Ульяна Соболева - Отшельник

Нависаю над ней сзади, слизывая вкус ее удовольствия со своих пальцев.

— Ты так красиво кончаешь, маленькая, так сочно… так сладко. Попробуй, какая ты на вкус, Надяяя.

И засунуть пальцы в ее рот, глядя, как обхватывает их губами. Провести языком по скулам, по подбородку, свободной рукой возвращаясь к ее груди. Сдавить сосок, перекатывая его между пальцами и одновременно трахая ее рот пальцами, и представляя, как скоро она будет готова принять меня там. Пристроившись сзади, толкаться в ее ягодицы, чувствуя, как разрывает от боли, от трения о ткань ширинки ноющей эрекцией. Расстегнул штаны, выпуская на волю член, изнывающий от адской боли, от дикого желания оказаться в ней, провёл по мокрой плоти, глухо застонав только от одного прикосновения к ней. Взять! Дико и жестко! Как хотел с первой же секунды, как увидел в своем доме. Это не просто боль… это уже агония. Оказаться в ней. Ощутить, что все это не гребаный сон. Да, бл*дь! Ворваться в ее тело! Заставить кричать от каждого толчка. Задрал наверх юбку, сорвал вниз на щиколотки трусики и стиснул пальцами белоснежные бедра, прижимаясь членом к голым ягодицам, наматывая ее волосы на руку, и через секунду рывком вошёл в нее, оттягивая голову назад, заставляя изогнуться ко мне и выпятить грудь с торчащими под блузкой сосками. Застонать, мучительно закатывая глаза, оказавшись в ее тесноте, выдохнув воздух сквозь зубы, когда мышцы лона туго обхватили мой член, принимая в себя.

Сделал первый толчок и тут же понесся вниз прямо в бездну своей одержимости по ней, сорвался с цепи, теряя контроль, чувствуя под руками мягкое тело, горячую кожу, слушая её стоны, её крики.

Удерживая одной рукой лицо развернутым к себе, жадно сжирая взглядом то, как она прикусывает губу, как закатываются от наслаждения её глаза, чувствуя, как мое тело прошибают один за другим электрические разряды от каждого толчка, от звука её сбившегося дыхания. Просунул руку между ее ног, отыскивая клитор, терзая его и вбиваясь резкими толчками по самые яйца, чувствуя, как она вздрагивает всем телом, приняв меня до упора, как под моей кожей вспыхивает болезненное удовольствие от каждого ее стона. Не способный сдержать рычание.

Только запахи наших тел и пота, только шлепки наших тел друг о друга, а внутри уже разливается горячей лавой напряжение, собирается в одну точку, чтобы закипеть, забурлить и выплеснуться наружу. Склонился к открытому рту Нади, впился губами в него, проталкивая язык, сплетая с ее языком, кусая его и ее губы. Рукой сминая груди, дразня соски. Такие твёрдые, такие тугие, и она всхлипывает каждый раз, когда я сжимаю их и прокручиваю между пальцами.

Ловлю губами ею вскрики, жадно слизываю свое имя с её губ. Я сошел с ума еще в первый раз, когда она прошептала его, содрогаясь в оргазме, и сейчас, когда сама не понимает, как стонет его так нежно, срывающимся голоском. По дрожи ее тела ощущаю, что она уже близко, слегка сжимает меня в преддверии оргазма, не отводя взгляда затуманенных глаз.

— Дааа, малышка. Смотри мне в глаза. Надя… смотри мне в глаза и кончай, срывайся, давай, — удерживая за горло, не прекращая двигаться, готовый кончить от того, как в ней стало тесно от сильных судорог, еще более сумасшедшие ощущения, еще глубже сильными толчками, а она сжимает меня так, что больно самому. Бьется в моих руках. Выдыхаю воздух сквозь стиснутые зубы, выходя из нее полностью, чтобы снова ворваться внутрь, быстрым движением, больше не жалея. Ощущая, слыша, как утробно воет внутри монстр, как звереет он, врываясь в нее все сильнее.

Удовольствие вырывается из горла собственными рваными стонами, рычанием, оно наконец вскипает, чтобы взорваться раскаленной лавой, по позвоночнику разряды в тысячи вольт. Первыми струями семени внутри ее тела, заливая изнутри и кусая ее затылок, с гортанными криками выплескивать в нее свое безумие.

Потом вытирать ее салфетками, одергивать юбку, смотреть в ее глаза и смеяться, когда она смущенно прикрывает их ресницами. Вцепилась в мою руку, когда мы вышли из кабинета, и не поднимает головы. А я привлек ее к себе в лифте и, глядя в блестящие глаза, наслаждаясь припухлостью истерзанных мною губ, сказал:

— Все, что происходит между нами, не стыдно, малышка. Это прекрасно, естественно. Я с ума схожу, когда ты показываешь мне, что хочешь меня.

— Там… люди… они могли слышать, как я…

Замялась… а меня просто подбрасывает от этой нежной наивности. От ее стыда, от смущения, которого не встречал практически никогда. Сейчас не модно. Сейчас каждая пытается показать — насколько опытная и искушенная в постели, а у меня при этом тикает счетчик — сколькие ее искушали и учили. Мужчине все же важно быть первым, важно знать, что только его, и плевать на времена, во все времена всегда одно и то же. Женщина теряет свою ценность пропорционально количеству покрывавших ее самцов. И это не опыт — это бл*дство и хождение по рукам.

— Как ты кричала подо мной? — и смеяться, когда она спрятала лицо у меня на груди.

Нет, я не сходил с ума от счастья, как должен был. Мне была чужда способность наслаждаться самыми лучшими моментами в моей жизни, потому что я привык к тому, что они кончаются. Всегда. И я жадно брал все, что она мне давала. Каждый раз, как последний, словно ошалевший.

Я погрузил нас обоих в кипящее масло безумия, в котором я вдирался в ее тело, где только мог. Я не считал дни, неет, я считал секунды. Не мог отпустить ситуацию. И ее не мог отпустить.

Мне казалось, что она не хочет уходить, что она перестала думать о том, чтобы сбежать от меня, и я боялся, что она узнает о моей лжи… ведь я уже довольно долго лгал ей. Впервые в своей жизни я кому-то лгал из страха потерять. Это было низко и ничтожно, но я не мог ничего с этим поделать. Приезжал из офиса, смотрел, как бросается мне на шею, зверел, когда терлась об меня своим телом, и брал ее везде, где только мог взять.

Первые дни она шептала мне в ухо, слабо отбиваясь и все равно целуя меня в ответ.

— У меня там все болит после вчерашнего.

— Где там? — подхватывая на руки и усаживая на край стола в библиотеке, где она что-то писала в своей тетрадке, пока меня не было.

— Там, — опускает взгляд.

А я зарываюсь головой между ее ног и зализываю ее «там», как голодный зверь, пока она не начинает кричать и просить еще.

— Там скоро привыкнет, — пристраиваясь между распахнутых ног и глядя, как вспыхивает молниями небо, когда я жадно вхожу в ее тело.

И забываю обо всем. Моя собственная нирвана ослепляет настолько, что мне становится наплевать на окружающий меня мир. Мой собственный сконцентрирован только на ней, и он сгорит на хрен, если с ней что-то случится.

Помню, увидел, как эта сумасшедшая вошла в вольер к ротвейлерам после того, как я их наказал и лишил еды за то, что кинулись на одного из охранников и выдрали из его ляжки кусок мяса.

Увидел из окна кабинета и в первые секунды застыл с сотовым у уха, глядя, как она отпирает дверцу, и чувствуя, как холодеет все мое тело. Я понимаю, что уже ни хрена не успею сделать. Что, едва она переступит порог, эти твари сожрут ее, они этому обучены, и нет никого, кто мог бы их остановить. Швыряю сотовый и как обезумевший несусь по коридору вниз, распахивая ударом ноги дверь черного хода, и задыхаясь останавливаюсь как вкопанный у вольера, глядя, как она гладит одного из моих монстров между ушами, а второй облизывает ее пальцы. Она кормит их с рук…. твою ж мать.

Схватил ее за шиворот дрожащими руками, выволок из вольера, рыча прямо в лицо:

— Тыыыыыыы!

— Они скулили. Мне стало их очень жалко. Они голодные. Ты когда-нибудь испытывал чувство голода?

И хлопает глазами, а у меня голос отнялся от ужаса. Я держу ее за плечи дрожащими руками и ни черта не могу сказать.

— Я давно их кормлю… твой охранник, он обижал их. На Фанни шрамы от ударов, а Росси худой, и у него выпирают позвонки. Они его наказали… они не виноваты. Они хотели есть… а он дразнил и бил их.

А я ушам своим не верю, что не так с этой девочкой? Или со мной что-то не так. Она вошла к этим людоедам и протягивала им с руки куски мяса, и никто из них ее не тронул. Я вспомнил, как в нашу первую встречу сам натравил их на нее, и рывком прижал ее к себе за голову, вдавливая в свою грудь, впиваясь в ее волосы пальцами обеих рук и чувствуя бешеное желание вдавить ее всю в себя, чтоб срослась со мной. Пиздец какой-то. Это что-то жуткое, то, что я чувствую к ней, что-то бешеное и невменяемое.

Потом я брал ее прямо там у ограды, возле вольера, подняв под колени и вдавливая в плиты забора, вдалбливаясь в нее на бешеной скорости, выплескивая ярость за то, что напугала меня, за то, что вдруг испытал самый отчаянный ужас за всю свою жизнь.

Мне всегда казалось, что моя жизнь была полной… на самом деле я и не жил до нее. И я думал, что никогда не смогу ее отпустить и расстаться с ней.

Все, что я с ней вообще думал, было равно нулю. Потому что я осознал, что люблю ее. Наверное, примерно так же человек понимает, что он смертельно болен.

Это было сумасшествие. Каждый мой день превратился в ослепительно яркое сумасшествие. Нет, это не был рай, это не был ад, это было какое-то особенное место, принадлежавшее только нам обоим. Я не знала, что испытываю к нему, не знала, какое название имеет та метаморфоза, которая произошла со мной за эти дни. Я не знала, сколько их прошло этих дней или ночей, они все слились в вереницу похоти и марево страсти. Я не представляла, что способна на это. Способна сходить с ума от желания, чтобы он ко мне прикоснулся. Иногда Роман доводил меня до такого состояния, что я была готова опуститься на колени и умолять дотронуться до меня. Он изучал меня вместе со мной. Настолько глубоко и основательно, что каждый раз я поражалась тому, что этот дьявол творил с моим телом и как выворачивал мои мозги.