От его прямолинейного взгляда Тане безумно захотелось стукнуться лбом об стол.

— Почему же ваша Юля, секретарь, называет ее хозяйкой?

— Вероятно, потому что я не считаю необходимым сообщать всем и каждому об изменениях в моей личной жизни, — пожал плечами Княжев. — Я никогда не представлял в офисе Элю как хозяйку, даже не подозревал об этом прозвище. Не думал, что должен был объявлять и о нашем разрыве. Подожди… А ты откуда знаешь о ней?

— Так… столкнулась… у вас в приемной.

— Так вот почему ты обиделась, — Егор щелкнул пальцами, как будто поймал решение давней задачи. — Вы встретились. Ты решила, что я подкатываю к тебе и одновременно серьезно встречаюсь с ней, верно? Вот не зря я против бабских сплетен… — Княжев присел на корточки перед Таней. — Глупенькая ты моя…

Как же хочется спрятаться! Просто закрыть глаза и, как в детстве, думать, что тебя никто не видит, если и перед тобой темнота. А для верности еще и вот так руками прикрыться.

— Эй, хватит самоистязаний! Мое предложение начать вечер заново все еще в силе. Пора бы чокнуться наконец за встречу. И раз уж мы не попали в ресторан, то корми меня сама.

Таня никак не реагировала на его слова. Тогда Егор взял ее запястья и с усилием потянул вниз.

— Ты боишься отравить меня своей готовкой?

Не дождавшись и теперь даже легкого качания головой, он подул на руки Тани, словно согревая их.

— Давай перестанем изображать скульптурную группу, подойдем к холодильнику и решим, чем будем ужинать. Или просто выпьем чаю, вот с этими пирожными. Ну же, очнись, забудь все глупости…

Стыдно и просто невыносимо посмотреть ему в глаза.

— Таня, предупреждаю: моя фантазия паникует, меня уже заносит. Ладно, пойдем на крайние меры…

Княжев без усилий поднялся и выпустил женские руки. Наступила тишина, прерываемая непонятным шуршанием. Именно этот звук и заставил Таню поднять глаза и обомлеть: Егор неторопливо расстегивал пуговицы на рубашке и оголял мускулистую безволосую грудь. При виде его плоского живота Таня гулко сглотнула. А когда Княжев стал медленно вытаскивать сорочку из брюк, внутри Тани поползло предательское тепло, которое она и попыталась прогнать срывающимся сиплым голосом:

— Что… что вы себе позволяете?

— Нам давно пора перейти на «ты», — ухмыльнулся Егор и игриво стянул рубашку сначала с одного плеча, а потом с другого.

Хорошо, что она сидит, иначе подкосившиеся ноги просто бы не удержали. А Княжев выразительно изогнул бровь и… надел рубашку обратно.

— Вы издеваетесь? — собралась с духом Таня и напомнила себе смотреть директору в лицо, а не на загорелую кожу живота.

— Надеюсь, что не очень. Я ведь предупреждал, что моя фантазия уже дает сбой, а тебя надо было вывести из ступора.

— И потому вы выбрали такое средство, как стриптиз?!

— Но помогло же, разве нет?

Егор застегнул пару пуговиц и оставил рубашку навыпуск. Ему явно нравилось видеть смущение Тани, иначе зачем было добавлять:

— И я не понял, ты сейчас злишься из-за начала представления или его неожиданного финала?

Как же хочется этого Княжева треснуть чем-нибудь по голове! Чтобы стереть с его лица насмешливую улыбку. Чтобы в ее животе распутался наконец тугой клубок. Чтобы не краснеть от одного вида его полуобнаженного тела. Но если она так сделает, получится точно по-детски.

Таня нервно передернула плечами, стряхивая наваждение, и подошла к посудному шкафу. Так, он просил чай… И почему посуда из единственного приличного сервиза спрятана именно там, на самой верхней полке, куда нужно тянуться на цыпочках? В этот момент Егор осторожно отстранил Таню и с легкостью сам начал выставлять чашки и блюдца по одному вниз на столешницу.

— У меня только черный чай.

— Если можно, кофе. И покрепче.

Из нижнего шкафа Таня вытащила жестяную баночку и турку, куда насыпала две чайные ложки молотого кофе. Подумала и добавила еще половинку ложечки, долила воды и поставила все на плиту. Краем глаза она заметила, как Егор взял банку кофе и начал покручивать крышку туда-сюда, не давая слететь с резьбы. Вероятно, не одной ей неуютно в тишине, тягучей и душной. Таня сняла со стенок турки прилипшие крупинки и окунула ложку в воду. Скоро закипит. Надо не пропустить момент. И разбить это невозможное напряжение.

— Я тоже любила кофе, — голос прозвучал глухо, и Таня поспешила откашляться. — Раньше пила его, а теперь нельзя, поэтому просто нюхаю. Говорят, запах кофе один из немногих, которые невозможно вызвать в памяти… В зернах один аромат, в чашке другой… Иногда вот приготовлю, налью на донышко, нанюхаюсь и выливаю… Глупо, наверное.

Княжев отставил банку в сторону.

— Почему глупо? Надо доставлять себе маленькие радости любым способом. А мы слишком беспокоимся, как будем выглядеть со стороны, что подумают окружающие. Так что замечательно, что ты не такая.

— Почему не такая? Я ведь нюхаю кофе, только когда одна.

Поверхность напитка запузырилась, но Таня не дала закипеть напитку и наполнила одну чашку. Егор потянул носом воздух и поинтересовался:

— Будешь? Я никому не расскажу, что ты делаешь с кофе.

Она медленно кивнула. Они держали блюдце каждый со своей стороны и почти соприкасались лбами над поднимающимся вверх паром. А потом Княжев сказал:

— Обещай не ругаться.

Смысл фразы стал понятен секундой позже, после того как Егор потянул чашку на себя. Он сделал большой глоток и осторожно коснулся своими губами, покрытыми кофейной пенкой, губ Тани. М-м, подзабытый вкус, со скрытыми нотками корицы и миндаля. А поверх всего — терпкая мята. Его запах. Таня так и не успела ничего сказать, когда губы накрыла новая порция кофе, смешанного с дыханием Егора.

Через мгновение Княжев отстранился, с легким стуком поставил чашку на столешницу и поднял глаза на Таню. Он смотрел без всякой насмешки или лукавства, просто смотрел и ждал, но подрагивающие ресницы выдавали то, что так тщательно скрывалось и сейчас неудержимо рвалось наружу. Как же хотелось прикоснуться к его щеке, скользнуть по скуле, дотронуться до бровей, потом спуститься по линии носа и обрисовать губы…

Горьковатые капли еще дрожали на Таниных губах, и Егор медленно вытер их пальцами. Когда же она непроизвольно облизнулась, то ее язык захватил и кончики пальцев Княжева. Его рука немедленно стала смелее и, широким жестом погладив щеку, устремилась к резинке в волосах Тани, стянула ее и погрузилась в золотистый поток.

Таня сделала лишь одно нерешительное движение навстречу, как Егор продолжил его, и их губы встретились на полпути. Ее давно никто не целовал, так давно, что голова начала кружиться от бережных касаний. Губы Егора порхали по Таниному лицу: то еле ощутимо дотрагивались до губ, то прочерчивали дорожки из поцелуев на щеках, лбу, то снова неспешно возвращались к губам. Как легко, тонко, без напора и резкости… Так сладко…

Неприметно тело отяжелело и начало ныть от подступившего желания. Острого, манящего, путающего рассудок.

Таня едва помнила, как они шли по коридору, ударяясь об стены и при этом не отпуская друг друга; как ее пальцы боролись с мелкими пуговичками на рубашке Княжева; как добрались до комнаты и сбросили с дивана на пол уже рассортированные и разложенные по разным стопкам документы, а после туда же полетела и их одежда. Все было как в тумане, воспринималось будто со стороны: ласковые и умелые руки Егора, его хрипловатое дыхание, пружины старого дивана, певшие в такт их движениям… А потом ее накрыло забытое ощущение полета. Мир сжался до размеров этой маленькой квартиры, звуки пропали. Все перестало иметь значение, кроме мужчины рядом. Она сама почувствовала себя лишь частью его, чем-то крохотным и очень зависимым, и осознание этого испугало ее до дрожи.

Лишь поздно вечером к Тане вернулась способность трезво мыслить. Обнаженная, она лежала на груди Егора и пальцем рисовала бесконечные волны. Княжев гладил ее по волосам и время от времени зарывался в них губами и носом, точно не мог надышаться. Потом он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Таню. Она тотчас откинулась на спину, нашарила покрывало и натянула его до подбородка.

— Все в порядке? — Егор проследил за ее действиями, и уголки его губ дрогнули.

— Да…

— Замерзла?

— Чуть-чуть.

Егор поднырнул под покрывало и за талию притянул ее к себе.

— Ты очень красивая…

— Ты тоже, — машинально ответила Таня.

— Рад, что нравлюсь тебе, — фыркнул Княжев и поцеловал ее в плечо. — Прости, мне нужно уйти. Завтра важная встреча, а днем поработать не получилось: не давала покоя наша ссора. Придется сейчас наверстать потерянные часы.

— Да, конечно…

Таня сжала пальцы, будто только так могла не выпустить наружу что-то гадкое. Егор ткнулся носом в ямку у ее ключицы и стал медленно спускаться поцелуями вниз по руке.

— Поверь, ты очень важна в моей жизни. Но работа никогда никуда не денется, это надо просто принять. И не злиться.

На последнем слове он погладил ее стиснутый кулак и по одному раскрыл все пальцы, а спустя секунду вылез из-под покрывала и начал одеваться.

Да, он прав. Через пару минут дверь закроется за ним, а до этого мгновения надо запомнить его резко очерченный силуэт на сероватом фоне окна. У нее есть всего несколько минут — так мало… и одновременно достаточно для того, кто отвык от ласки и нежности.

В темноте тускло белела разбросанная вокруг бумага, и найти одежду было не так просто. Егор щелкнул выключателем и прищурил глаза, привыкая к свету, а потом шагнул к висящим на ручке кресла брюкам. Рубашка тоже отыскалась довольно быстро, а потом он замер и только обшаривал взглядом все вокруг.

— Послушай, а почему здесь такой тарарам? Решила помочь деревоперерабатывающей промышленности и сдать макулатуру?