Петька извивался и блажил. Мариванна не жаловалась, но держалась из последних сил. Попробуй потаскать семикилограммового карапуза несколько часов. Андрей по себе знал — руки отваливаются, спина болит, каменея. И если сытый чистый ребенок горько плачет и корчится, то с ним действительно что-то случилось.

— Он заболел, — подтвердила его догадку Мария Ивановна. — Кажется, температура. На три минуты засыпает, а потом, как от резкой боли, пробуждается и кричит. Андрей, надо что-то делать.

— Давайте мне его. Тихо, казак! Не вопи, а то прыгать начнем. Мариванна, позвоните Ольге.

— Глубокая ночь…

— Звоните! Она все затеяла, пусть расхлебывает и наравне с нами не спит. Ули-ули, гули-гули, «затих. Набирайте быстро номер.

— Извините за поздний звонок, — сказала в микрофон Мария Ивановна.

Ей что-то ответили, очевидно — грубое. Мариванна покраснела от смущения. Андрей осторожно передал ей спящего Петьку и взял трубку.

— Ольгу к телефону! Быстро!… Кто говорит? Папа римский! Да, Андрей… Оля, Петька заболел… Я тебе покажу «какой Петька»! Врубилась? Симптомы? Орет и вроде температура. Что делать?

— Это, наверное, зубки режутся, — наконец внятно заговорила Ольга. — Вызывайте неотложку.

— Что? — изумился Андрей. — На каждый его зуб по неотложке? И так тридцать два раза?

— Нет, глупый! Врач нужен, чтобы послушал бронхи и легкие, чтобы исключить бронхит или воспаление.

— Диктуй телефон.

Диспетчер «скорой» спросила Андрея, какая у ребенка температура. Градусника в хозяйстве Андрея не имелось. Но здраво рассудил: чем выше температура, тем скорее приедут. Назвал максимальную — сорок один. Врачи «скорой» позвонили в дверь через пятнадцать минут.

Петьку прослушали и заявили, что в бронхах и легких у него чисто. Еще бы грязно было, подумал злой и невыспавшийся Андрей. Мягкий Петькин живот тоже не вызвал опасений. Диагноз Ольги подтвердился — зубы режутся. Врач пытался выяснить про скачки температуры, действительно ли градусник показывал сорок один. Андрей сказал, что градусник разбился, температуру они определяли на глаз. Врач, не иначе как тоже поднятый среди ночи, пробурчал, вставляя Петьке под мышку свой градусник:

— Вы бы, папаша, еще на вкус ориентировались.

Из-за того, что врач постоянно называл его «папаша», Андрей внутренне кипел, но деньги все-таки сунул эскулапу в карман. Пятьсот рублей — за ложный вызов и нормальную Петькину температуру.

Малышу сделали какой-то укол, и он крепко заснул.

Андрей отправился к себе и, вместо здоровых приятных сновидений, в полузабытьи терзался вопросом: зачем человечеству зубы? Почему не отпали в процессе эволюции? Мало того, что режутся с болью, так потом вдобавок, во взрослом возрасте, потей от страха в кресле стоматолога. Нет, зубы — это лишнее. Прожили бы мы, не кусая и не жуя, на легкой пище. У кого нет зубов? Кажется, у птиц. И ничего — летают. Почему люди не летают? Какой-то знакомый вопрос, из школьной программы. Маринка бы ответила. Застонал от воспоминаний о Марине. У нее очень красивые зубы, голливудская улыбка. Была бы беззубой, все равно бы любил…

Телефонный звонок раздался в шесть утра, когда Андрею снилось, как он прокручивает в миксере еду для Маринки, кормит ее, беззубую, с ложечки… и плавится от нежности, и подкатывает эротическое возбуж…

— Андрей! Это Гена. Срочно приезжай, у нас беда.

Отец Гены Панина, Юрий Яковлевич, в студенческие годы строительным отрядам предпочитал шабашки — возведение дачных домиков в Подмосковье. И после института не оставил выгодной подработки. Электротехник по образованию, он отлично освоил строительное дело. Не пропал, когда его НИИ закрылся. Рискнул — организовал строительную фирму. Вначале это было только название — фирма, «офис» находился на их кухне. Гена с двенадцати лет работал на отцовских стройках. Получал немалые для подростка деньги и толково их тратил на модную одежду и электронную аппаратуру. Поступил в строительный институт, подружился с иногородним Андреем Доброкладовым. Летние каникулы оба трудились плотниками. Шабашка спасла Андрея от голода. Стипендии хватало на проездной билет и пять бутылок пива, отец уже болел, мама высылать деньги не могла. Андрей страшно гордился тем, что не сидел у родителей на шее и в конце строительного сезона, осенью, отправлял им немного денег.

В его честолюбивые профессиональные планы не входило посвятить себя строительству деревянных дач, но, когда окончил институт, Юрий Яковлевич соблазнил московской пропиской. А потом и фирма встала на ноги. Грянул строительный бум, они развернулись, потекли деньги, и немалые.

Фирма «Надежный дом» строила под ключ только деревянные дома из бруса или кругляка.

Человеческий фактор, на который любили напирать политики, постарались полностью исключить. Приходил заказчик, с ним обговаривали проект, он ставил подпись на каждой странице компьютерного чертежа, далее в цехе запрограммированные станки вырезали из дерева нужные деревянные детали. На место выезжала бригада. Ленточный фундамент, а далее как в детском конструкторе, — собираем бревнышки по номерам. Выводим стропила, кроем крышу, врезаем окна, двери — дом готов через две недели. Отопление, печи-камины — за отдельную плату. И на стройке только бригадир что-то смыслит в строительстве. Остальные члены бригады — гастарбайтеры, или, как их называли Панины, «чучмеки», по дешевке нанятые голодные мужики из ближнего зарубежья.

Юрий Яковлевич осуществлял общее стратегическое руководство и занимался поставкой материалов. У него были давние, надежно закрепленные методом собутыльничества связи в леспромхозах Архангельской и Вологодской областей. Он отвоевывал у конкурентов площади в Подмосковье, подкупал глав администраций, чтобы возвести свой деревянный городок и выгодно продать. Гена — главный прораб — контролировал работу бригад и всю офисную деятельность, вроде рекламы и окучивания клиентов, заключения договоров. Андрей отвечал за программирование станков, за выход продукции точно заданных параметров. Малейшее нарушение в брикетах «детского конструктора» — и дом поведет, вертикаль нарушится — насмарку материалы, серьезные убытки.

Андрей работал на совесть, то есть неизбежно случавшийся брак был заметен только глазу специалиста, а не заказчика. Периодически у них с Геной случались конфликты, когда дом валился или шел винтом. Но пока в ста процентах была вина Гены, который недосмотрел, а бригадир сплоховал, и фундамент не вывели на чистый ноль. Андрей, неряшливый и безалаберный в быту, к работе относился сверхтребовательно и тщательно. Не семь раз отмерь, а тридцать раз убедись в точности расчетов, прежде чем дать отмашку запускать станки. Халтурно выполнить заказ, допустив ошибки и неточности, для Андрея было так же оскорбительно, как для денди явиться на бал с расстегнутой ширинкой или перепутать чередование «па», танцуя с царицей бала.

***

Пожар. Самое страшное, что могло произойти на производстве деревянных изделий. У них случился пожар. Андрей приехал, когда пожарные проливали головешки на месте былого цеха и офисного здания.

Темнота, мороз, нагромождения обугленных бревен и красные огоньки, бегавшие по большой площади. Картина фантастическая, завораживающе красивая… Для досужих зевак, откуда-то взявшихся в этот час, возможно, и красивая.

Для Андрея, Гены и Юрия Яковлевича, молча наблюдавших за бесполезными действиями пожарных, страшнее вида не придумаешь.

Около них топтался охранник, перепуганный до икоты, рассказывал, как все случилось. Его напарник привел в подсобку девку, выпивали и курили. (Строжайше запрещено курить на всей территории фирмы!) Заснули. От непогашенного окурка и загорелось. Заполыхало, испугались, пытались своими силами справиться, но ни один из огнетушителей не работал. Пока валандались, звонили «01», огонь перекинулся на склад, и пошло гулять…

Подошел командир пожарных расчетов, сказал, что повезло — человеческих жертв нет. Виновник загорания и его пассия удрали. Надо заказывать пожарно-техническую экспертизу, которая не затянется — все ясно, свидетели имеются. Ответом ему было исступленное молчание. Главный пожарный не удивился. Привык к тому, как люди реагируют на пропавшее в огне добро. Всего два варианта: либо обморочно каменеют, либо бьются в истерике. Предпочтительнее, хотя и сложнее, чтобы погорельцы суетились, рыдали и бесновались, тогда вряд ли свалятся наземь, подкошенные внезапным инфарктом или инсультом. Пожарный так и сказал застывшей троице:

— Мужики! Шевелитесь, а то кондратий хватит.

Юрий Яковлевич, не поворачивая головы, с трудом разлепляя губы, спросил сына:

— Когда мы сможем получить страховку?

Гена не отвечал. Андрей толкнул его в бок:

— Слышишь? На сколько мы застрахованы?

— Ни насколько.

— Не понял! — Юрий Яковлевич резко повернулся к Гене. — Что ты сказал?

— Нет у нас страховки… Я не успел… оформить.

До Андрея еще не дошел смысл сказанного, как Юрий Яковлевич с размаху врезал сыну в челюсть. Гена упал на снег, обхватил голову руками и заплакал.

— Вот теперь я за вас спокоен, — сказал главный пожарный и отошел.

Юрий Яковлевич пинал скрюченного и плачущего сына ногами, выкрикивал:

— Сучок! Куда дел деньги? Своей жене на бирюльки? Ты же говорил, что все оформлено! Падла!

— Ну, хватит! Тихо! Спокойно! — Обхватив Юрия Яковлевича за корпус, Андрей оттащил его в сторону. — Ша! Будет! Вон, киношники приехали. Еще не хватало, чтобы вас засняли.

Из микроавтобуса с крупной надписью на боку «Канал 10. Передача „Чрезвычайное положение". Смотрите и узнаете о последних происшествиях» бодро выскакивали молодые ребята и выносили технику.

— Воронье слетелось, — просипел задыхающийся Юрий Яковлевич. — Андрюха! Как он мог? Я ведь жизнь положил! А он! Коту под хвост! Это все его жена, клизма волосатая, прожорливая шлюха!

Родители Гены недолюбливали невестку за то, что внуков она рожать не хотела и тратила огромные суммы на шмотки и украшения. Мать Гены жаловалась Андрею: верная жена не станет покупать сумку за полторы тысячи долларов и костюмчик от «Шанель» за три тысячи зеленых.