А Андрей… Ах, да что — Андрей?! Она не нуждается больше в его внимании. Пусть будет счастлив — похоже, это ему ничего не будет стоить. Надо же, а! Каков подлец! Она с ума сходила, думала о нем, разговаривала со звездочками, искала заветную Альдемарину, бредила по ночам. Ровность и ненависть в который раз обожгли Леночкино сердце, она вцепилась в рукав Марка и, вспыхнув, вполне искренне прижалась к его плечу.

— Пойдем. Я, пожалуй, выпила бы какого-нибудь вина.

Хлопнула дверца машины, заурчал мотор, и, как на катере, рассекая лужи, они поехали в сторону центра.


До конца марта Марк неотступно следовал за Леночкой. Где-то проворачивались его дела, но, видимо, без должного руководства они стали давать сбои. Леночка не соглашалась сопровождать его в поездках. Во-первых, работа на радио занимала большую часть ее жизни. Во-вторых, решив отыскать отца, она вплотную занялась этим вопросом, восстанавливая свои старые связи, ища концы, за которые можно было бы уцепиться, разыскивая соседей, которые некогда жили в доме рядом с нею и ее матерью.

Наина Федоровна давно покинула Москву, уехав с мужем на его родину в Прибалтику. Зачем они поехали в Прибалтику, было не совсем понятно. Сколько русских людей уезжало оттуда, ища защиты в своем отечестве, Леночка знала не понаслышке. Каждый день на радио приходили письма, и после каждого из них, полного горечи, разочарования, боли, Леночка долго не могла прийти в себя. Но человеку на то и даны ноги, чтобы в отличие от дерева перемещаться по земле. Человек ищет где лучше. Леночка усмехнулась, спускаясь по лестнице бывшего своего подъезда. На мгновение она замерла перед выцветшей от времени, процарапанной на стене надписью. Что-то сжалось в ее сердце, какие-то смутные воспоминания заставили ее вздрогнуть. «Лена + Гена = ЛЮБОВЬ». Слово «Любовь» уже с трудом можно было прочитать, но в голове отчетливо всплыл образ вихрастого Генки Столярова. И тут же, немного сбоку, Леночка увидела приписку Мишки Шухаева: «Любовь до гроба — дураки оба».

Та же обычная, как во всех подъездах этого района, зеленоватая масляная краска, те же беленые потолки. Как получилось, что надписи сохранились на стене? Почему их не смыло волной времени? Почему не закрасили, не забелили? В конце концов, почему последующие поколения не внесли разнообразия в тексты?

Леночка стремглав побежала на верхний этаж и позвонила в квартиру, где некогда жил Мишка. Сердце бешено колотилось, она еле дышала и прижимала руку к груди, когда стояла возле Мишкиной двери. Вспомнит? Не вспомнит? Конечно, не вспомнит! Как же он может вспомнить ее через столько лет? Она вскинула голову, стараясь побыстрее успокоить сбившееся дыхание, глубоко вздохнула и, улыбнувшись, нажала на кнопку звонка.

Леночка наблюдала за удивленно сузившимися глазами молодого человека, который открыл дверь и стоял перед нею в темно-синем с белыми полосками через грудь спортивном костюме. Толстячок Мишка, ее тайный воздыхатель, первый противник Столярова в уличных драках.

— Привет, — произнесла она, так и не дождавшись, что он скажет первое слово.

— Здравствуйте, — проговорил он нерешительно, все еще внимательно и удивленно изучая девушку, которая стояла перед ним. — Не может быть! — Боже, какое это было удовольствие — наблюдать за его лицом. Как оно расправляется, как увеличиваются зрачки, как округляются глаза, как будто он снова становится ребенком и вся жизнь заново проходит сквозь призму его широко распахнутых глаз. — Леночка, ты ли?

— Я ли? — Несказанно обрадовавшись, она рассмеялась, готовая броситься обнимать Шухаева. Но как это будет выглядеть? Ах, если бы не эти условности, если бы не эти дурацкие правила! Счастье било в ней через край, и Шухаев, словно зараженный им, весело смеялся.

— Леночка! Какая ты… Ах, какая!

Она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, и чуть не расплакалась.

— А ты… — еле слышно проговорила Леночка, вспоминая Мишку прежнего — неуклюжего, ворчливого и все же пылко в нее влюбленного. — Длинный какой, Боже мой… А помнишь?..

— Помню. — Он потянул ее за руку и крикнул в квартиру: — Машка! Иди скорее, Маш! — Леночка бросила взгляд на его руку. Женат значит. Интересно, интересно…

— Запрядина? — выдохнула она и тут же села на вовремя подставленный под ее зад стульчик. Машка, одноклассница, сидела на третьей парте от учительского стола и кидала в дальний угол записки для Столярова. Вот как оно все повернулось. — Ребята… — Леночка часто-часто заморгала. — Как это было все… давно… Давно? — Она блеснула глазами и тут же сама ответила: — Недавно! Как будто вчера! Я только сейчас поняла, как быстро проходит жизнь. Правда, как будто вчера. И вы совсем не изменились, хоть и выросли, повзрослели. Мишка, — она точно заново пробовала на вкус их имена и удивлялась, как они созвучны. — Машка…

В следующую минуту Леночка уже сидела за обеденным столом и рассматривала большой альбом в замшевом переплете.

— Генка Столяров! — выкрикивала она, тыкая пальцем в знакомые лица. — Колька Свиридов! А Юля, ах ты, смотри-ка, Юля?

— Юля, — соглашалась Маша и тут же подсовывала фотографию Юлиной дочки.

— Копия, ну просто копия, — твердила Леночка, с удивлением переводя взгляд с одних глаз на другие, с одних губ на другие, с одних бровей на другие. Словно проводила экспертизу методом наложения, и по всему выходило, что Юля и ее дочь — один и тот же человек.

Миша тем временем гремел на кухне сковородками, кастрюлями, ловко и быстро справляясь с поварскими обязанностями.

— Он сам готовит? — Леночка чувствовала неудержимое желание говорить, смеяться, плакать, жестикулировать, слушать ответы и все это делать сразу, чтобы получить как можно больше информации и как можно скорее насытить голод общения с давними-давними друзьями. Всю жизнь она чувствовала себя потерянной и одинокой, всю жизнь ей казалось, что она болтается по свету, как выброшенная в море бутылка, и нет у нее никого, к кому можно было бы притулиться в горестную минуту.

— Сам. Он же шеф-повар в ресторане. Зато я делаю всю мужскую работу по дому. Всю! Представляешь! Гвозди вбиваю, утюги чиню, краны меняю. Но ничего. Мне больше нравится мужская работа. А кухню я просто ненавижу. Меня такая тоска гложет, когда приходится чистить картошку… Леночка, — Машка произнесла ее имя с каким-то придыханием, и Леночкина душа переполнилась благодарностью. Она глубоко перевела дух и снова стала листать страницы, готовясь к самому главному вопросу: не известно ли им что-нибудь о местонахождении тети Наны. Ничего конкретного, кроме того, что она в Прибалтике, новые хозяева не сообщили.

— Наина Федоровна? Да… Пожалуй, года три, как уехала, — раздумчиво произнес Миша, подцепляя вилкой обжаренный кусочек свинины на хрящике.

— А куда? — Леночка с надеждой замерла, подбородок ее напрягся, взгляд остановился на Мишкином лице.

— Куда? — повторил он, уходя в себя и вспоминая, кто мог знать ее адрес. Он-то сам с семьей Наины Федоровны не общался с того самого момента, как узнал, что она решила сплавить Леночку в детдом, да там и потеряла. Почему-то все были уверены, что тетя Нана после смерти подруги оставит девочку у себя, тем более что своих детей завести ей так и не удалось. — Куда, куда, куда… — повторил он снова, и Леночка увидела, как просияло его лицо. — Одну минуту! — воскликнул Мишка, кладя вилку на край тарелки и сделав торопливый глоток пузырящейся в бокале минералки. — Тебе нужна сама Наина или ты хочешь у нее узнать, кто твой отец?

— Ну да, — Леночка не понимала, почему он переспрашивает. Она ведь уже сказала, для чего ей нужна бывшая соседка. — Хочу узнать, кто мой отец Знаешь, все-таки, оказывается, это просто необходимо, хоть раз в жизни заглянуть в глаза своему папаше, даже если он и отъявленный негодяй.

— Ну так вот! На хрена козе…

— Баян, — живо подхватила Маша, полностью подтверждающая поговорку, что муж и жена одна сатана. Лицо ее согласно поговорке просияло вместе с лицом мужа. Она тоже догадалась, куда клонит Мишка. — Твой папочка сам тебя разыскивал. И, между прочим, как-то не выглядит он отъявленным негодяем. Такой усталый респектабельный мужик. Взгляд, как притушенный фонарик, едва теплится. Все кивает головой и виски сжимает. Вот-вот, как ты сейчас!

Леночка обнаружила, что и правда сжимает виски.

— И что?

— А ничего! Ты иди прямиком к Кутепову. К начальнику паспортного стола. Помнишь Оксану Кутепову? Ну… как же! Ксюшу глазастую? Рядом с Павликом сидела и все время из-за двоек плакала. Помнишь? Так вот, ее папа теперь начальник паспортного стола. К нему твой отец приходил выспрашивать о твоей матери. Он не знал, что она умерла, и, видимо, решил навестить. Ксюшка рассказывала, какой он дотошный. Даже в архиве заставил ее полдня рыться, все не верил, что твоя мать умерла, а ты потерялась. Она же нынче при папочке секретарь.

— И что? — Леночка стала приходить в себя после такого известия, но все равно Машины слова не сразу дошли до ее сознания.

— Вот тебе — заладила. И что, и что… Да ничего, — Машка откровенно захохотала. С нескрываемым удовольствием она мягко и спокойно растолковывала непонятливой подруге: — А то, что архивы наши в та-аком состоянии… Там не то что человека разыскать, там просто черт ногу сломит. Ничего, Ксюшка, естественно, не нашла. Это тебе не Запад, где на кнопку нажал и компьютер всю информацию выдал. Зато папанька твой на всякий случай оставил свои координаты. Где-то живет он… — Маша перевела взгляд на мужа, — ты не помнишь? То ли в Питере, то ли еще где? Не москвич, короче. Детей у него своих нет, жена умерла. Или уехала с сыном. Да-да, что-то он говорил о жене и сыне. А может, сын умер, жена уехала… Да ну его! Буду я здесь гадать, человека вводить в заблуждение. Ты иди к Кутепову. Если он бумажку с адресом в корзинку не отправил, может быть, тебе и повезет. А нет, хоть что-нибудь узнаешь. Про Наину свою, например. В паспортном столе должны быть ее данные.