Усмехнулась, вспомнив «Коммунальную трагедию». Ко всем революционно настроенным обывателям она относилась скептически и с осторожностью. Не принимала на веру жаркие призывы, хотя целиком и полностью разделяла мнение о необходимости перемен и искренне желала, чтобы кто-нибудь нашел этот действенный способ не изменить себе, принципам, морали, в конце концов. И, одновременно, перестать бояться менять будущее. Но, как будто специально, лидеры протестного движения, кроме «прогулок» предложить ничего не могли. Наташа приняла участие в одном марше. Держала белый шарик в руках и привязала белую ленточку к пуговице. Честно-пречестно прошла по запланированному маршруту, выслушала всех, улыбалась как победитель… А чувство отдаленности от возможности хоть что-то изменить не пропало, а наоборот усилилось. Наверное, поэтому «Марши миллионов» все больше становятся традиционным мероприятием, и на деле под таким названием проходят мирные прогулки очень милых, образованных людей. На какой-то момент приятно очутиться среди себе подобных, видеть светлые лица, но что-то внутри сжимается от ощущения безнадежности и бессмысленности происходящего.

Большая перемена заканчивалась, но на кафедре бурное обсуждение перерастало в практически сражение: по мановению руки (или языка?) оратора, слишком уж болтлив оказался парень, присутствующие разделились на два лагеря: сторонники и противники Pussy Riot. Вот это уже слишком. Есть же правило, нельзя говорить с малознакомыми людьми о религии и политике, никогда не узнаешь, кто и какой точки зрения придерживается, в любом случае скандал обеспечен. Вот и сейчас столкнулись «лед и пламень», смешались сразу две запретные темы. Хитрый ход со стороны властей: используя средства массовой информации заставить людей об этом говорить, спорить на кухнях, в курилках. Сколько людей, столько и мнений, так ведь? Осталось только подождать: пока идет процесс, пускай все перессорятся, а потом вынести решение суда. И, наверняка, многие с ним согласятся. Накопится раздражение от обилия информации, споров, внутреннего несогласия, любой финал истории будет долгожданным облегчением. Освобождением: «Можно не думать…»

Наташа поняла, что рискует застрять надолго, решительно раздвинула коллег «Извините, позвольте пройти…» и проложила путь к своей полке в шкафу. Собирая необходимое для семинара, спиной почувствовала чью-то близость. Повернувшись, нос к носу столкнулась с Борисом, преподавателем истории. Клетчатый пиджак как у булгаковского Коровина, вечно всклокоченные редеющие волосы, на этом сходство заканчивалось, Борис не по образу упитан и коренаст, всего лишь на полголовы выше Наташи. Его знал в институте каждый, потому что он возникал как из-под земли, говорливый и умный, и пленял редким в наше время даром: помогал всем просто так. Надо передвинуть мебель, сделать ремонт в кабинете, закупить профсоюзные подарки – зовут Борю, не откажет. Как-то одна дама похвасталась тем, что оставила маленькую дочь с ним, пока ходила на свидание с новым ухажером, которому не надо слышать про ребенка «до поры-до времени». С точки зрения Наташи это не могло расцениваться как дар свыше, такое поведение делает Борю уязвимым и глупым. Как можно не понимать того, что видя, насколько ты безотказен, окружающие начинают пользоваться ?! Ты – этого не замечаешь, значит, тебе все равно и моя совесть может спать спокойно. Наташа ни разу к Боре не обращалась за помощью, во-первых – нет повода, во-вторых – искренне жаль его. Считала, что добрые поступки «направо и налево» –от внутренней боязни оказаться ненужным никому человеком, от страха одиночества. Все обладают какими-то уникальными знаниями, либо умениями. Иногда готовы предложить помощь, но нужно четко понимать, зачем и кем это предлагается. Монополия «доброты и помощи» бывает очень даже полезна, таким образом можно управлять людьми и защищать себя от подобных манипуляций. От чего и от кого защищался Борис? Кем хотел управлять? Самим собой? Одинокий, невзрачный, безотказный вечный холостяк.

Борис, как только поймал взгляд Наташи, заторопился, смущаясь на каждом слове:

– Наталья, Вы же в сорок третий кабинет идете на занятия, да?

– Да, именно туда. А что?

– Нет-нет, просто нам по пути, можно Вас проводить?

– Да пожалуйста, – Наташа улыбнулась и пожала плечами.

Поговорив ни о чем, Борис неожиданно пригласил погулять вечером и, возможно, поужинать. Наташа, не раздумывая, согласилась. Такую поспешность легко оправдала: Борис, для завершения дня, в котором ничего примечательно случиться не должно, будет неплохим собеседником. Да и вообще, надо с реальными мужчинами, которым нравишься, встречаться, а не сохнуть по неприступному равнодушному юристу с проблемой вместо «достоинства». Договорились встретиться на Сенной площади у метро, прогуляться, пока ноги выдержат, пообщаться, а потом найти приличное кафе и продолжить беседу за ужином.

Как только Наташа заметила Борю сквозь мельтешащую толпу, первое, что пришло в голову – развернуться и уйти прочь. Случилось то, чего Наташа больше всего боялась и не хотела: Боря пришел с цветами, нежными бело-сиреневыми хризантемами. Каждый раз, когда видела парочки глубоко за тридцать или даже за сорок с букетами, отводила глаза. Доставшаяся от родителей традиция – дарить на свидании светы, выдавала в первую очередь неискушенность в вопросах любви и отношений. Вот теперь пришел ее черед. Под расстрельными взорами прохожих тащить всю прогулку дурацкие цветы, изображая умиление. Начала замедлять шаги, стреляя глазами по сторонам в поисках отступного пути, но неожиданно поняла, что не хочет возвращаться в пустую квартиру, опять сидеть около компьютера, пытаясь поймать в Интернете что-нибудь псевдополезное и псевдоинтересное, убивая время до сна. Сейчас абсолютно живой, из плоти и крови мужчина вертит судорожно головенкой, разглядывая каждого прохожего. И ждет не кого-нибудь, а Наташу. А не зажрались Вы, девица-некрасавица? Кто сказал, что отношения так не могут начинаться? Все по правилам, не в переулке пристал, пригласил вежливо, цветы купил, ждет, хотя она и опаздывает уже на десять минут. Ищи жениха не в хороводе, а в огороде – пожалуйста, коллега желает познакомиться поближе. На сто процентов гарантировано отсутствие перегара и ненормативной лексики. Все просто идеально, не так, как с Сашей. Шире шаг, Наталья Алексеевна, на свидание!

Подходя, натянула радостную улыбку и удивленно помахала бровями, принимая цветы, агрессивно шуршащие дешевой упаковкой. Пока говорила «Спасибо», отметила, что Боря чем-то напоминал свой букет, такой же умилительно дешевый. Нежно русый пушок на голове, перебираемый ветром, румянец во все щеки от волнения, сияющие глаза, этакий начинающий рыцарь, но не в сияющих доспехах, а в черных брюках из прошлого века и светлой ветровке с китайской надписью на рукаве.

Раздражение, поднимавшееся мелкими фонтанчиками, относительно быстро улеглось, когда Наташа увидела, с каким обожанием Боря на нее смотрит. Как взволнованно повторяет несколько раз, что очень рад их встрече в «неформальной, так-скать, обстановке». Приятно нежиться в восхищении своей скромной персоной. Позволила вольность кокетливо взять под руку, и с удовлетворением отметила, как дрогнул его голос, и как Боря заволновался, подстраивая шаги под Наташины. Давно забытое чувство – быть в центре внимания.

Общих тем для разговора еще не нажито, поэтому после приветственно-дежурных фраз, Боря с умным видом начал интересоваться Наташиным мнением по поводу происходившего сегодня на кафедре. Опять где-то предательски булькнул фонтанчик досады на Бориса. Не чувствуя особого доверия к искренности внимания к поднимаемой теме, старательно отшучивалась понимая, что все это для того, чтобы растрясти воздух и сделать начало свидания оживленным.

– Наташ, мы с Вами присутствовали сегодня на исторически значимом диспуте на Вашей кафедре. Не так ли?

– Историческую значимость я бы поставила под сомнение… – Если надо что-то говорить, пусть это будет то, что на самом деле думает, а не вежливые «ух ты» и «что вы говорите, ну надо же?!».

Борис заторопился с пояснениями, захлебываясь в словах:

– Ну да, простите, может, преувеличиваю, что не позволительно историку, но именно так раньше начинались великие революции. В стенах учебных заведений двух столиц России! Преподаватели несли свежие мысли студентам, а те уже в массы, а не наоборот, как считалось раньше! Вы сегодня присутствовали, значит Вам не все равно, вот скажите, что Вы лично можете изменить в России?

Господи, причем здесь я? Всего лишь зашла за учебником.

– Нашу беседу, Борис, – Наташа лукаво глянула на него, – например, попросить не называть меня на «вы», а то кажется, что меня «два человека». Давай по-простому, а? Как ТЫ на это смотришь?

Про себя отметила, что это уже от Саши переняла. Раньше не заметила бы, так бы и «выкали» все свидание друг другу, пытаясь подчеркнуть интеллигентность и воспитанность, как отличительные особенности.

– На ты? Я? С удовольствием. Так, действительно, будет легче общаться. И все же вернусь к теме: вот что ты, Наташ, можешь изменить вокруг себя?

– Ничего не могу, – «Кажется, я выгляжу слишком легкомысленной» – подумалось, но вслух сказалось: – Все изменения не будут длиться дольше моей прихоти, а значит это не перемены, так, баловство.

– Не ожидал! – С удивлением воскликнул Боря, – Я думал вы, то есть ты серьезно к этому относишься. Ведь там, на кафедре, подошел, потому что увидел, как ты живо реагируешь. Меня, как историка интересует мнение простых обывателей относительно происходящих на государственном уровне событий. Есть такой метод исторического анализа: по реакции простых людей определять ценность происходящего в истории и дальнейшую перспективу развития. Я очень хочу отследить такой момент и принять участие именно в том, что может увековечить мое имя.

Вот что-что, в желании заполучить кусочек мировой славы, меньше всего можно подозревать Бориса. Наташа немного оторопела от пылкого монолога. Начала лихорадочно вспоминать, какую такую «живую реакцию на оратора» выпустила в массовое употребление: