Реветь хотелось еще от напряжения, и возбуждения, в конце концов. Десять минут ее трогал мужчина, стоял почти вплотную. Такого не случалось очень давно, если не принимать во внимание танец на новогоднем вечере в институте с молодым преподавателем испанского. Путаясь в руках, ногах, словах и окончаниях, пригласил Наташу на танец.

Под перепевку «Осенних листьев» Пугачевой – любимой песни ректора Маргариты Самуиловны – вокруг летали вальсирующие пары. Сама она, всегда напоминавшая Наташе Софью Кюри, страшненькая, но элегантная умная женщина, самозабвенно и легко танцевала с мужем, вызывая искреннюю белую зависть. Потому что, перетаптываясь с ноги на ногу, чувствуя худенькие ручонки двадцатипятилетнего юноши на талии, сложно заявить «я танцую с мужчиной».

После танца Наташа выпила два бокала шампанского и сама уже пригласила «племя младое и незнакомое» во второй раз на глазах у всех потоптаться в обнимку. Целью являлось одно, провести эксперимент: если шампанское ударило в голову, может, проснется женщина? Но, как видно, в случае с «испанцем» Наташина «секси-вумен» предпочла вздремнуть.

Лариса вызвала такси, поругавшись с диспетчером. Талант – на пустом месте устраивать скандал. Наташа вдруг отчетливо поняла, не хочет уезжать домой, в пустую квартиру, а хочет вернуться обратно, найти этого Сашу и пусть пьяный, пусть какой угодно, снова держит за локти и говорит… да хоть скороговорки! Бред… забыть поскорее, подсказывал разум, но руки ломило от желания вновь почувствовать прикосновения. В медицине есть такое понятие: фантомные боли. Когда ногу или руку ампутировали, а человек продолжает чувствовать, и отсутствующая конечность может даже болеть.

Отличное определение произошедшему: всего лишь фантом мужчины, который мог быть рядом. Мираж. Значит надо забыть поскорее, стряхнуть наваждение и домой, в спасительный реальный оазис.

– Наташ, есть жвачка? – Лариса, как видно, извиняться не собиралась.

– Это все, что ты хочешь сказать? – Наташа протянула «Орбит».

– У тебя только мятный? – Лариска «включила дурочку», поговорить сейчас не удастся. – Давай зайдем вовнутрь, холодно ужасно. Там подождем.

Когда снова вернулись в «The Hat», наматывая нервы на смычок, отчаянно рыдала скрипка. Показалось, в толпе мелькнул Сашин затылок. Бросив Ларису, ретировалась в туалет, в кабинке закрыла дверь и навалилась спиной, как будто кто-нибудь мог догнать и взломать. Если можно щелкнуть пальцами: раз! И в секунду оказаться дома! Самое ужасное сейчас – встретить Сашу вновь. От мысли, что может натолкнуться на него, выходя к такси, похолодела до кончиков волос. Один из немногих мужчин, от которого после нескольких минут общения «в животе полетели бабочки». Наташа чувствовала себя победительницей на соревнованиях среди женщин по количеству неудачных свиданий. Саша, несомненно, – Гран при.

Казалось бы, так просто сказать человеку, что он очень нравится тебе? Как в детстве, подходишь к мальчику: «Давай дружить, как зовут?». И все счастливы. Но это в детстве. А взрослые сначала придумают в умной голове всевозможные варианты, доведут до абсурда, услышат внутренним ухом насмешку и остывают, так и не сказав. Конечно, можно просто так признаться в симпатии, но лишь в том случае, когда человек по большому счету безразличен или просто хороший знакомый. А если примешивается хоть чуть-чуть страсти, вожделения, не дай бог, любви! Все приобретает совершенно другой смысл. Этому даже придумали красивое объяснение: «обнажить душу».

Наташа с мощным эхом по подъезду захлопнула дверь в квартиру. Потом повернулась и со злостью закрылась на все замки, на которые только получилось. Даже подергала старую сломанную задвижку, прикрученную папой лет тридцать назад.

Возвращаясь домой в такси, сидела, отвернувшись в окно. Лариса, зная, что может попасть под горячую руку, молчала, как будто воды в рот набрала. Больше похоже на предательство! Измену многолетней дружбе, чем на участие в судьбе подруги. Меньше всего такого ожидала от Ларисы. Все чаще Наташа замечала, что ее одиночество становится неприятной проблемой для окружающих. Коллеги, собираясь на неформальный выезд на природу, могли не позвать с собой. Все едут парами, а ее надо будет развлекать. Вариант, что Наташа могла сидеть одна или гулять вдали от основной тусовки, всех напрягал: «Ты обиделась? Что случилось? Почему ты ушла?» Конечно же знакомые доброжелательно пытались свести с мужчинами, ничего хорошего из этого никогда не получалось. Сегодняшний случай – не исключение, а подтверждение правила. Нельзя влюбиться по чьему-то желанию. Химия не возникает из потребности человека иметь пару.

Общество считает, что женщина без мужчины в обществе считается бесполезной единицей, да что там – круглый социальный ноль. И, несмотря на множество поводов для общения, которые дает двадцать первый век: кафе, концерты, социальные сети, всевозможные клубы по интересам, возможность путешествовать и общаться с кем угодно, – одиноких по-прежнему очень много. Помимо всех благ, цивилизация вырастила монстра – феминисток. Они уравняли женщин в силе и желаниях с мужским полом и отняли достоинства – женственность и беззащитность. Все, что сейчас происходит – результат цепной реакции, падает одна «доминошка», роняет другую. Упали все. Красиво, но упали.

Если пробежаться по знакомым, то только процентов тридцать «глубоко замужем», а остальные либо в разводе, либо просто одни. Всегда. Значит должно быть и много мужчин без пары? Но таких практически нет. Или они не подают виду и рассказывают сказки про насыщенную личную жизнь: «Была одна… да мы расстались, сейчас с другой». Промежутка на одиночество не бывает. Их никто не стремится срочно женить, втайне многие завидуют управляемой свободе. Но если девушке стукнуло двадцать четыре, и она не обзавелась парнем, все начинают жалеть и пристраивать. «В хорошие руки…»

В темных комнатах никто не ждал. Не очень-то выгодно рождаться поздним ребенком. Родители решили завести Наташу в сознательном возрасте, уже под сорок. Она росла очень спокойным и серьезным ребенком, поздней любимой игрушкой, принцессой для всех. Папа ласково называл: «Моя лебединая песня». Но в то же время, внимание взрослых сосредотачивалось на брате Сергее, который на пятнадцать лет старше Наташи. Надо выучить, женить, обеспечить жильем. Родители делали все возможное в нищие восьмидесятые, тянули как могли.

Похоронив десять лет назад папу, а потом через пять – маму, с остались с братом одни. У него крепкая семья, небольшая квартира почти в центре Москвы, стабильный бизнес, у Наташи так и ничего не сложилось, жизнь особо ничем и не наполнилась, самые яркие моменты и победы – работа, институт, студенты. Старалась поменьше обращаться к Сергею за помощью, хочется казаться самостоятельной. Но вот в такие моменты, когда душа и разум в смятении, так важно, чтобы рядом оказался близкий человек. Звонить Сергуне в час ночи – глупость. По-прежнему к ней относился как к маленькой девчонке, журил за поступки, как это делал бы папа слово в слово. Именно в том, что Наташа – Тата, как называла вся семья, – так и «не выросла», ничего «не хочет добиваться», видел причину ее одиночества. Да и что рассказывать? Обидела лучшая подруга? Или разозлилась на весь мир и мужиков? Сама до конца не разобралась…

* * *

Утром, Наташа, медленно выходя из сонного оцепенения, поняла, что уснула, даже не переодевшись и не расправив постель. Так и проспала всю ночь, завернувшись в покрывало, которым заправлена кровать..

Душ, кофе, бутерброд с сыром, халат в горошек, бабушкины носки вернули в реальность. Первое, что сделала – дозвонилась до ближайшей парикмахерской и отправилась приводить себя в порядок.

От вчерашнего вечера остался на душе неприятный осадок. Похоже на то, когда после ангины начинаешь выздоравливать, но в горле иногда скребет. Воспоминания всплывали яркими цветными открытками, вызывая острые приступы досады и сожаления, но Наташа гнала прочь, не чувствуя готовности анализировать.

Одно возвращалось чаще других: Сашины руки… Непонятно, на каком уровне подсознания надо провести генеральную уборку, чтобы уничтожить физическое ощущение тепла его ладоней.

Сидя в кресле с нанесенной на волосы краской, доходя «до кондиции», расслабленно слушала болтовню парикмахерши с посетительницей. Молодящаяся женщина лет пятидесяти рассказывала про сына. Избалованный двадцатилетний Денис достался в руки девушке старше на 3 года. «Молодец, девчонка, хорошо готовит, а то он что попало есть не станет. Я вообще его расповадила. Пупсик спит сладко, а я, перед тем, как разбудить, пяточки маленькие, глажу, целую, носочки теплые одену, чтобы ножки не застудил, когда по холодному полу пойдет. Так представьте, девочка тоже ему ноги гладит, носки одевает. Дениска рассказывает, а меня смех разбирает! Как представлю волосатые ласты сорок четвертого размера, торчащие из-под одеяла!» Все женщины в салоне одобрительно засмеялись, даже послышалось: «Молодец, и правда, хорошая жена будет сыну». Наташа почему-то представила, что в кровати лежит вчерашний новый знакомый Саша, а она одевает ему бабушкины шерстяные носки. Сумасшедший дом какой-то! Неужели она одна, среди всех присутствующих в салоне, если ее не читать, то восемь человек, думает, что это ни фига не умилительно, а ужасно?! Да что там, унизительно! Позволять любимой женщине превращаться в свою мать.

В кармане зазвонил телефон, номер незнакомый. Брать не хотелось, но могло быть предложение заняться репетиторством. Периодически давала объявления, лишние деньги не помешают. В следующую секунду на нее вылили не ведро, а целую цистерну ледяной воды:

– Наталья, здравствуйте. Это Александр, знакомый Ларисы. Мы вчера в баре пообщались… не совсем удачно… Вы меня помните?

Первым родилось отчаянное желание выключить телефон, потому что не знала, как ответить. «Не просто помню, а только и думаю о тебе каждую секунду», – вот так? А что такого? Ведь это правда…

До этой минуты удавалось оставаться более-менее спокойной, не рефлексировать по поводу вчерашней сумбурной встречи. Есть такая буква в алфавите: самоедство. Зная тайный грешок укусить себя побольнее, подавляла желание проанализировать, рассмотреть с разных сторон, разобраться в произошедшем, в конце концов. Все равно виноватой сделала бы себя…