. Пока он ничего не заподозрил, я могу дышать спокойно, но волнение, конечно, никуда не исчезает. Если Блейн узнает, то обязательно начнутся расспросы, как только мы сядем в «Мустанг». Обедаем мы молча, но словно одна семья. После мама, как всегда, выходит на веранду и усаживается в любимое кресло, чтобы полюбоваться садом. Я мою посуду, а Блейн убирает со стола. Неожиданно он дотрагивается до моего бедра рукой, и, когда я поворачиваю голову, наши носы соприкасаются – так близко он стоит. Я задерживаю дыхание, вбирая в легкие его потрясающий аромат.

Опустив взгляд на мои губы всего лишь на секунду, он сразу возвращается к моим глазам и произносит так, чтобы мама не услышала:

– Мне надо покурить.

– В гостиной есть еще одна дверь. Выйдешь на задний двор и можешь там покурить, – объясняю я, он кивает и удаляется.

Закончив с посудой, я выхожу к маме на веранду. Встав сзади кресла, я делаю ей массаж, несильно мну плечи, но чувствую, как она расслабляется.

– Я справляюсь? – негромко спрашивает она.

– С чем? – не понимаю я.

– Я вижу, как ты боишься, что он узнает о моем… недуге, поэтому пытаюсь быть нормальной мамой. У меня получается? Я ведь понятия не имею, как выгляжу со стороны.

Мое сердце окутывает тепло, а глаза уже в который раз за день наполняются слезами. Она старается ради меня, не хочет выдавать мой секрет… наш секрет. Пытается создать иллюзию, что мы обычная нью-йоркская семья, которая собирается на обед по выходным. Как жаль, что нельзя сказать правду, особенно когда это так необходимо. Порой ложь горше, чем правда.