Герцога и его брата впустили к Катрин. Они низко слюнились над ее рукой.

— Добро пожаловать, господа. Что вы думаете о поведении братьев Бурбонов?

— Я бы хотел увидеть, — злорадно улыбаясь, сказал кардинал, — лица Жанны и Элеоноры, когда они услышат о шалостях своих мужей.

— Подбросить им обоим любовниц было мастерским ходом, — со смехом добавил герцог. — Лично я считаю, что поведение Антуана не имеет большого значения. Другое дело — Конде.

— Конде сильнее Антуана, — сказал кардинал.

— Но у него не хватило сил сказать «нет» мадемуазель де Лимей, — от души рассмеялась Катрин.

— Он слабак по женской части, но все же опасный враг, — вставил герцог. — Конде следует остерегаться. Его освобождение после смерти короля Франциска было величайшей ошибкой.

Герцог посмотрел на Катрин с былой заносчивостью во взгляде.

— Лучшее место для головы Конде — на плахе, а не на его плечах.

— Я не люблю несправедливость. Конде защитил свою честь, и было решено освободить его.

— Только не нами, — напомнил ей кардинал.

Она молча кивнула и подумала: из всех моих врагов сильнее всего я ненавижу кардинала. Даже больше, чем герцога. Да поможет мне Бог устранить его!

— Возможно, вы правы в отношении Конде, господин кардинал, — миролюбиво сказала она. — Но народ любит принцев Бурбонов. Думаю, казнь привела бы к волнениям.

— Мадам, — сказал герцог, — рано или поздно религиозную проблему придется решать. Ваше отношение к гугенотам сделало их наглыми и самоуверенными.

— Полагаю, мой герцог, я доказала вам мою преданность католицизму.

Де Гизы промолчали с презрительными лицами, и Катрин, глядя на братьев, не смогла справиться с охватившим ее страхом. Бурбоны не внушали ей подобного чувства. Герцог обладал внутренней силой, кардинал — беспредельным коварством; только смерть могла остановить эту пару. Убить их можно было лишь ударом в спину.

— Я попросила вас прийти ко мне, господа, — сказала Катрин, — чтобы предоставить вам новые доказательства моих дружеских чувств и преданности нашей общей вере. Я предлагаю обратить Антуана и Конде в католичество.

— Вам не удастся это сделать. Они — ярые еретики. Жены не позволят им стать католиками.

— Жены не позволили бы им забавляться с любовницами, если бы имели над ними полную власть, господа! Но этой парочке удалось вырваться из-под опеки их добродетельных супруг.

— Но вера, мадам!

— Луиза де ла Лимодьер — очень красивая девушка, мой герцог. Она уже вынашивает ребенка, которого зачала от нашего маленького короля Наварры. Жанна не слишком обрадуется, когда услышит об этом. Она выскажет Антуану все, что о нем думает, и этому франту, привыкшему к лести и обожанию такой красавицы, как Луиза де ла Лимодьер, не понравится брань его менее привлекательной и язвительной супруги. Я допускаю, что Антуан может переменить веру. Он не способен долго придерживаться одних убеждений.

— Вера, мадам, — это святое, — сказал кардинал. — Мужчина может менять женщин, но не религию.

Катрин не стала спорить; для осуществления ее планов было важно, чтобы Антуан остался гугенотом. Но она сделала вид, будто верит в возможность его обращения в католицизм.

— Он слаб, господа. Он — тростник на ветру. Источник опасности — Жанна Наваррская; она управляет супругом, является в их семье лидером. Мы не можем ничего с ней поделать — разве что объявить ее еретичкой и передать в руки инквизиции или аннулировать ее брак и женить короля Наварры на более подходящей даме.

Теперь де Гизы, похоже, заинтересовались. Кардинал погладил длинными белыми пальцами свою яркую мантию; глаз герцога над шрамом заслезился.

— Кого вы прочите, мадам, на роль второй жены короля Наварры?

— Вашу племянницу, господа. Марию, королеву Шотландии. Что вы думаете о моем выборе?

— Он великолепен, — заявил кардинал.

— Я согласен, — сказал герцог.

Они улыбнулись королеве-матери, снова удостоверившись в том, что она — их друг. Катрин хотелось рассмеяться. Обмануть их было так же легко, как мадемуазель де ла Лимодьер. Неужели они действительно решили, что она вернет во Францию маленькую шпионку? Очевидно, да!

Святая Дева! — подумала Катрин. Могу ли я проиграть, если эти великие мужи так глупы!


Испанский посол, господин де Шантонне, был человеком, искушенным в интригах. Он с детства готовился к дипломатической карьере; он унаследовал коварство и смелость от своего отца, канцлера Николы де Гранвелля; Филипп Испанский поступил мудро, поручив этому человеку представлять его интересы во Франции.

Де Шантонне был осведомлен о ловушках, подстроенных Бурбонам, поскольку дамы, заманившие их туда, являлись членами Летучего Эскадрона; послу, знавшему о его тайном предназначении, не составляло труда догадаться, кто направлял эти козни. Королева-мать! Но он не знал, что руководило ею — страх или желание оказать услугу де Гизам.

Де Гизы были союзниками Испании; королева-мать, отличавшаяся непостоянством поведения с того момента, как маленький Карл поднялся на трон, стала героиней многих тревожных писем, посланных Шантонне королю Испании. Филипп Испанский не доверял королеве-матери, поскольку всегда принимал во внимание точные суждения посла. Шантонне считал, что сближение Катрин с де Гизами объясняется ее желанием заручиться их дружбой и воспользоваться ею в целях укрепления личной власти.

Шантонне действовал исключительно в интересах своего господина; он был шпионом и интриганом в не меньшей степени, чем послом. Он, как и королева-мать, имел своих соглядатаев и знал, что Луиза получила указание соблазнить короля Наварры и добиться его обращения в католицизм. Это устраивало Испанию, но Филипп хотел от Антуана не только перемены веры.

Поэтому де Шантонне сблизился с Антуаном; он льстил принцу, восхищался им, стал его другом. С Антуаном было легко подружиться. Для этого требовалось не скупиться на комплименты, что испанский посол делал с легкостью.

Де Шантонне беседовал и пил с Антуаном.

— О, — сказал испанец, — какое блестящее и славное будущее ожидает Ваше Величество, если вы правильно разыграете ваши карты. Я не сомневаюсь, что вам это удастся, поскольку, готов спорить, под этими красивыми локонами прячется светлая голова. Вам известно, мой король, что некоторые люди склонны отказывать красивому человеку в уме?

— О каком блестящем и славном будущем вы говорите, месье?

— Мой король, мы могли бы пойти куда-нибудь, где нас не смогут подслушать? В этом дворце слишком много глаз и ушей, я предпочел бы выйти на воздух.

В саду посол раскрыл планы, которые строил испанский король для Антуана.

— Часть Наварры, как хорошо известно Вашему Величеству, находится в руках моего господина; она завоевана в сражении.

Антуан погрустнел. Это было его больным местом. Но испанец продолжил:

— Две половины этой провинции принадлежат разным королям, что является весьма неудобным. Что, если вам предложат обменять Наварру на Сардинию?

— На Сардинию!

— Прекрасный остров, Ваше Величество. С чудесным климатом, красивыми женщинами и городами. Вы станете королем всей Сардинии. Но прежде вам придется принять католическую веру. Мой господин не захочет иметь дело с еретиком. Не сердитесь, Ваше Величество. Ваша душа в опасности. Ваше будущее — не только на небесах, но и здесь, на земле, — находится под угрозой.

— Мое будущее? Почему?

— Король Испании, ревностный католик, часто думает о вас, Ваше Величество. Он сожалеет о том, что вы возглавляете движение еретиков, несущее всем беду. Откажитесь от этой религии и спасите вашу душу. Возьмите себе три короны одновременно.

— О чем вы говорите? Что вы имеете в виду?

— Если вы станете католиком, вы не сможете остаться мужем еретички.

— Но… Жанна — моя жена.

— Папа охотно расторгнет ваш брак с женщиной, публично объявившей себя еретичкой. К тому же она была ранее соединена брачными узами с герцогом Клевским. О, Ваше Величество, вам не составит труда развестись с супругой.

— Но я не собираюсь делать это. У нас есть дети.

— Они — бастарды, потому что женщина, которую вы называете вашей женой, прежде была отдана герцогу Клевскому! У вас появятся другие дети, которые унаследуют три короны.

— Какие три короны?

— Прежде всего вашу нынешнюю.

— Но я получил ее благодаря моей жене.

— Не стоит беспокоиться из-за такого пустяка, Ваше Величество. Ваша жена лишится всех ее владений, как и прочие еретики. Вы получите собственную корону — корону Сардинии, а в дополнение к ней — короны Шотландии и Англии.

— Каким образом?

— Посредством женитьбы на королеве Шотландии. Король-католик Филипп не позволит рыжеволосой еретичке вечно удерживать английский трон. Кто заменит ее? Мария Стюарт, королева Шотландии. Вот какие блестящие перспективы я предлагаю Вам, Ваше Величество.

— Да, — протянул потрясенный Антуан. — Я понимаю, месье.

— Все, что требуется от вас — это отказаться от Наварры и взять вместо нее чудесную Сардинию. Затем вы женитесь на королеве Шотландской и Английской. Ее дяди страстно желают этого брака. О, вы — везучий человек! Три короны ждут вас; вы должны лишь спасти свою душу и развестись с женой.

Антуан задумался. Мария Шотландская? Эта юная красавица! Какая удача! Тут было над чем поразмыслить.

Де Шантонне приблизился и зашептал:

— Вы можете обрести и четвертую корону. Хотя, пожалуй, сейчас еще не стоит говорить о ней. По-моему, маленький Карл обладает слабым здоровьем. А Генрих? А Эркюль?

Испанец пожал плечами и хитро улыбнулся.

— Не думаю, что эти мальчики будут жить долго. Представьте, что вас ждет после их смерти! Это, как вы понимаете, может произойти лишь благодаря помощи Его Католического Величества.

Де Шантонне прошептал в лицо Антуану:

— Вам достанется самая желанная корона — корона Франции!


Королева-мать встревожилась. События развивались слишком стремительно, они вышли из-под ее контроля. Она недооценила де Шантонне. Он предложил обменять Наварру на Сардинию! Глупец Антуан заинтересовался его идеей, наивно поверив в то, что Сардиния такова, каким представил испанец этот остров.