— Ты решила для себя, не так ли? — Миссис Уильяме намеревалась докопаться до истины, хотя бы ради Джесси.

— Я.., ну да.., черт возьми. Тетушка Бет, я не знаю. Порой я ничего не могу сказать. Я сделала свой выбор и пойду до конца, но время от времени.., полагаю, это всего лишь сожаление.

— А если нет, детка? Может быть, сомнение. Возможно, ты на самом деле не хочешь с ним расставаться.

— Хочу.., но.., но я так сильно по нему скучаю. Он — единственный на всем белом свете, кто хорошо знает меня.

Мне так не хватает его, наших разговоров. По всей видимости, я даже не знала Яна как следует, а только думала, что знаю.

Возможно, он все время меня обманывал. Не исключено, что та женщина была любовницей Яна и обвинила его в изнасиловании потому, что рассердилась из-за чего-то другого. Или он ненавидел меня за то, что я платила по счетам, а может быть, именно поэтому оставался моим мужем. Я просто ничего больше ни о чем не знаю. Если не считать того, что я скучаю по Яну. Но вполне возможно, что того, к чему я так стремлюсь, в жизни никогда не существовало.

— Почему бы тебе не узнать его мнение? По-моему, сейчас ему самое время выложить тебе всю правду. Или ты ее и боишься?

— Может быть, ее-то я и не хочу услышать.

— Так и будешь продолжать рвать письма. А что собираешься делать, когда его освободят? Переедешь в другой город и сменишь имя?

Джессика засмеялась над нелепым предположением.

— Возможно, тогда он не захочет со мной разговаривать, — произнесла она неуверенно.

— Не надейся. Джесси, ты понимаешь, что говоришь? Ты утверждаешь, что этот человек никогда тебя не любил, что в тебе не было ничего, что он мог бы любить, кроме возможности оплачивать счета. Разве так?

— Наверное. — Глаза Джессики наполнились печалью. — Какая теперь разница?

— Огромная. Видишь ли, существует различие между уверенностью в том, что тебя любили, и предположением, что тебя использовали. А что, если Ян действительно использовал тебя, но при этом любил? А ты разве нет, Джессика? Так поступает большинство людей, которые любят друг друга, и это не обязательно плохо. Всего лишь часть сделки: удовлетворять потребности друг друга — финансовые, эмоциональные, любые.

— Я никогда не смотрела на это под таким углом. Самое смешное, что я всегда думала, будто я его использую. Ян не боится быть один, а я — да. Я ощущала себя такой потерянной, лишившись родителей. У меня не было никого, кроме Яна. Я могла принять какое угодно решение, добиться всего на свете, гордиться собой.., пока у меня был Ян. Он поддерживал меня, поэтому я могла продолжать обманывать весь мир и себя, будто я — железная. Я использовала его в своих целях, но не подозревала, что Ян догадывается обо всем.

Ей было стыдно признаться.

— Ну и что? У всех свои слабости, нет ничего дурного в том, чтобы пользоваться силой человека, которого любишь.

Пока ты не используешь ее во вред. А что теперь? Ты стала сильнее?

— Сильнее, чем думала.

— И счастлива?

Они добрались до самой сути дела. Джессика секунду помедлила и отрицательно покачала головой:

— Нет. Моя жизнь так.., так пуста, тетушка Бет. Бессмысленна. Иногда я спрашиваю себя, зачем мне жить. Ради чего?

Для себя? Чтобы одеваться каждое утро и переодеваться в шесть вечера? Чтобы поужинать с каким-нибудь бездушным тупицей, от которого дурно пахнет? Чтобы поливать цветы? Для чего я живу? Ради магазина, который мне сейчас безразличен?.. Ну, что?

Тетушка Бет замахала рукой, и она прервалась.

— Не могу это вынести, Джессика. Ты говоришь, как Астрид. А все это — чепуха. У тебя есть все, ради чего стоит жить.

У тебя есть молодость. Посмотри на меня, я по-прежнему радуюсь жизни, а не просто завидую другим. Даже в моем возрасте.

— В таком случае завидую тебе. Я просыпаюсь по утрам и порой задаюсь вопросом: «Зачем?» Остальное время я просто передвигаюсь, как робот. Но что, черт возьми, у меня есть?

— То, чего ты достигла.

— И чего же? Ты имеешь в виду бутик, дом, спортивную машину. Но у меня нет детей, мужа, нет семьи, никого, кто любил бы меня и кого бы могла любить я. Господи, так зачем весь сыр-бор?

— Тогда найди подходящего мужчину, Джессика. Разве ты уже не пыталась?

Глаза тетушки Бет сверкнули, Джессика сквозь слезы рассмеялась и пожала плечами.

— Неужели ты не замечаешь, что творится вокруг? Один хуже другого. — Слезы отметили свой путь по ее щекам. — Они — мерзкие. И.., никто меня не понимает.

На последних словах Джессика закрыла глаза и наклонила голову.

— То же самое говорила и Астрид, а посмотри на нее сейчас. — Тетушка Бет обошла сзади кресло Джессики и ласково погладила ее по голове. — А сейчас прыгает, как школьница, пытаясь быть благоразумной и прекрасно проводя время. Она такая же осторожная, как восход солнца. Однако я рада за нее.

Наконец-то дочь снова счастлива. И ты найдешь свое счастье, моя дорогая. Нужно только подождать.

— Долго? — Джессике вновь казалось, что ей двенадцать лет и она задает трудный вопрос всезнающему взрослому.

— Зависит от тебя.

— Но как? Как? — Джесси повернулась в кресле, чтобы встретиться взглядом с Бетани. — Они такие противные. Молодые считают себя суперменами и норовят уложить тебя в постель, разбрасывают где попало свои вещи и прячут наркотики в твоем доме. С ними ты ощущаешь себя счетчиком на автостоянке.

Опускают десятицентовик и приходят позже.., может быть.., если помнят, где припарковались. От этого я чувствую себя безмолвным ничтожеством. Да и старые ничем не лучше… Но Ян никогда не был.., о черт. Как все утомительно! Люди, которых я знаю, нагоняют на меня скуку, как и те, кого я не знаю.

— Джесси, дорогая, ты меня утомляешь подобной чепухой. Тебе нужна смена обстановки. Это очевидно. Тогда почему бы не уехать из Сан-Франциско на некоторое время? Тебе не приходила в голову подобная мысль?

Джесси горестно кивнула, и тетушка Бет одарила ее взглядом, который она приберегала только для самых испорченных детей.

— Ты не думала о том, чтобы вернуться в Нью-Йорк?

— Нет.., я не знаю. Будет хуже. Может быть, горы, побережье или сельская местность. Что-то в этом роде. Тетушка Бет, я так устала от людей.

Джессика со вздохом откинулась в кресле, вытерла слезы и вытянула ноги. Бетани казалась раздраженной.

— О-о, замолчи. Знаешь, в чем беда, Джессика? Ты испорченная девчонка. У тебя был муж, который носил тебя на руках, и ты чувствовала себя с ним женщиной, любимой женщиной, у тебя был бутик, который нравился вам обоим. Из-за своей собственной глупости у тебя больше нет мужа, ты выжала все, что могла, из магазина, и, может быть, и дом отслужил свое. Так избавься от него. От всего. Начни новую жизнь. Я так и сделала, когда получила развод, а мне было шестьдесят семь. Джессика, если я смогла, то и ты сможешь. Я приехала сюда, купила ранчо, познакомилась с новыми людьми и с тех пор замечательно провожу время. А если через пять лет оно надоест мне, тогда я продам его и займусь чем-нибудь еще, если буду жива. Так как ты собираешься поступить? Пора уже чем-то заняться!

Глаза Бетани сверкали.

— Я подумывала о том, чтобы сбыть с рук магазин, но я не могу продать дом. Половина его принадлежит Яну.

— Тогда почему не сдавать его?

Отличная мысль. Ей она раньше не приходила в голову.

Джессика была слегка удивлена своими собственными словами. Продать магазин? Как же она дошла до такого? Или она все время подспудно обдумывала такую возможность? Слова сами сорвались с языка:

— Мне надо все обдумать.

— Вот отличное место для того, чтобы думать. Я рада, что ты приехала сюда из города.

— И я. Без тебя я была сама не своя. — Джессика подошла к Бетани и обняла ее. Тетушка Бет становилась главной опорой в ее жизни.

— Ты голодна?

— Немножко.

— Отлично. Мы вместе сможем сжечь обед. — Они приготовили гамбургеры и артишоки с голландским соусом, любимым блюдом тетушки Бет, на этот раз ничего не сожгли. Потом просидели за ужином почти до полуночи, обсуждая менее важные темы, чем те, которые затронули сразу после приезда Джессики.

Джессика вытянулась на кровати в полюбившейся розовой комнате и наблюдала за огнем, пылавшим в камине, когда к ней пробрался знакомый кот. Хорошо вернуться сюда. Снова дома. Единственное место, от которого она не уставала.

Когда Джесси поднялась на следующее утро, тетушка Бет уже уехала кататься верхом. На кухне лежала записка с пояснениями, какую лошадь она могла взять, если захочет размяться.

Она достаточно хорошо изучила окрестности в свой предыдущий приезд, поэтому решила отправиться на прогулку.

В начале двенадцатого Джессика выехала на прекрасной гнедой кобыле. Она надела широкополую соломенную шляпу, а в маленькую седельную сумку положила книгу и яблоко. Ей хотелось немного побыть одной. После получаса езды она нашла небольшой ручей и привязала лошадь к ветке дерева. Кобыла, похоже, не возражала, и Джесси, разувшись, отправилась побродить по воде. Она смеялась, напевая себе под нос. Необыкновенное чувство свободы охватило ее. Только тогда Джессика заметила наблюдавшего за ней мужчину. От неожиданности она испугалась. Незнакомец был высок, со вкусом одет в желтовато-коричневый костюм для верховой езды. Заметив ее испуганный взгляд, он смущенно улыбнулся и заговорил с английским акцентом:

— Извините. Я хотел дать знать о своем присутствии раньше, но вы выглядели такой счастливой, жаль было нарушать ваше веселье.

Джессика обрадовалась, что не сняла рубашку.

— Я зашла на чужую территорию?

Она босая стояла в ручье с закатанными рукавами, волосы .были небрежно уложены в пучок на макушке. Ему она казалась видением. Золотоволосой греческой богиней в современном одеянии. Нечасто видишь таких женщин даже здесь, в провинции. Стоящую босиком в ручье на склоне холма. Это настолько напоминало полотна восемнадцатого века, что вызвало у незнакомца желание спуститься и дотронуться до нее. А может, и поцеловать. От этой мысли он снова улыбнулся, наблюдая за ней.