— Вита, — застонал отец, — бабушка в больнице. Что ты будешь делать одна в квартире?

— Эм, тут Денис напросился тоже.

— Денис?

— Ну да. Говорит, со мной останется, чтобы страшно не было. Он мне так помог, папа, — я начала буквально петь дифирамбы своему брату, так что аж смешно стало. — Не переживай.

— Ну хорошо, — нехотя ответил папа. — А где Таня?

— Я не знаю. Она не перезванивала, а Денис ничего не говорил.

— Ладно, я сам разберусь. Вы точно справитесь? Деньги у вас есть?

— Да, пап, мы уже взрослые.

— Хорошо. Я завтра утром приеду и всё решим.

— Окей.

Я положила трубку и задумалась. С Татьяной точно что-то не так. Денис недоволен, папа вообще не знает, где она. Мне не терпелось дождаться вечера, чтобы узнать, что же произошло.

Уставшие и измотанные, мы ввалились в квартиру. С одежды стекала вода, потому что час назад начался дождь, а перед этим мы решили прогуляться, а не ехать. Вот и прогулялись! Благо, хоть отопление нам включили.

Сняв ботинки, я прислонилась к стене. Дождь в середине декабря явление нередкое, но я надеялась, что может хоть в этот раз таки выпадет снег. Размечталась!

Открыла глаза и столкнулась взглядом с Денисом. Несколько секунд мы молчали, а потом начали смеяться.

— Я последний раз под дождь попадал в 5 классе, — сквозь смех проговорил братец.

— Ты многое потерял.

Я прошла в комнату, сняла пальто.

— Не заходи, я переоденусь, — крикнула Денису.

Быстро стянула джинсы и надела лосины, кофту сменила на тёплый свитер. Вышла в кухню и застыла. Денис стоял в одних штанах, без кофты.

— Ты… почему разделся?

— Свитер промок. Я в пальто вообще-то был. Где тут отопление включается?

Я стояла как вкопанная, не слушая ничего. Дениса я впервые видела в таком виде. Да что там. Я вообще парней с голым торсом не видела.

— Эй, ты чего? — Денис помахал передо мной рукой. — Где отопление включить?

— Там, — я указала на котёл.

— Может включишь? Я вообще-то, замёрз.

— Д-д-д-а-а.

Медленно двинулась к котлу, включила отопление и развернулась.

— Нужно что-то приготовить, — промямлила я.

— Зачем? Сделаем бутерброды. У меня есть ноут, я с собой взял, посмотрим фильм.

— Здесь нет интернета, — зачем-то ляпнула я.

— У меня всё с собой.

— Хорошо, — я старалась не смотреть в его сторону. Уж больно мне понравилось то, что я увидела.

Я, конечно, догадывалась, что у него там не сплошной шарик. Под одеждой, все же, угадывалась мускулатура, но чтобы такая. Плечи широкие, массивные, руки накаченные, на правой руке огромная татуировка. Что изображено увидеть не успела, но мне понравилось, хотелось взглянуть ещё раз. Но даже не это поразило больше всего.

Его грудь, живот. Всё было настолько прорисовано, что взгляд невольно тянулся к нему, а разум же упорно противостоял, твердя, что я засмотрелась туда, куда не стоило. Он был красивым. Брутальным, я бы даже сказала, а татуировка только дополняла этот образ. И как только родители разрешили её сделать?

Его красота опьяняла, давила, не давая нормально мыслить. Я вообще чувствовала себя скованной, заключённой в тиски. Да что со мной?!

— Вита, ты в порядке?

Его голос… слишком близко. Подошёл, а я даже не заметила, поглощённая своими раздумьями.

— Может… ты… оденешься? — всего три слова, но насколько тяжело они мне дались.

Взглянула ему в глаза. Смотрит дерзко, слегка цинично,  на лице слабая, но самоуверенная улыбка.

— А что… — подошёл ко мне, заставив буквально прижаться к тумбочке сзади, — тебе… — положил руки по обе стороны, хватая меня в цепкий круг объятий, — не нравится.

Выдохнула. Оказывается, я и не дышала, пока он медленно приближался. Стояла молча, будто окаменев. Малейшее движение и я коснусь его кожи, его обнажённого тела.

Нет!

— Отойди, — боже, это вообще мой голос? Почему так хрипло, почему срываясь…

— Ты… — приближает лицо к моей щеке, — этого… — почти касается губами мочки уха, — не хочешь…

Не вопрос – приговор!

И я понимаю, что ДА! Не хочу! Хочу, чтобы он был рядом, хочу, чтобы поцеловал, прижал к себе. Хочу этого, но разве так можно? У него Валенсия, у меня… нет никого у меня. Стёпа в прошлом, иначе я бы сейчас же залепила ему пощёчину и выставила за дверь, а я… растекаюсь лужей под его взглядом, желая, чтобы он поцеловал.

— Я… — хрипло и уверенно, — тебя… — опаляя горячим дыханием, — сейчас…, —  шепчет мне на ухо, — поцелую…

Сдерживает своё обещание. Прижимается губами к моим губам, обнимает меня за талию одной рукой, прижимая к себе. Целует уверенно, но нежно и легко, будто просто касается. Я обвиваю его руками за шею, запуская руку ему в волосы.

Одно его движение, и я уже сижу на тумбе, а он стоит между моих ног, продолжая меня целовать, гладя одной рукой мою спину. Я тону, задыхаюсь, захлебываюсь в новых ощущениях, но внезапно поцелуй прекращается, но Денис всё еще рядом, всё еще со мной, всё так же обнимает меня за талию.

— Будь со мной, — хриплая просьба, а я так хочу сказать «Да». — Будь моей девушкой.

Это действительно происходит? Ещё утром я была сироткой, а сейчас он хочет, чтобы я была его девушкой? О чём он вообще. У него есть Валя.

— У тебя уже есть девушка, — выдавливаю из себя.

— Уже нет. Мы расстались… сегодня. Скажи «Да», Вита, пожалуйста.

Расстались…

Они расстались…

Знаю, что так нельзя, но я расплываюсь в улыбке. У него никого нет и он предлагает быть его девушкой.

Я уже хочу ответить да, но нас прерывает трель звонка. Денис отходит, отвечая на звонок, а я уже приняла решение. Да, я буду его девушкой. Плевать, что скажет папа, Татьяна, мне всё равно. Он мне нравится, я нравлюсь ему, почему нет.

Видимо, за этой мечтательной улыбкой он и застал меня. Взглянула на Дениса, увидев, как он переменился в лице. Отключился и с размаху зашвырнул телефон в стену.

— Что случилось?

— Ничего не случилось. Всё охренительно.

— Денис, я… подумала, я…

— Что? Млять, сиротинушка, ты серьёзно? Ты, правда, подумала, что я хочу ТАКУЮ девушку? — он окинул меня презрительным взглядом, а я не могла поверить, что слышу это.

Ещё минуту назад он говорил по-другому. Его тон, его глаза… так невозможно притворяться.

— Но…

— Боже, ты гонишь. Я. НИКОГДА. НЕ. БУДУ. С. ТОБОЙ, — выплюнул каждое слово.

Больно…

Боже, как же больно слышать это от того, от одного взгляда которого сердце пускается в бешенный пляс.

Я смотрела за тем, как он надевает мокрый свитер, пальто, слышала, как он забрал, наверняка разбитый телефон, обулся и, громко хлопнув дверью, вышел.

Только сейчас я смогла дать выход эмоциям. Взяла какую-то банку со стола и с размаху запустила о стену, глядя на то, как разлетаются осколки.

Битые осколки – разбитые мечты...

Медленно опустилась на пол, уже не сдерживая своих эмоций. На этот раз я не плакала, нет, я рыдала, потому что это невероятно больно – осознавать, что над тобой просто постебались.

Я ощущала себя преданной собакой, которую поманили колбасой и предали, посадив на цепь…

Дорогие, сегодня моя муза прямо ходит за мной) радую вас ещё одной продой и да, я сменила обложку. Скажите, нравится ли вам или же лучше вернуть ту, что была?

Глава 18

Просьбу Виты о помощи я честно старался игнорировать. Отключил телефон и пошёл на урок литературы. Продержаться удалось минут двадцать, после я вылетел из класса со словами:

— Встретимся у директора, Вера Митрофановна.

Не знаю, что мной двигало в тот момент. Я редко обращал внимание на чужое горе: сдох хомячок – да и ладно, умер близкий человек – бывает, бросил отец – тоже не редкость. Я рос циничным и высокомерным, но имел смелость признать это. Я не делал из себя добренького, не пытался измениться. Я просто был таким: бессердечным ублюдком, как меня часто называли девушки.

Только она была другой, и я рядом с ней чувствовал себя не таким, как обычно. Куда-то улетучивалась злость, ненависть, равнодушие, их сменяли совершенно новые для меня чувства. Появилось желание оберегать, помогать, защищать её от окружающих. Вита была непохожа на обычных девчонок, она не играла, ни разу не играла, всегда была искренней. Вчера, когда я её прогнал и обидел, только к утру понял, что рядом с ней только хотел казаться хуже. Это давалось с трудом. На смену привычной натуре на волю рвался совсем другой зверь. Неведомый и неизвестный для меня: ласковый, добрый, нежный.

Последний раз таким я был лет в десять, когда ещё у нас в семье всё было хорошо, когда ещё меня не коснулись реалии серьёзной жизни. Даже тогда, когда между родителями пробежал холодок, а мама вечно рыдала, я продолжал быть добрым. Хорошо учился, радовал её, дарил цветы на восьмое марта и День матери, старался быть хорошим и для отца.

Я смутно помнил, сколько всё это длилось, но в какой-то момент я перерос. Снял с себя маску, увидел реалии современной жизни, вдохнул запах лжи, горечи, измен, лицемерия. Я изменился очень быстро, но к матери всегда относился хорошо, я всегда уделял ей внимание. Она была для меня всем. Моей родной мамочкой, самой любимой, доброй, понимающей и всё прощающей. Да, со временем я начал её огорчать, иногда она плакала и из-за меня, но я неизменно просил прощения, стараясь сделать так, чтобы на её лице больше никогда не появлялись слёзы.

Да, мама не смогла меня изменить, не смогла поддержать во мне того доброго мальчика, которым я был когда-то. Она не смогла, а Вита… та худенькая девчонка, пришедшая к нам всего несколько недель назад, смогла. Она изменила меня, и именно ради неё я трясся в маршрутке.