— Вы сказали: «Должным образом одеты!» — неожиданно вскрикнула она. — Я уже… вам говорила, что у меня… ничего нет! Я продала..» все… даже мои туфли.

— В таком случае нам надо действовать незамедлительно.

Он вынул из жилетного кармана золотые часы.

Была половина двенадцатого.

Уоррен поднял руку, чтобы привлечь внимание официанта, и тот понял, что от него требуется.

Счет был готов м вмиг оказался на столе.

Уоррен положил на блюдо щедрой рукой чаевые и поднялся.

— Идемте! — энергично произнес он. — Наймем извозчика, в я скажу вам, куда мы направляемся.

Как только Надя встала из-за стола, он понимал, что она все еще размышляет, принять его предложение или убежать, чтобы вновь попытаться привести в исполнение свой приговор, когда никто больше не сможет ей помешать.

Но в ту же минуту, как бы ощутив внутри себя властный голос молодости, приказывающий жить, а не умирать, она одарила Уоррена слабой улыбкой.

Они вышли на улицу и, когда достигли магистрали, идущей вдоль Сены, увидели приближающийся к ним наемный экипаж.

— Отвезите нас на Рю де Риволи, в торговый центр! — велел Уоррен.

Извозчик коснулся кнутовищем полей своей шляпы и, явно проникшись почтением к элегантно одетому господину, ответил:

— Bien, Monsieur!4.

Уоррен сел рядом с Надей, и она спросила:

— Почему мы едем туда?

— Потому что там единственное место, где торгуют в это время ночи, — объяснил Уоррен, — а мне надо купить вам накидку и, возможно, шляпу, прежде чем везти в отель.

Она бросила на него мгновенный взгляд.

— Я собираюсь просить жену управляющего отелем, — сказал Уоррен, — насколько я помню, женщину весьма сведущую, подобрать вам в достаточном количестве одежду, чтобы можно было отправиться в Англию. После этого моя мать обеспечит вас гардеробом взамен того, которого вы лишились во время скитаний на пути в Париж.

— А ваша матушка поверит в это?

— Можете не беспокоиться, поверит. В то же время мы должны сначала придумать убедительную историю для мадам Блан; уверен, она проявит огромное любопытство.

Уоррен хранил молчание, когда экипаж переезжал мост через Сену, и спустя несколько минут они оказались на Рю де Риволи.

В фешенебельной части этой улицы, примыкающей к площади Согласия, все магазины в столь поздний час были, конечно, уже закрыты.

Но Уоррен помнил, что за Лувром, где расположены большие универмаги, вполне достаточно маленьких лавок, открытых допоздна.

Там был и свободный рынок, где можно было купить провизию, а также всякого рода эксцентричные товары, приобретение которых французы не считали пустой тратой денег.

Вскоре экипаж остановился, Уоррен вышел и приказал извозчику ждать.

Затем взял Надю под руку, и они смешались с толпой, только что высыпавшей из ресторанов и театров; здесь также можно было видеть тряпичников, как правило, являвшихся и карманными ворами.

Уоррен вел Надю мимо благодушно настроенных, балагурящих и смеющихся людей, пока не заметил все еще освещенную лавку.

В витрине красовались несколько безвкусных, кричащих платьев и весьма эротичное нижнее белье, а внутри помещения тянулась длинная стоячая вешалка с перекладиной, где висели на плечиках длинные плащи, из тех, что парижанки надевают поверх вечерних платьев, отправляясь на бал.

Уоррен выбрал один, но он показался ему слишком бросающимся в глаза; потом нашел еще один, из темно-синей материи, и приложил к плечам девушки.

Плащ доставал почти до земли, прикрывая ее потертое платье, и Уоррен решил, что этот подойдет.

— Вам предстоит выбрать шляпу. — Он указал на угол прилавка, где были кучей свалены самые разнообразные шляпы: соломенные, бархатные, украшенные перьями или искусственными цветами и просто откровенно вульгарные.

Надя колебалась.

Потом с безошибочным, по мнению Уоррена, вкусом она выбрала скромную, но в то же время не лишенную несомненно парижского шика.

Шляпка была из светлого фетра, явно оставшаяся от коллекции зимнего сезона мод, маленькая и украшенная только большим черным пером, заткнутым за ленту тульи.

Девушка надела эту шляпку и оглянулась на Уоррена, ища одобрения.

— Превосходно! — воскликнул он.

Он заплатил безучастной ко всему, утомленной продавщице, которая то и дело поглядывала на часы, словно подгоняя время закрытия лавки.

Они вернулись к экипажу.

Уоррен назвал адрес отеля извозчику и, когда они тронулись вверх по Рю де Риволи, сказал:

— Теперь вам предстоит сыграть еще одну роль, и мне было бы интересно посмотреть, насколько хорошая вы актриса!

— Вы меня… пугаете!

— Вам в принципе не следует бояться мадам Блан, хотя, должен признаться, в прошлом я находил ее несколько жутковатой.

Надя поняла, что он подшучивает над ней, и попросила:

— Пожалуйста, расскажите мне в двух словах, что я должна буду делать.

— Эта часть истории довольно сложна, — предупредил Уоррен. — Прежде чем выйти из отеля, я сказал управляющему, что утром незамедлительно уеду в Англию. Он должен был сделать все соответствующие распоряжения от моего имени. А я возвращаюсь с очень красивой женщиной, чему у французов может найтись только одно очевидное объяснение.

Он не собирался ждать, что скажет на это Надя.

— Мне следовало спросить вас об этом раньше: на каких еще языках вы умеете говорить, кроме английского и французского?

По минутному колебанию девушки он понял, что она раздумывает над ответом.

Было просто странно, до какой степени он способен проникать в ее мысли; видимо, он затронул нечто такое, что она хотела бы сохранить в тайне.

Ему даже не показалось из ряда вон выходящим то обстоятельство, что он так проницателен в отношении нее.

Он скорее всего сознавал, что интуиция говорит ему гораздо больше, чем эта девушка могла бы облечь в слова.

Она нерешительно произнесла:

— Я… я умею говорить… по-венгерски.

— Отлично! Это как раз то, о чем я догадывался, вернее сказать, предполагал, что это может оказаться язык одной из балканских стран, жители которых в большинстве своем до прискорбия невежественны.

Он улыбнулся ей в темноте, царившей внутри экипажа.

— Это согласуется с историей, которую мы будем рассказывать, когда попадем в Англию.

Так что вам по крайней мере в этом отношении не придется менять свои биографические данные.

— Это похоже на события в каком-нибудь романе! — воскликнула Надя.

— Мы должны сделать так, чтобы этот роман походил на действительность.

— Ну хорошо… значит, я венгерка.

— Назовите мне какую-нибудь венгерскую фамилию.

— Ферраш или Кауниц!

— Ферраш годится, — сказал он, — и ваш отец чрезвычайно богатый дворянин.

Надя не проронила ни слова, и Уоррен продолжал:

— Так как он очень богат, вас похитили во время путешествия в Париж и удерживали с целью получения выкупа.

Он произносил каждое слово так, словно наяву видел события, о которых рассказывал.

— Люди, захватившие вас, были абсолютно безжалостны. Они морили вас голодом, стращали вашего отца тем, что вы умрете, если он не заплатит им огромную сумму денег, отобрали вашу одежду, драгоценности, практически все, что у вас было.

— Звучит… ужасающе! — В голосе девушки улавливалась смешинка.

— И вот сегодня, благодаря какой-то счастливой случайности, — сочинял Уоррен, — я обнаружил среди моих писем анонимное сообщение, из которого узнал, где вас найти. Так как тюремщики не допускали возможности вашего спасения, мне удалось выкрасть вас без всяких препятствий с их стороны.

Надя захлопала в ладоши.

— Это совсем как в романах, «которые мама никогда не позволяла мне читать.

— Теперь вы не только сможете прочитать такой роман, но и сами пережить его события, — Заметил Уоррен, — а также сделать его правдоподобным.

— Для мадам Блан?

— Именно! Мы можем рассчитывать, что она не только поверит вам, но и снабдит вас одеждой, в которой вы поедете в Англию и в которой будете выглядеть очень привлекательно, несмотря на все лишения.

— И вы вправду думаете, что она…поверит нам?

— Это зависит от того, насколько хорошо мы сумеем рассказать всю историю!


Спустя несколько часов Уоррен перед сном постоял немного у окна, глядя с высоты на освещенный луной городской пейзаж.

На его губах играла довольная улыбка, которой не было раньше, когда он обозревал тот же вид.

Он уже убедился, рассказывая свою драматическую историю супругам Блан в кабинете управляющего, что Надя не подведет его ни здесь, во Франции, ни позднее, когда они окажутся в Англии.

Она превосходно сыграла роль потрясенной и испуганной юной девушки, внезапно подвергшейся похищению и испытавшей последовавшие за ним ужасы заточения.

Проявляя благоразумие, она старалась говорить как можно меньше, но то и дело разражалась жалобными восклицаниями по поводу перенесенных страданий.

Ее исхудалое лицо с огромными глазами производило такое жалкое впечатление, что Уоррен не сомневался — сердце мадам Блан разрывается от сочувствия.

— Так как я не мог доставить сюда мою кузину в том виде, в каком ее нашел, — объяснял Уоррен, — я купил ей кое-какую одежду а торговом центре на Рю де Риволи. Но ведь вы понимаете, мадам, что ей понадобится совсем другой гардероб для путешествия в Англию.

— Конечно, мне будет совсем не трудно купить одежду, мсье, — заверила его мадам Блан, — но не раньше, чем откроются магазины, а наряд для мадемуазель графини должен быть самым лучшим!

— Да, разумеется, самым что ни на есть лучшим! — согласился Уоррен. — А за деньгами дело не станет.

В этот миг он вспомнил об огромном состоянии, которое унаследует после дяди, заняв его место главы рода, и первый раз в жизни ему было незачем взвешивать в уме стоимость чего-либо, что он собирался купить.

Он дал понять мадам Блан, что отец Нади возместит ему все расходы, поэтому будет неразумно покупать дешевые вещи, которые пришлось бы выбросить по приезде в Англию.