Расхаживая перед квартирой Тони, я успокаиваю сам себя. Комбинация из бессонницы, энергетика и возможности того, что, вероятно, с Макс еще ничего не кончено, волнами колышется у меня венах.

Это как атомная бомба, движущаяся по вашей кровеносной системе. Вы просто посидите в сторонке и посмотрите, как она взорвется.

Я пялюсь на белую дверь его квартиры, желая, чтобы она просто, бл*дь, открылась.

Он сказал в 7:30. Я приехал рано. Какого хера так задерживаться? Вы ведь тоже хотите это знать, да? Вам ведь нравится этот парень! Позвоните ему! Напишите ему! Сделайте что-нибудь! Это ожидание…

Входная дверь открывается, и он выскальзывает в коридор, закрывая ее за собой.

Напомните мне быть милым с этим парнем, ради Макс.

Тони делает пару шагов и скрещивает руки на груди, будто охраняет вход в пещеру с жемчугом.

В данный момент, для меня так и есть.

— Ты появился.

— Появился, — нервно прочищая горло после момента тишины, я скольжу руками в карманы шорт. — Она еще здесь?

— Здесь.

Еще больше странной тишины.

Это еще хуже, чем когда я встретил мальца.

— Она спит, — снова произносит Тони.

Внезапно я чувствую, как все мое тело воспламеняется.

— В твоей гребаной постели?

— На моем диване. — Понимание успокаивает мое сердце, и жар курсирует по телу. — Давай я проясню для тебя, Келлар. Макс — мой друг. И все. Когда-то у меня были чувства к ней, но они исчезли в ту минуту, когда я увидел, что она чувствует к тебе. И единственная причина, по которой ты стоишь перед моим порогом, это потому что ты — та единственный человек во всем мире, который может остановить ее боль. Я делаю это не для тебя. Честно? Ты мне вообще не нравишься. Но Макс влюблена в тебя, а я сделаю все ради этой девушки. Так что я собираюсь разбудить ее и привести сюда, чтобы она поговорила с тобой, но хочешь дружеский совет?

Я вскидываю голову.

— Интересно, какой?

— Не облажайся.

— Какая часть из этого дружеская?

— Та, где мой кулак не впечатывается в твою морду, — слова повисают между нами на короткий момент, а затем он исчезает в квартире.

Я не знаю, быть впечатленным или благодарным. Так или иначе, он приведет ко мне Макс, и он прав. Я не могу облажаться. Это. Оно.

С тревогой я наблюдаю, как он открывает дверь. Тони выходит первым, за ним — Макс, одетая в ту же одежду, в которой была вчера вечером, только теперь ее волосы собраны в беспорядочный хвост на макушке. Она такая красивая. Такая чертовски красивая.

Тони указывает рукой в моем направлении. Я делаю шаг навстречу, и в этот момент она пятится назад к двери.

— Как, черт возьми, ты меня нашел?

— Я позвонил ему, — признание Тони рисует недоумение на ее лице.

Будучи другом, я тоже делал такое. После этого она обычно угрожает двинуть коленом по яйцам.

— Ты что?

— Я позвонил ему, — он остается непоколебимым, когда продолжает: — я сделал правильно. Ты несчастна без него. И я ненавижу это. Даже больше, чем просто ненавижу. Поэтому я позвонил ему и дал возможность приехать и разобраться с катастрофой, которая развернулась между вами. Но… посмотри на меня, Макс.

Его команда зарождает во мне семя зависти. Отмотай назад, Келлар. Сейчас не время. Ты сможешь доминировать над ней, когда все уладишь. Ты сможешь уладить.

— Если ты и вправду покончила с ним, я имею в виду, на сто десять процентов уверена, что это конец, значит, я буду уважать твое решение. Разворачивайся и возвращайся ко мне в квартиру, когда будешь готова. Но если не уверена… перестань хвататься за свою тюрьму недосказанности и сделай все правильно, — а затем продолжает, поворачиваясь ко мне, — у тебя только одна попытка, Келлар.

Тони возвращается назад в квартиру, оставляя меня и Макс стоять перед его дверью. Она скрещивает руки на животе, как и всегда делает, когда напугана, и я вижу впервые в жизни, сколько ущерба я нанес.

Можно ли все уладить? Стоит ли мне вообще пытаться? Вы правы. Конечно же, стоит.

— Чего ты хочешь, Келлар?

— Не называй меня так, — бурчу я голосом, который едва ли принадлежит мне. — Ты. Никогда. Меня. Так. Не. Называешь.

Его взгляд сверлит пол.

— Ты называешь меня «милый». Называешь «малыш». Ты называешь меня Логаном, — напоминаю я.

Слава Богу, ее взгляд поднимается ко мне.

— Зачем ты здесь?

— Ради тебя. Ради нас. Зачем же еще?

— Ты кристально ясно дал мне понять вчера, что бы между нами ни было, это было лишь шилом в мешке.

— Я не врал, Макс.

— Да ладно? — Она сильнее обхватывает свое тело. — Откуда мне знать, врал ли ты тогда, и не врешь ли ты сейчас?

— Может, поверишь мне?

— Поверить тебе? — я заслужил насмешку в ее тоне, но от этого все равно больно. — Ты хочешь, чтобы я поверила в херню, которая слетает с твоего языка, когда ты врешь мне каждый раз, как только у тебя есть шанс?

— Я еще не врал тебе!

— О, так я была всего лишь зарубкой на спинке твоей кровати?

— Тогда соврал! — раздражение снова начинает бурлить во мне. — И все. Это единственный раз, когда я соврал тебе, Макс.

— Да, конечно.

Я указываю пальцем на нее.

— В этом и проблема! Ты всегда предполагаешь что-то насчет меня!

— Я знаю тебя, Логан! — криком отвечает она. — Я знаю тебя лучше, чем ты, бл*дь, знаешь сам себя! Ты ешь желейных мишек только зимой, потому что медведи впадают в спячку в это время. Ты покупаешь только белые носки, потому что тебе слишком, черт возьми, лень разбирать их в день стирки. Ты ненавидишь мелодрамы, хотя рыдал на «Виноваты звезды».

Ударьте меня. Это был реально грустный фильм.

— Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой с первой ночи, когда ты рассказал мне, что твой отец оставил тебе рубец на шее размером с четвертак. Так что, да, Логан, я с уверенностью могу предположить некоторые вещи.

Делая глубокий вдох, я качаю головой.

— Но ты была неправа. Я не трахался направо и налево. Я не искал еще одну цыпочку для очередного быстрого секса. Единственный раз в своей жизни я пытался сделать что-то правильно, Макс! И я хочу сделать все правильно с тобой! Скажи мне! Скажи мне, как сделать все лучше? Как сделать все правильно?

Застигнутая врасплох, она содрогается:

— Я… я… я… я не знаю!

Чувствуя неловкость, я спрашиваю:

— Ты не знаешь? Что ты имеешь в виду под «я не знаю»? Ты пытаешься сказать мне, что нельзя ничего сделать?

— Я не говорила этого…

— Тогда что ты говоришь?

— Я не знаю, что сказать! Господи, как же в книгах все намного легче!

— Это то, что ты хочешь? Ты хочешь, чтобы я сказал какую-то сопливую и заводящую хрень, которую они используют в тех тупых книгах, которые ты читаешь?

Превратившись из грустной в разъяренную, она топает ногой:

— Да!

— Хорошо! — я надвигаюсь на нее всем телом, заставляя ее пятиться назад к двери. Глядя в ее глаза, я признаюсь. — Макс… ты вся моя жизнь. Моя первая мысль по утрам — о тебе. Неважно, один я или со мной в постели есть кто-то еще, мой день начинается и заканчивается с тебя. Так было всегда, и, черт, скорее всего, так и будет всегда. Я всю свою жизнь живу для тебя. Я дышу для тебя, Макс. Я делаю очередной вдох, чтобы тебе не пришлось проживать свой следующий день без меня. Чтобы я мог защитить тебя. Чтобы мог заставить тебя улыбаться. Чтобы тебе никогда не пришлось жить одной. Я не мог понять, что, черт побери, со мной случилось. Я могу бы умереть завтра, и единственная причина, по которой я не захочу, это потому что у тебя не будет меня. Потому что ты не сможешь обнимать меня во время грозы. Потому что у тебя не будет моих пальцев, которыми я бы проводил по твоим волосам, когда воспоминания о твоем отце возвращаются из ниоткуда и их становится слишком много. Потому что у тебя не будет меня, чтобы убедить тебя, что ничего плохого не сможет тебя сломить. Я живу и дышу ради тебя, Макс.

Ее нижняя губа дрожит, и я расслабляю плечи:

— Сейчас, если ты решишь, что это, и правда, конец, значит, я пойму. Но услышь меня, когда я говорю, что неважно, что ты решишь, я не перестану преследовать тебя. Я буду преследовать тебя, пока не начну передвигаться с ходунками, и какой-то сопливый студентик не начнет менять мне подгузники. Я стану зачинщиком драки в доме престарелых, если это будет означать, что я смогу дышать для тебя еще хоть одно мгновение.

Не думайте, что я не смогу надрать кому-то задницу, даже когда мне стукнет семьдесят пять.

Заправляя выбившуюся прядь волос ей за ухо, я продолжаю искренне:

— Прости меня, Макс. Я имею в виду, по-настоящему прости. Не только за то, что облажался в этот раз, а за все то время, когда меня не было рядом с тобой, хотя это было все, чего ты хотела. Прости за то, что отвернулся от тебя, когда мне всего-навсего лишь нужно было сказать «да». Прости меня за все, малышка. Ты нужна мне…

— Ты тоже мне нужен, — хрипит она и решительно набрасывается губами на мои губы.

Бл*дь, да!

С тихим стоном я толкаю ее к двери и позволяю ее языку, который тянется к моему, готовому умолять о прощении снова и снова, протолкнуться между моих губ. Ее пальцы запутываются у меня в волосах, притягивая меня ближе и ближе к ней. Туда, где — я знаю — находится мое гребаное место.

Пожалуйста, скажите мне, что вы настолько же счастливы, как и я сейчас. Вы ведь никогда не сомневались во мне, так ведь? Вы знали, что я смогу разгрести это дерьмо. Спасибо за веру в меня. Я ценю это. А теперь вернемся к поцелую…