В благодарность за внимание и, что еще важнее, из-за эмоционального подъема, Мариванна преобразилась, помолодела и похорошела. Но замечали это только она сама и Марина. У Андрея, озабоченного поисками работы, появилась идея, которая требовала серьезной подготовки и мозгового штурма. Семен Алексеевич и прежде никогда не вдавался в тонкости дамской внешности, ему требовалось женское тепло, Мария Ивановна излучала такое тепло, он пользовался.

Неугомонная Марина, когда сорвались ее попытки приучить Мариванну к пудре и губной помаде, решительно заявила:

— Теперь займемся вашим гардеробом. Вам нужно выработать свой стиль.

— Какой стиль, Мариночка? — перепугалась Мариванна. — Кто меня видит? И потом, у меня хорошие вещи, подруги никогда не отдают рваное или заношенное. Неважно, как няня одета, главное, чтобы с ребенком все было в порядке.

— Няня, няня, няня… — бормотала Марина, не вслушиваясь в протесты Мариванны. — Интересная задача. Темное платье с белым воротником и фартучком… нет, стиль горничной-прислуги отметаем… Буду думать.

И от того, что Марина придумала, Мария Ивановна не смогла отказаться. Сарафаны. Джинсовый, твидовый, хлопковый. Под них надеваются блузки или водолазки. У Марии Ивановны имелись свои блузки, но Марина прикупила еще полдюжины. Примерка новой, с магазинными ярлычками, одежды была волнительной и радостной, как безболезненная смена кожи.

— Класс! — захлопала в ладоши Марина. — А теперь снимайте джинсовый сарафан и надевайте твидовый, к нему подойдут бежевая и коричневая водолазки. Мариванна, извините, а что это за белье у вас? Рубаха с кружевами?

— Это комбинация.

— Комбинация чего?

— Во времена моей молодости, — Мариванна влезала в очередной сарафан, — все женщины и девушки носили комбинации.

— Зачем?

— Затрудняюсь ответить. Донашиваю еще те, что по случаю в большом количестве купила моя мама.

— Сейчас такие тоже есть, но коротенькие и более эротичные. О! Йес! Посмотрите в зеркало! Видите, как сарафанчик сел?

Из зеркала на Марию Ивановну смотрела элегантная женщина, строго и в то же время по-домашнему одетая… с гладкой, нешелушащейся кожей лица, хорошо постриженная… и улыбающаяся по-девичьи радостно и стеснительно.

— Сколько я вам должна? — спросила Мариванна.

— Ерунда! — отмахнулась Марина. — Льняной сарафан — на лето, но давайте сейчас примерим?

«Я сошла с ума! — думала Мария Ивановна, стаскивая через голову твидовый сарафан и натягивая льняной, к которому полагались хлопковые блузки с короткими рукавами. — Меня кружит в каком-то гламурном вихре — косметика, наряды, Семен Алексеевич… Но это так приятно!»

Мария Ивановна, как всякий человек, долгое время считавший копейки, экономивший на каждом шагу, болезненно относилась к тратам и вообще к финансовым вопросам. Для нее деньги были не бумажками, а олицетворением результатов человеческого труда. Относиться легко и безалаберно к труду другого человека — означало для Марии Ивановны унизить этого человека в самой вульгарной форме, пренебречь им и надругаться над часами, днями, годами тяжелого труда. Одно дело принимать в подарок поношенные вещи, и совсем иное — одежду из магазина!

Но последнее время в их необычной семье никакого финансового порядка не просматривалось! Была жестяная коробочка из-под печенья, куда Андрей клал «бомбистские» деньги. Семен Алексеевич, уходя в магазин или аптеку, решительно отказывался брать из жестянки деньги, покупал на свои. Марина безостановочно, каждый день тащила в дом игрушки и одежду Петечке, причем никакой нужды в этих вещах не было — девушка покупала для своего удовольствия, а не по необходимости. А еще гастрономические деликатесы, которые казались Марии Ивановне и Семену Алексеевичу сомнительными, но нравились Андрею. В бухгалтерии их странной семьи царил настоящий хаос! И вдобавок — косметика и одежда, что Марина купила персонально ей, Марии Ивановне! Расплатилась в парикмахерской, оттерев от кассы. Но Мария Ивановна увидела прейскурант на стене… пятьдесят долларов за стрижку??!!

Вновь облаченная в джинсовый сарафан и пеструю блузку — рабочую униформу на сегодня, — Мария Ивановна потребовала от Марины:

— Сколько я вам должна?

— Да бросьте, это подарки…

— Тогда я не могу их принять. Марина, вы умная девушка, неужели не понимаете, что…

— Стоп! Просьба номер один — говорите мне «ты», пожалуйста. Просьба номер два — кратко, потому что Петя сейчас проснется. Сформулируйте не сиюминутные желания, а основную проблему.

Марина не случайно стала руководителем, исполнительным директором туристической фирмы, она умела, схватившись за вершки, выдернуть корешки проблемы.

— Денежная вакханалия! — Мария Ивановна смутно представляла значение слова «вакханалия», но оно точно выражало ее тревоги. — Все тратят непонятно какие деньги! Живем и питаемся, как крезы, а в денежной банке только пополнения! Марина, вы… ты должна взять у меня… хочу расплатиться… не знаю, в состоянии ли…

— Поняла. Сейчас не готова ответить. Согласна — навязываемые подарки сродни дьявольским услугам, не представляешь, чем придется расплачиваться. Не беспокойтесь, раздроблю глыбу вашей проблемы в песок. Мариванна, а то, что Петя все время палец сосет, не повлияет на его развитие и вообще — не опасно?

— Отнюдь. Дам тебе прочитать главу в одной книге. Усиление рефлексов стимулирует эмоциональное развитие, а у младенцев главный рефлекс — сосательный. Хотя в другом труде прославляется хождение на горшок, в смысле — когда ребенок научится проситься — как первое психологически закрепленное осознание требований цивилизации. Но Петечка ненавидит горшок!

— Интересно, обязательно почитаю. Мариванна, а Семен Алексеевич… — в представлении Марины — сушеный мухомор ходячий, — он не слишком… как бы сказать… примитивен…

— Что вы! Потрясающая наблюдательность и острый подмечающий взгляд! Например, вы обращаете внимание, что в кино герои, приходящие в больницу навестить подстреленного партнера или недостреленного врага, накидывают белый халат поверх одежды?

— И правильно.

— Совершенно неправильно! Уже лет двадцать в больницах от родственников-посетителей требуют лишь сменной обуви, в уличной нельзя в палату входить. А белые халаты давно отменены! Только в глупом кино остались! Это наблюдение Семена Алексеевича, его жена часто болела.

— Выходит, Семен Алексеевич не так уж прост.

— Да он! Кладезь мудрости!

— Ага, просто я с ним мало общалась.

***

На следующий день Марина, предварительно выяснив у Андрея, на каких условиях была нанята няня, положила перед Мариванной распечатанный на принтере листок со столбцом цифр и пояснениями:

— Деньги, которые вы получили от сдачи квартиры и одолжили Андрею… ваша зарплата за два месяца… Все правильно? Вычитаем стоимость косметики и одежды, которую я вам купила.

Огорошенная строгой бухгалтерией, не знавшая цен дорогих магазинов, Мария Ивановна не заподозрила подвоха. Марина предусмотрительно сорвала и выкинула ярлычки с сарафанов и блузок, на порядок, в десять раз, уменьшила свои траты. Мариванна не представляла, сколько получали Марина или Андрей (до пожара), и знание не пошло бы ей на пользу. Марина и Андрей, не оторвавшиеся от старой и нищей русской интеллигенции, не единожды видели, какое впечатление производят их мимоходом упомянутые оклады. Похвастаться приятно, но быть вычеркнутыми из своего круга? Бахвальство того не стоит, поэтому лучше помалкивать.

— А парикмахерская! — обрадованная тем, что нашла ошибку в Марининой бухгалтерии, воскликнула Мариванна. — Своими глазами видела: стрижка — пятьдесят долларов! Это же не шутка? Господи, на эти деньги можно полмесяца жить… И еще покраска волос!

— Десять долларов! — быстро ответила Марина. Не говорить же Мариванне, что покраска волос вкупе с краской стоят больше стрижки. — Забыла, голова садовая! — Марина выразительно стукнула себя по лбу. — Вычитаем пятьдесят долларов, плюс десять, итого шестьдесят… Вот получите!

В итоге Мария Ивановна оказалась обладательницей пухлого пакета с иностранной валютой. Совершенно иное предвидела, вечной должницей себя считала! Вспомнила маму, отказывавшую себе во всем, накопившую в сберкассе огромную сумму — восемьсот рублей. Деньги пропали, сгинули в пламени инфляции. А мама, уже больная, твердила: «Маша, у тебя есть средства!» Заблуждение, ставшее для мамы большим успокоением…

На конверт непроизвольно закапали слезы. Его содержимое — это… это…

— Это только деньги, — тихо сказала Марина. — На них можно купить тряпки, но не любовь Пети, Семена Алексеевича, Андрея и мою.

— Понимаю, — всхлипнула Мария Ивановна, — но ничего поделать с собой не могу. Наверное, я корыстная…

— В сравнении со мной, — честно призналась Марина, — вы подготовишка. Я же — закомплексованная бесприданница и краснодипломный выпускник академии капиталистических наук.

— Тебя что-то беспокоит? — вытерев слезы, уловив сарказм, насторожилась Мариванна, извечно настроенная на человеческие горести. — Трудности?

— Исключительно радости. Странно устроена человеческая жизнь. Счастье примитивно. Но чтобы понять и оценить этот примитив, надо сломать все копья, пустить стрелы мимо цели, лечь на амбразуру, погибнуть и снова воскреснуть.

Марина говорила о себе. Но Мария Ивановна отнесла все на собственный счет. Как удивительно мудра, великодушна и прекрасна современная молодежь! Только глупцы трезвонят о растлении нравов!

Мария Ивановна была лишена тактильного общения, не знала, как тело с телом соприкасается — здоровое тело со здоровым телом. Только Семен Алексеевич, захватывающий ее руки, и Петечка, который льнул к ней… А в остальном это был язык, ей неведомый… Но, подчиняясь пробудившимся инстинктам, Мария Ивановна смело обняла Марину, устроила на груди, поглаживая, заворковала:

— Все хорошо, деточка! Спасибо тебе за добрые слова. Ты обязательно будешь счастлива!